Питер Мейл - Отель «Пастис»
— Ты вдруг замолчал, Саймон.
— От удивления. Не каждый день мне предлагают маленький отель.
— Тебе видится, как бы это могло бы быть?
Николь, дрожа, слезла с подоконника. От холода, отвлекая от дела, под тонким свитером заломило в сосках.
— Могло бы быть и потеплее. Пойдем выпьем. Я угощаю.
— Уже угостил. Шампанское в доме. Предписание доктора.
С таким врачом, подумал Саймон, не страшно быть самым законченным ипохондриком.
— Николь, это захватывающая идея, — сказал он, морщась от собственных слов. — Черт побери, извини меня. Я выражаюсь точь-в-точь как мои клиенты. Просто мне надо подумать и поподробнее разобраться. Пошли к тебе, ты мне обо всем расскажешь.
Когда они дошли до дома, солнце уже село, оставив лишь розовую полоску зари. Николь разожгла камин и попросила Саймона поискать что-нибудь из лежащих среди книг на полке компакт-дисков — Тина Тёрнер рядом с Моцартом (ему бы понравилось, подумал Саймон), Куперен, Форе, Пиаф, Брамс, Монсеррат Кабалье, Джефф Бек. Поколебавшись между Паваротти и Шопеном, выбрал Кита Джарретта. Первые мягкие ноты Кельнского концерта сопровождались хлопком открываемой бутылки. В комнате было тепло, приятно пахло горящими дровами. Рутланд-гейт, казалось, была где-то далеко.
Николь подала ему бокал.
— Santé.
— За небольшие очаровательные отели.
Они уселись перед огнем, Саймон начал с самых тривиальных вопросов. Николь была основательно подготовлена — знала, сколько квадратных метров в каждом этаже, какая работа уже проделана, какую цену запрашивают. Как она уже ему говорила, первоначально предполагалось переделать здание жандармерии под жилой дом из нескольких небольших квартир. Электропроводка, канализация и водопровод в основном закончены. Бассейн выкопан и облицован. Стройка готова для les finitions — облицовки, застекления, настилки каменных полов, установки арматуры, освещения, разбивки территории — самой интересной части, следующей за отнимающими месяца и миллионы франков важными, но зачастую незаметными подготовительными работами.
— Разреши задать вопрос, на который нет ответа, — сказал Саймон. — Во что обойдется завершение работ?
Николь наклонилась, положив локти на колени, держа бокал обеими ладонями. Сосредоточенно наморщила нос. С зачесанными за уши волосами она выглядела лет на двадцать. Саймон почувствовал, что медленно скатывается от простого любования к чему-то более сложному.
— Во что обойдется рабочая сила, всегда можно подсчитать, — начала она. — Что касается остального, зависит от материала. Одно дело мрамор, другое — камень из местного карьера. По мне, лучше местный материал, очень чистый, не броский. Если взять его, да с приличной мебелью, парой-другой предметов антиквариата… — Она поглядела на потолок, и Саймон залюбовался линией ее шеи. — Самое большее семь — восемь миллионов франков.
— И как долго?
— Не забывай, это Прованс. Лет пять? — засмеялась Николь. — Нет, я шучу. Но нетерпение здесь стоит дорого.
— Можно сделать за полгода?
Николь потерла большим и указательным пальцами.
— Если есть деньги и рабочие, да. Даже здесь.
Саймон продолжал вопросы — архитекторы, разрешения на строительство, лицензия на продажу алкогольных напитков, персонал, шеф-повар. Шеф. Он посмотрел на часы.
— По-моему, пора изучить вопрос о поваре. Где будем ужинать?
Николь сделала вид, что обдумывает предложение. На самом же деле ей хотелось остаться здесь, с этим улыбчивым растрепанным мужчиной, и говорить, не отвлекаясь на обсуждение меню и объяснения с официантами. Ей очень нравилась появившаяся вместе с ним в доме сердечная атмосфера.
— Поблизости есть три-четыре местечка. Но сегодня суббота. Без заказанного столика… Могу попытаться. — Она неуверенно пожала плечами. — Или… у меня есть спагетти и свежий томатный сок. Очень просто приготовить.
Саймон блаженно прищурил глаза и, открыв один глаз, переспросил:
— Свежий томатный соус? И с базиликом?
— Конечно, с базиликом.
— Я буду помогать. На кухне у меня получается. Мою посуду, наливаю в стакан поварихе, не путаюсь в ногах.
Николь засмеялась, вставая с кресла.
— Bon. И открываешь бутылки?
— Не устоит ни одна пробка. Этому я научился еще в бойскаутах.
Он проследовал за ней на кухню, глядя, как она надевает через голову длинный кухонный передник, засучивает рукава свитера, достает с полки бутылку красного вина.
— Voilà, monsieur. «Шато Валь-Жоани». С другой стороны Люберона. — Она протянула бутылку, и Саймон разглядел на тыльной стороне ее руки нежные голубые жилки. Ему нравилось, когда женщины готовят, засучив рукава, чего никогда не делала Кэролайн. — Штопор и стаканы на полке бара.
Превосходная кухня, подумал он, — кухня настоящей хозяйки, с удобно развешанными медными сковородами, с источенными за много лет ножами, с чугунной плитой, с полкой потрепанных поваренных книг, с круглым столом с толстой изрезанной деревянной крышкой. Все при деле, все в образцовом порядке. Наполнив стакан, он подал его Николь, наливавшей в сковородку томатный соус. Наклонился над сковородкой, вдыхая изумительный аромат лета, потом, виновато оглянувшись, быстро макнул палец в соус и аппетитно облизал.
Николь легонько ударила его ложкой по руке.
— Хватит. Лучше поможешь, если сядешь и поговоришь.
Облизывая соус с костяшек пальцев, Саймон отошел к столу. Ему нравилось смотреть, как она двигается, протягивает руку за ножом, рубит, помешивает, вытирает руки о бока, прежде чем взять стакан, — неторопливыми размеренными движениями уверенной в себе поварихи. В туго повязанном переднике, подчеркивавшем стройную талию, она выглядела почти щегольски.
— Расскажи мне о здешних отелях, — попросил он. — Что бывает с ними зимой? Все ли они, как на побережье, закрываются?
Николь поставила на плиту кастрюлю с водой, бросила соли и лаврового листа и взяла стакан.
— На месяц, может быть, на два. С тех пор, когда сезон был только в июле и августе, многое изменилось. Теперь он продолжается с Пасхи до октября. Потом пойдут праздники, такие, как День Всех святых в ноябре, а дальше Рождество и Новый год. В марте начинается весна. — Она отхлебнула вина. — Сезон длится девять месяцев, а среди клиентов не только парижане. Немцы, голландцы, бельгийцы, швейцарцы, англичане — и с каждым годом их приезжает все больше. Хороший отель всегда найдет клиентов, а здесь, вокруг Брассьера, ни одного отеля. Ближайший в Горде. — Поставив стакан, она принялась готовить соус для салата, взбивать масло, уксус, немного горчицы и коричневого сахара, добавив несколько капель свежего лимонного сока. — Говорю тебе, это не какая-то бредовая фантазия.
— Не спорю, — ответил Саймон.
Он уже думал, представлял себе отель, в котором хотел бы остановиться, — небольшой, уютный, простой, с образцовым обслуживанием. Сможет он управлять таким? Скорее всего, нет. Нет терпения и умения вникать в детали. Но Эрнест — дотошный, расторопный, надежный, разбирающийся в блюдах и напитках, непревзойденный аранжировщик цветов, умеющий ладить со всеми, — вот прирожденный управляющий отелем. Если только захочет.
— Интересно, что скажет Эрн?
Николь отломила кусочек хлеба и, макнув в соус для салата, протянула Саймону.
— Почему бы не спросить его?
Он откусил. На подбородок упала капля острого сладковатого соуса. Николь наклонилась и стерла ее уголком передника. Их лица были совсем близко.
— Надеюсь, под томатным соусом ты вкуснее.
Саймон проглотил кусок. Николь отодвинулась к плите, опустила спагетти в кипящую воду, достала из шкафа столовые приборы и салфетки, полила соусом салат и передала ему деревянную миску.
— Перемешай, и будем есть.
Всякий наблюдавший за этой домашней сценой принял бы их за семейную пару, если бы не слишком часто бросаемые друг на друга взгляды да несвойственная привыкшей к совместной жизни паре напряженность при случайном прикосновении. Саймон потрогал вытертый Николь подбородок. Он бы ее поцеловал, если бы не сидел с набитым ртом.
Николь слила воду, добавила оливкового масла и скинула через голову передник. Щеки разрумянились от плиты, и, поправляя волосы, она поморщилась.
— Должно быть, выгляжу ужасно.
Саймон встал отодвинуть перед ней стул.
— Страшно смотреть, — ухмыльнулся он. — Будем надеяться, что повар из тебя приличный.
Спагетти и разговор — вещи несовместимые. Они умолкли, увлеченные едой. Разделавшись кусочком хлеба с остатками соуса, Саймон с подчеркнутой тщательностью вытер рот.
— Вот тебе, — похвастался он. — Подбородок чист. Ни пятнышка.
Николь, улыбаясь, покачала головой.
— По-моему, вытер о свою рубашку.
Встав из-за стола, взяла тряпку и тазик с водой. Саймон опустил глаза и увидел расплывшиеся на голубой поплиновой рубашке темные маслянистые пятна.
