Эдуард Лимонов - Последние дни супермена
— Я тоже хочу стать другом диктатора, — обрадовалась Алис.
— Ox, kid, — сказал папа Супермен покровительственно, — боюсь только, что из-за тебя у меня будут с диктатором неприятности и конфликты. — И Супермен, засмеявшись, пояснил: — Вдруг твоя попка тоже понравится диктатору…
— Fucking dirty,[97] старый член, — торжествующе сказала Алис. И добавила: — Мы, кажется, собирались уделить час-другой приобретению новой одежды, да?
— О, да, the right and honorable леди права, как всегда…
34На следующий день и девчонка и Генрих встали поздно. Собственно, никаких дел в этот день у них не было, но все же, увидав в темноте спальни сошедшиеся на двенадцати стрелки, Генрих расстроился…
— Пора вставать, kid, полдень.
— Да, — согласилась девчонка и быстро вскочила с кровати. — Я уже не сплю, Генри, я думаю, куда бы нам пойти сегодня в новой одежде…
— О-о-о-о! — уважительно протянул Супермен. — Проблема, достойная глубокого размышления, бэби… И что же ты решила?
— Может быть, пойдем в «Ла Куполь»? — нерешительно предложила девчонка. — Там всегда много людей, цветы, fucking ледис энд джентльменс…
— Четыре букета, kid, ты права, всегда четыре букета… и множество бизнес-публики… Fat pigs,[98] как ты их называешь. Когда ты хочешь пойти туда — на ланч или на обед?
— До обеда еще далеко, Генри, еще только двенадцать…
— Тогда пойдем на ланч. — И Генрих, сложившись вдвое, резко вскочил с постели.
— Как солдат, — уважительно прокомментировала трюк Алис и полезла в шкаф. — Вот оно, мое миленькое платьице, мое миленькое пинк-пинк-пинки. — Схватив платье, поднимая высоко колени, девчонка помчалась в ливинг-рум и несколько мгновений спустя начала там довольно повизгивать.
Супермен ухмыльнулся. Та же сцена состоялась вчера, когда они вернулись домой с покупками. Несмотря на настоятельное желание Генриха купить девчонке новую одежду, она все же затащила его в магазин подержанной одежды, потом во второй, потом в третий, где, в конце концов, и выбрала миленькое и смешное тяжелого шелка розовое платье в стиле двадцатых годов, с открытыми плечами, стягивающееся в талии ремешком, черные лаковые туфли на остром каблуке, украшенные розовыми же стекляшками-камнями и черные перчатки до локтя. Генриху купили черный костюм. Тоже в thrift-shop,[99] перед этим он выдержал и успешно отбил атаку Алиски, пытавшейся заставить его приобрести кожаную куртку, усеянную никелированными заклепками. Довода, что куртка эта будет смотреться на Супермене нелепо, что он не тинейджер, Алис не признала, но согласилась с тем, что кожаные куртки настолько распространены, что уважающий себя человек не может носить куртку без страха утерять свою индивидуальность. Уступила. Купили черный костюм и черный галстук. Узкие внизу брюки и узкий галстук. Правда, Генриху самому костюм нравился.
Когда Супермен вошел в ливинг-рум, его уже ожидала там незнакомая ему леди с таинственной улыбкой, прижав ко рту неизвестно откуда взявшийся черный длинный мундштук с серебряным ободочком у рта, попыхивая сигареткой.
— How do you do, sir? Готовы ли вы сопровождать the right and honorable lady в ресторан?
— Убийственно! — изрек, обойдя девчонку, Генрих. — Выглядишь, как героиня романа «Грэйт Гэтсби». Правда, я забыл, как ее зовут. Но ты даже лучше выглядишь. Действительно, девчонкины белые плечики и руки, вся нежная верхняя половина тела, выступающая из розового шелкового лобстерного панциря, выглядела очень трогательно и резко контрастировала с определенной вульгарностью платья. Они, в их двадцатые (впрочем, Супермен не был твердо уверен, что платье, выбранное Алиской, именно принадлежит к двадцатым годам. Может быть, и к пятидесятым) годы кое-что понимали в соблазнений. «Во всяком случае, — подумал Генрих, — их женщины были куда более женственны, чем наши, и их мужчинам наверняка хотелось их девочек больше… Не то что сейчас, — подумал Супермен с осуждением, но вовремя спохватился, что он — передовой сын своего века и, таким образом, не должен возражать против космических нравов своего времени…. — Fuck them, — подумал Супермен, — пусть носят брюки. Но что может быть лучше узкой юбки, туго обтягивающей задик девчонки и соблазнительно уходящих под юбку ног… Может быть, брюки придумали коротконогие и кривоногие?..»
— Нравится? — спросила девчонка, нахально улыбнувшись, уверенная в своих чарах. Или, может быть, в чарах розового шелка.
— Очень, — честно сказал Супермен и захотел тут же потрогать и присвоить красивое, как, впрочем, все без исключения мужчины сделали бы на его месте. Он подошел к Алиске и, о ужас и хамство, он, голый, прижался к девчонке и схватил ее обеими руками за шелковый зад.
— Эй! — закричало дитя, отбиваясь от Супермена и его губ, забродивших по белой шейке леди-девчонки. — Перестань, развратник, перестань сейчас же! Ты меня всю помнешь! И испортишь…
Это «испортишь» внезапно развеселило Супермена.
— Как можно испортить то, что уже испорчено, — зафыркал Генри. — Ты, маленький извращенец, позволяешь fuck себя мужчине, который годится тебе в отцы, еще бы чуть-чуть — и в дедушки! Извращенец!
— Ну, это уж ты загнул, что в дедушки, — захохотала Алис, отглаживая руками и оправляя платье, якобы измятое Суперменом. — Точно, Генри, тебе нужно лечиться, у тебя комплекс возраста. Хочешь, я отведу тебя к доктору, дядя Генри?..
— Заткнись, маленькая щель! — заорал Супермен и побежал в спальню вытащить оттуда свой костюм. — Заткнись!
Все шкафы мадам Боннард были забиты ее старыми вещами и были наглухо закрыты, только один, самый небольшой шкаф с зеркалом, вмещал собственно одежды Супермена…
— Когда ты станешь действительно старым, — услышал Генрих нагловатый вкрадчивый голосочек из ливинг-рум, — ты легко догадаешься об этом… Знаешь как?
— Как? — глупый Супермен проглотил наживку.
— I will leave you![100] — пропела маленькая потаскушка.
— Я брошу тебя первым! — заорал Супермен, выскакивая из спальни, на ходу застегивая свои новые-старые, черные, вчера приобретенные брюки и пытаясь поймать девчонку, может быть, для того, чтобы отшлепать ее по белой английской попке, или, может быть, чтобы просто помять в наказание за наглость.
— Ой, ой, бастард, не бей маленьких! — завизжала Алис-демагог. — Police! Police! Старый извращенец пытался меня изнасиловать. Мсье агент, арестуйте его. Он показал мне член… Да-да, мсье агент, красный член. Распахнул пальто и показал член. — Девчонка приговаривала все это, в то время как настигнувший ее Супермен пытался, свалив ее на кресло, задрать девчонкин шелк и отхлестать непослушницу. Не тут-то было, она вцепилась в подол своего шикарного взрослого платья, и Супермену пришлось ограничиться несколькими шлепками поверх шелковой попки, после чего он отпустил бэд герл и пошел в спальню забрать оставшиеся части ансамбля.
— Вообще-то я думаю, — произнес он философски из спальни, — ни ты, ни я не успеем бросить друг друга. Алис и мистер Супермен в самое ближайшее время предстанут перед суровым, но справедливым судом французских обывателей. Тебя, моя милая девочка, отправят в исправительно-трудовую колонию для малолетних преступниц… а меня…
— Ты же в прошлый раз обещал, что меня посадят в тюрьму, а там старые лесбиянки-преступницы меня научат всяким страшным и занимательным штукам, — жалобно проныла bad girl,[101] входя в спальню, где Супермен впервые за долгие годы надевал на себя белую рубашку…
— Продумав проблему, я решил, что тебя все же отправят в колонию, а не в тюрьму.
— А тебя — в тюрьму? И нас разлучат? — с неподдельным ужасом заорала Алис. Неподдельный ужас сменился веселым смехом, так как девчонка просто не умела, не могла поверить в серьезность преступлений и наказаний. — Хи-хи-хи-хи, мы сможем переписываться. Роман в письмах…
Генрих верил в серьезность преступлений и наказаний в самой жизни и очень хорошо знал о существовании смерти, но он не стал портить девчонке удовольствие от пинки-пинки-пинк нового платья и похода в ресторан «Ла Куполь», где все эти презираемые Алиской и Суперменом толстые свиньи смогут откусить себе языки, подавиться паштетом или фромажем, увидев молоденькую красивенькую Алиску в пинки-пинки-пинк, в перчатках и с мундштуком и рядом ее очаровательного полуседого бой-френда, который очень похож на актера (Генрих решил за ланчем спросить у девчонки, на какого актера он похож).
Генрих промолчал. Оборвал тюремные разговоры. К тому же Генриху и самому хотелось прийти в большой зал ресторана с девчонкой, которая уж никак не выглядела сейчас как его дочка, и пусть все они там, «tout le monde»,[102] как говорят хозяева этой страны, действительно подавятся, лысые или с бородами, в очках или без, пусть завидуют Генриху Супермену, который, они догадываются об этом, после ланча с хихикающей, наклоняющейся к нему, целующей его в ухо, порочно-молодой, неприлично молодой девчонкой поедет, накушавшись вина, ласкать эту девчонку в самых таких ее молодых, недоступных местах, от которых головы их, лысые головы, кружатся… «Fuck you, Father!»
