Николь Келби - Розовый костюм

– Я просто хочу, чтобы все идеи как-то уложились в голове, – пожал плечами мистер Чарльз. – Ведь через неделю нужно показывать ей рисунки.

– Как насчет белого на белом? – предложила Кейт. – Так Хартнелл представил Индию на королевском платье во время коронации Ее Величества. Он изобразил один-единственный цветок лотоса из перламутра, речного жемчуга и искусственных бриллиантов. Это выглядело, как бриллианты и жемчужины в океане бриллиантов.

Мистер Чарльз нахмурился.

– Но как это будет выглядеть на фото? Белое на белом фоне может совсем раствориться или, наоборот, слишком сильно засверкать при многочисленных вспышках.

– Разве вещь не может быть прекрасной сама по себе?

– Разумеется, нет. Именно об этом я и Мейв говорил. Первая леди – это наш идеал.

– Это я понимаю и совершенно с этим согласна, но ведь каждому приятно, когда что-то прекрасное…

– Речь не о каждом, – прервал ее Шуинн. – Речь о супруге Президента. – И, наклонившись над столом, он прибавил несколько бледных веснушек на лбу у нарисованного мистером Чарльзом портрета. – Марта из «Бергдорфа» однажды показала мне один из ее заказов. Эта была целая серия рисунков с образчиками тканей для разнообразных шляп – и каждая явно была тщательно обдумана с тем прицелом, чтобы прежде всего идеально выглядеть на фотографии. Она даже указала, под каким углом ее следует фотографировать в той или иной шляпе. Для такой женщины всегда недостаточно, чтобы вещь была «прекрасной сама по себе».

Шуинн взял из коробки вишню в шоколаде, сунул в рот и, улыбаясь мистеру Чарльзу своей простодушной улыбкой деревенского парнишки, предложил:

– Давай все-таки займемся этим завтра.

– И все-таки она – наш идеал. Не правда ли? – сказал мистер Чарльз.

– Она – наша мечта! – воскликнул Шуинн.

Кейт не была уверена, было ли это ответом на вопрос мистера Чарльза, но Шуинн уже подхватил свой ржавый велосипед, собираясь тащить его вниз по лестнице.

– Всем доброй ночи, – бросил он на прощанье и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Мистер Чарльз продолжал рисовать. Кейт наполнила его чашку остывшим, но еще теплым чаем. Ей хотелось как-нибудь его утешить, но она не находила подходящих слов. Над головой тихо гудели лампы дневного света. Пощелкивал и шипел электронагреватель. Руки Кейт еще хранили слабый запах ткани – запах «Шанель № 5», – но он уже почти испарился.

– Мне тоже, пожалуй, пора, – сказала Кейт. – Я обещала сестре, что сегодня вечером вернусь вовремя. Она все время из-за меня волнуется. Но и сегодня я, конечно, уже опоздала к ужину.

Мистер Чарльз поднял голову, оторвавшись от своего рисунка.

– Так ты подумала насчет собственного магазина?

– Да, конечно…

– Конечно, да?

– По-моему, это совершенно безумная затея.

– Нет. Это разумное деловое предложение. Я предлагаю тебе долю в доходах. К тому же я научу тебя настоящему дизайнерскому мастерству.

Ее наброски блузок лежали на столе рядом с его рисунками.

– А разве я совсем ничего не умею?

– Кое-что умеешь, но недостаточно. У тебя есть замечательные идеи. Я их существенно улучшаю. Но то, что делаю я, требует определенного мастерства.

Подобные разговоры всегда раздражали Кейт, и она не собиралась ему этого позволять.

– Мне кажется, сегодня все мы слишком устали, – сказала она.

Мистер Чарльз потер глаза.

– Но я просто больше не могу оставаться в «Chez Ninon», Китти. Ты не знаешь, каково это: создавать нечто оригинальное и в результате не получать ни признания, ни уважения.

Уж я-то хорошо это знаю! – подумала Кейт, но ничего не ответила. Когда она молча надела пальто, мистер Чарльз напомнил:

– Не забудь сверток. Не каждый день девушка из нашей мастерской получает на свое имя посылку из «Карлайла».

А Кейт о посылке совершенно позабыла.

Глава 10

Всего лишь надев новое платье, вы ничего особенного не добьетесь; куда важнее то, какую жизнь вы станете в этом платье вести; а также какова была ваша жизнь до этого; а также чем вы отныне в этом платье будете заниматься.

Кейт решилась открыть присланный из «Карлайла» пакет, лишь дойдя до Центрального парка. Внутри она обнаружила свою шляпку, перчатки и – разумеется! – конверт со счетом из ресторана. Сумма, указанная в нем, была поистине шокирующей. Хотя был уже поздний вечер да к тому же суббота, Кейт все же повернула к «Карлайлу». Она шла и думала: может быть, если она объяснит, что совершила ошибку, все еще можно будет как-то исправить, как-то отработать эту невероятную сумму. Она, например, могла бы что-то сшить, починить или заштопать.

Но стоило свернуть на Мэдисон-авеню, она снова резко повернула назад. Нет, она ни за что не сможет туда войти. Элегантный отель на углу 76-й улицы казался ей каким-то «чересчур истсайдским». К нему один за другим подъезжали лимузины, в которые садились изящные дамы в мехах. Но больше всего Кейт боялась вновь предстать перед швейцаром, у которого напрочь отсутствует чувство юмора. Ей совсем не хотелось, чтобы он снова с удовольствием ткнул ее носом туда, где находится вход для обслуживающего персонала. Зайду в другой раз, решила она. Мэгги и так придет в ярость.

Когда Кейт добралась до дому, окна в квартире сестры были темны, несмотря на субботний вечер. Видимо, Большой Майк работает в ночную смену, догадалась Кейт. Со стола все, естественно, было убрано; грязные тарелки стопкой сложены в раковину. На кухне пахло мясным хлебом и кофе. У Мэгги всегда получался на редкость невкусный мясной хлеб. Вечно она перебарщивала с овсяной мукой. В общем, Кейт даже обрадовалась, что пропустила ужин. Хотя опоздала она не так уж сильно: чайник был еще теплый.

В глубине квартиры, в комнате Мэгги, горел свет. Кейт сняла туфли, чтобы не пачкать ковер – все-таки бежевый так непрактичен для напольного ковра! – и осторожно прошла мимо через гостиную с плетеной «колониальной» мебелью, которая Мэгги Куинн когда-то ужасно нравилась, но теперь она ее прямо-таки возненавидела. Дверь в комнату Маленького Майка была приоткрыта. Кейт заглянула туда и увидела, что мальчик спит. Он все еще был похож на младенца, изображенного на пачках детского питания «Гербер», и Кейт с ужасом подумала, что довольно скоро наступит день, когда ее племянник станет совсем большим, руки и ноги у него вытянутся, плечи станут широкими; он поймет, что на самом деле означает слово «секрет», и начнет собирать собственные секреты, как сейчас собирает камешки, уверенный, что все они драгоценные и их стоит сберечь.

Поцелуй, даже очень осторожный, пожалуй, разбудил бы малыша, и Кейт его целовать не стала. Ничего, через пару дней она поедет с ним в Сити, будет держать за липкую ручонку и чувствовать себя счастливой уже от того, что эта ручонка все еще целиком помещается в ее ладони.

В конце коридора располагалась спальня Мэгги. Кейт увидела, что сестра сидит на полу, скрестив ноги, а вокруг стоит множество продолговатых картонных коробок с надписью «Chez Ninon». Будто девочка играет с маленькими гробиками, подумала Кейт. Кстати, у них в ателье коробки именно так и назывались: «гробики». Одежда от-кутюр слишком деликатна, чтобы вешать ее на плечики; она от этого вытягивается, деформируется, пылится; зато, завернутая в мягкую бумагу и уложенная в такие «гробики», она в полной безопасности.

– Извини меня, пожалуйста, – сказала Кейт, видя, что сестра явно расстроена.

Но Мэгги, не обращая на нее внимания, продолжала выкладывать «гробики» с надписями в хронологическом порядке: «Предвыборная кампания», «Инаугурация», «Белый дом», «Обеды», «Официальные приемы», «Частные вечеринки», «Путешествия», «Прогулки верхом». Кейт даже удивилась, как много всего собралось. Она явно потеряла счет сшитым для Мэгги вещам.

– Мне правда очень жаль, что я опоздала к ужину.

Мэгги продолжала, как маленькая девочка, строить из коробок нечто вроде крепости. Ее поношенное голубое домашнее платье из тонкой ткани было тщательно накрахмалено и отутюжено. И она куталась в старый черный свитер Большого Майка. Вид был такой, словно она плакала. Кейт присела на краешек кровати, глядя, как Мэгги неторопливо перекладывает коробки то так, то сяк. В ее движениях не было, впрочем, ни малейшей нервозности. Вот только каждый раз, когда она брала в руки очередной «гробик», казалось, что ей тяжело держать коробку на весу. Облако растрепанных вьющихся пепельных волос, зеленые, яркие до невозможности глаза – сестра Кейт была красива, даже когда злилась.

– Я тебе там оставила; тарелка в холодильнике, – наконец сказала она.

– Ты сердишься?

– Нет.

– Ты чем-то расстроена?

– Патрик Харрис к нам заходил. Заявился прямо к обеду; сказал, вы вместе собирались поужинать.

У Кейт жарко вспыхнули щеки. Господи, ради того, чтобы с ней поужинать, Патрик отказался от самых выгодных часов работы, когда телефонистки закупают у него провизию на субботний вечер и на воскресенье! Отказался от немалой прибыли и от удовольствия получать комплименты от хорошеньких телефонисток, которые после работы забегают к нему за кровяным пудингом и свиными отбивными!