Питер Мейл - Отель «Пастис»

Зиглер позвал секретаршу.

— Убрать отсюда, ясно? Здесь, черт возьми, не склад!

— Извините, мистер Зиглер. Лично вам.

— Чушь какая-то.

Зиглер встал и принялся разрезать ножом для бумаг плотную упаковочную ленту. Потом открыл верх. Коробка была набита банками, тюбиками и пакетами, украшенными красной звездой — фирменным знаком «Паркер фудс». Внутрь вложен конверт. Зиглер открыл и достал из него единственный листок.

— Ай да сукин сын! — Зиглер хлопнул бумагой об стол перед носом Саймона и, ухмыляясь, толкнул его под локоть. — Вот так сукин сын!

Саймон взглянул на письмо. Озаглавлено: «Из канцелярии президента». Содержание: «Поздравления. Хэмптон Паркер».

Когда Саймон поднял глаза, Зиглер — усталости как не бывало, как всегда напористый — торжествующе отдавал приказания отделу по связям с общественностью об организации пресс-конференции. В этот момент и Саймону, вместо смешанного с разочарованием чувства наскучившего удовлетворения, нужно было бы ощутить радостное возбуждение. В конечном счете пришлось в очередной раз пожать руку, которая держала кучу денег.

Бросив трубку, Зиглер через бескрайнее полированное пространство стола поглядел на Саймона.

— Триста, черт побери, миллионов. Как минимум!

— Пока перебьемся, — улыбнулся Саймон. — Поздравляю, Боб.

— Когда это выплывет наружу, из окон «М энд Р» станут выкидывать трупы. — Зиглер, видимо, с удовольствием думал о немедленных массовых увольнениях, которые неизбежно следуют за потерей крупного заказа. — Теперь они уязвимы. Надо посмотреть список из клиентов, нельзя ли урвать что-нибудь еще, — закончил он, делая пометку в блокноте.

Саймон поднялся.

— Ладно, не плясать же мне с тобой весь день от радости. Надо узнать, не поздно ли еще попасть на рейс в час сорок пять.

Саймон знал, что Зиглер будет в восторге. Еще бы — сам будет проводить пресс-конференцию. Саймон еще не дошел до двери, а Зиглер снова сидел на телефоне.

— Новости? Да еще, черт возьми, какие! Слушай, что скажу…

Саймон поднялся на борт рейса 004 «Бритиш эйруэйз» последним. Когда он двигался по проходу, пассажиры подняли головы, но, увидев, что перед ними еще один усталый пассажир в темном костюме, а не знаменитость и даже не экс-президент, снова уткнулись в содержимое своих портфелей. «Конкорд» с грузом кочующих, словно цыгане, бизнесменов оторвался от земли и повернул в сторону Атлантики.

Саймон нехотя взялся разбирать кучу факсов, но тут же отказался от этого занятия ради бокала шампанского. Глядя в стратосферу, думал о невероятно успешной поездке, о самой выгодной сделке за многие годы. В Сити будут заискивать, акции поднимутся, сам он еще больше разбогатеет. Зевнув, взял еще один предложенный стюардессой бокал шампанского. Мелькнула мысль о пустой безликой квартире на Рутланд-гейт. Подумал о том, что еще несколько лет придется работать с Зиглером, пока один из них в конце концов не съест другого. Вспомнил об ожидающих его в Лондоне делах и стал размышлять о рекламном деле.

Долгое время он с готовностью отстаивал свое занятие, слыша презрительные реплики сверстников, занятых в банковском деле, юриспруденции, журналистике. Высокомерно улыбаясь, они выражали удивление, как это можно находить интерес в рекламе туалетной бумаги или пива. Его удивляло их едва скрываемое отвращение к «эдмену», как его, презрительно скривив губы, называли. Правда, губы растягивались в улыбку, когда от него требовалось одолжение, вроде билетов в «Сентер Корт».

Ладно, черт с ними. Они вызывали раздражение, но не имели для него значения, и теперь Саймону было на них наплевать. Все более постылой становилась и сама работа, надоедали перепалки по пустякам в конторе, невыносимо скучные совещания и больше всего непрестанное заискивание перед клиентами. Все, от главы фирмы до последнего коммивояжера, требовали постоянного внимания, нескончаемых обсуждений, частых угощений — словом, выполнения скучного утомительного ритуала, называемого «обслуживанием» клиента. И этому не было конца.

Саймон задремал. Когда проснулся, за окном было темно, самолет шел на посадку. Командир профессионально бодрым голосом сообщал пассажирам, что в Лондоне дождь.

Когда Саймон прошел таможенный досмотр, было почти одиннадцать и зал для прибывающих заполнили уборщики, двигающиеся подчеркнуто медленно, как и подобает занятым на сверхурочных.

— Добро пожаловать в Хитроу, дорогой. Разве он не прекрасен в такое время?

— Не узнал тебя в шляпе, Эрн, — засмеялся Саймон. — Как дела?

— Рассекаю грудью воду, как резвящийся дельфин. Увидишь, когда выйдем наружу. Начался сезон тропических дождей.

Сидя за баранкой мчавшегося под проливным дождем к центру Лондона большого «мерседеса», Эрнест излагал Саймону собственную версию (результат ежедневных визитов к Лиз) событий, произошедших в агентстве за последние дни. Джордан и творческий директор, Дэвид Фрай, не разговаривают друг с другом. «Резиновые короли» пока не приняли решения относительно заказа на рекламу. В печати проскочило сообщение о возможном уходе кого-то из высокопоставленных сотрудников, а Лиз стала гулять с подозрительным молодым человеком с серьгой в ухе, разъезжающим на гоночных машинах. Кроме того, когда будет время, надо посмотреть несколько квартир, а на кухне на Рутланд-гейт ждет жаркое из говядины, которое надо только разогреть.

— Как Нью-Йорк? Наш мистер Зиглер, как всегда, скромен и обаятелен?

— Дело мы провернули, — ответил Саймон. — Так что он очень доволен собой. Страшно обрадуешься, узнав, что он стал носить красные подтяжки.

Эрнест презрительно фыркнул. Они с Зиглером невзлюбили друг друга с первого взгляда.

— Надеюсь, и ремень. Воображаю, как будет выглядеть этот тип, если у него свалятся штаны.

Свернув на Рутланд-гейт, машина встала у дома.

— Вот мы и дома, — пропел Эрнест. — Какой есть. Не беда. У дома на Уилтон-кресент хорошие перспективы.

Саймон вошел в дом. Бросив вещи в прихожей, проследовал в гостиную, морщась от спертого воздуха, пахнущего центральным отоплением и разогретым ковром. Запах гостиничного номера. Порывшись в компакт-дисках, отыскал «Концерт у моря» Эрролла Гарнера, налил виски, закурил сигару, оттягивая время, когда придется заняться оставленной Лиз папкой с бумагами. Порой ему казалось, что в один прекрасный день он будет погребен под горой памятных записок, отчетов о контактах, планов, финансовых расчетов, кадровых оценок и массы другой подобной жвачки. Он со вздохом раскрыл папку.

Наткнулся на вырезку из рекламного журнала «Кампейн». В рубрике «Горячая линия», вместилище наименее правдоподобных слухов недели, помещена заметка, в которой намекалось, что группа ведущих сотрудников намеревается покинуть агентство, прихватив с собой «важные» заказы. Имена не упоминались, и сообщение ничем не подтверждалось. Чтобы создать видимость правдоподобия, добавлена избитая фраза: «Получить комментарии высокого руководства не представилось возможным». Интересно, подумал Саймон, много ли усилий ушло у репортера на то, чтобы связаться с высоким руководством.

Он разбирал бумаги, делая пометки, кому позвонить завтра утром, пока не наткнулся на конверт, по которому будто пробежал паук с вымазанными в чернилах лапами. Поморщился, узнав почерк. Очевидно, дядя Уильям снова сидит на мели.

«Мой дорогой мальчик.

Извини, что отрываю от гигантских дел, но по не зависящим от меня обстоятельствам я оказался в отчаянном положении…»

Саймон, вздохнув, покачал головой. Дядюшка Уильям, художник и старый волокита, изредка, но основательно врывался в его жизнь, не упуская случая ущипнуть женскую задницу и получить деньги по необеспеченному чеку. В этих делах он не уступал тем, кто был вдвое моложе, доставляя Саймону уйму неприятностей. С большим трудом, откупаясь от него, Саймону удавалось держать его подальше от Лондона. Даже Эрнест никогда не видел его, а Кэролайн просто не знала о его существовании. Если Саймон и испытывал чувство вины, то оно уравновешивалось мыслью об общественном бедствии, которое последовало бы, вырвись дядюшка Уильям на волю из Норфолка. Саймон поискал в портфеле чековую книжку.

Еще один конверт, на этот раз надписанный неизвестным аккуратным почерком.

«Дорогой Саймон.

Un grand merci за ужин. Надеюсь, в Нью-Йорке не было так ужасно, как ты представлял.

Завтра я покидаю Лондон ради Прованса и, возможно, чуточки солнышка после трех дней пребывания, словно мокрая крыса, под проливным дождем. Как ты терпишь такую погоду?

У меня есть для тебя идея, но мой письменный английский не совсем хорош. Лучше поговорим.

Bisous.

Саймон посмотрел на часы. Час в Лондоне, два во Франции. Позвоню первым делом утром. По крайней мере, приятно поговорим, прежде чем браться за дела. Поднялся и плеснул себе еще немного виски.