Дмитрий Петровский - Роман с автоматом
Он любил делать доклады о современном искусстве и всегда радовался подобным предложениям. Он это любил даже больше, чем читать свои тексты – рассуждать о концепциях, мировоззрениях и энергетических потоках, обрушивающихся на творца из глубин мироздания и перерабатываемых им в атональную музыку, предложения с ломаными грамматическими структурами или абстрактную масляную мазню. Теперь же все это впервые показалось ему странным и лишним: и доклады, и «Берлинская лазурь», и караван, и даже этот безупречный немец-итальянец: в кейсе, огражденная от чужих глаз блестящей кожей и охраняемая хромовыми замочками с цифрами, лежала его записная книжка, а в ней была страничка, перечеркивающая всю эту чушь раз и навсегда.
Думая об этом, он рассеянно согласился на доклад, пожал руку организатору и вышел на осеннюю улицу. Дела были, кажется, сделаны. Оставалось одно маленькое дельце, очень простое и безобидное, но почему-то приводившее его в нерешительность. Он оглянулся, пробежал глазами по углам и окнам домов, пытаясь сориентироваться. Постояв с минуту, неуверенно пошел направо – кажется, там был нужный магазин.
Шарлоттенбург казался тихой провинцией, маленьким сателлитом города. «Болотце», говорил он обычно друзьям, переводя разговор на свою квартиру в центре богемного Восточного Берлина. Тем не менее он не торопясь, нарочито замедляя шаг, шел по улице между уютными довоенными домами, полукруглые арки и барельефы которых отдаленно напоминали ему Петербург. Здесь почти не было кафе, магазинчики были маленькими и безлюдными, и продавцы, наверное, знали всех окрестных жителей по именам. «Мне сорок три года», – подумал он на этот раз спокойно и остановился перед магазином «Technik Computer A&V». В витрине стояли пыльные телефоны, компьютерные мониторы и спутниковые антенны, продавец, молодой крепкий парень с крашеными волосами, сидел за компьютером и напряженно смотрел в экран. Судя по бликам, отбрасываемым на его лицо, картинка на экране быстро двигалась. Играет, подумал писатель и осмотрелся еще раз. На город опустилась приятная прохлада, окна и балконы смотрели на него, словно приглашая войти. Из-за угла вышла девушка в юбке и коричневых колготках, с собакой на поводке. Длинные светлые волосы девушки были собраны в хвостик, глуповатые, словно удивленные глаза смотрели из аккуратных прорезей в матово-солярном загорелом личике. В носу у девушки блестело маленькое колечко. Он посмотрел на приближавшуюся девушку, отметил про себя, что это колечко – невероятная гадость, но почему-то именно из-за этой гадости хочется подойти к ней вплотную, поймать за талию и целовать долго-долго, глубоко втыкая язык в теплый мокрый тоннель между губами. Он еще раз взглянул на девушку и неуверенно толкнул дверь магазина.
Магазинчик огласился резким звоном дверного колокольчика, парень резко ударил по клавише, и мелькание на экране остановилось. Не вставая из-за компьютера, он дернул головой в сторону вошедшего и спросил:
– Чем могу помочь?
– Мне нужен принтер, – сказал писатель, тоскливо оглядывая магазин.
– Принтер… струйный, лазерный, большой, маленький, дешевый, дорогой?.. – Парень говорил быстро и как будто раздраженно.
«Услышал акцент», – подумал писатель.
– Дешевый. Но такой, чтобы быстро печатал. Чтобы в него можно было положить сразу много бумаги и сделать много копий.
– Для копий я посоветую вам купить копировальный аппарат. Делает много копий, и быстро… – Парень посмотрел в непонимающее лицо писателя и рассмеялся, довольный своей шуткой. – Ладно, могу предложить вам вот этот, – он встал из-за стола, прошел между полками и ткнул пальцем в грязно-белый агрегат, – очень удобная машина, довольно быстро печатает, хорошее разрешение, можно использовать как факс и как сканнер. Под USB. У Вас есть USB?
– Что? – писатель снова посмотрел непонимающе.
– USB-порт, – пояснил парень и после паузы, во время которой писатель мучительно искал, что ответить, спросил: – Какой у вас вообще компьютер?
– Пентиум, – ответил писатель, и, увидев, как парень начинает закатывать глаза, поспешно добавил: – кажется, двухсотый.
– Ясно, музейный экспонат. Значит, нужен принтер с LPT. Сейчас посмотрим…
IIОна покупала кремы для солнца, карты, путеводители. Когда мы встречались, она читала мне из этих маленьких книжек о всяких достопримечательностях.
– Все буду рассказывать, – говорила она, – буду ходить с закрытыми глазами. Мы вместе будем все трогать…
Но за день до отъезда, когда уже фактически начался мой отпуск и мне не надо было на работу, мы с ней не встретились. Вместо этого я вышел утром из дома, поднялся вверх по Хоринерш-трассе, пересек аллею Шонхаузер и на той стороне поймал такси. Машина-торт остановилась точно так же, как несколько лет назад, и на этот раз, как всегда, было впечатление маленького чуда: остановка движущегося тела одним движением руки. Но теперь я точно знал куда ехать, знал не только район, но и улицу, и номер дома. Никаких проводов не обрывалось между мной и новым домом, и углубление в район, лежащий за границей моего Берлина, не было чем-то особенным. Было семнадцать евро по счетчику, и был дом в Шарлоттенбурге. Я вспомнил, куда звонить, шестая сверху кнопка в среднем ряду, мне открыли, не спросив имени, и я вошел. Лестница пахла нехоженной чистотой – в этот дом мало входили и мало из него выходили, в нем жили. Почтовых ящиков не было – были, кажется, специальные щели в дверях, в которые бросали письма и газеты, – из щелей шел едва заметный сквознячок, и чем выше я поднимался по лестнице, тем ярче из оставшегося в воздухе еле уловимого запаха пота воскресал почтальон: грузный человек, тяжело осиливающий лестницу и проклинающий старомодный западноберлинский дом. На четвертом этаже я позвонил.
Мне открыли не сразу – за дверью было тихо, потом из глубины квартиры долго двигалось что-то пошаркивающее, живущее слабым, лучинным теплом. Наконец дверь отворилась. Он, кажется, не сразу узнал меня, а я, хоть и сразу понял, что это он, почему-то немного растерялся. Он сделался ниже, много ниже, стал еще холоднее и суше. Но когда он наконец произнес приветливо-бессмысленное «Guten Tag,» я услышал: голос остался тот же.
– Здравствуйте, герр Цайлер! – сказал я и назвался.
После приветствий мы пили кофе в его большой и странной холостяцкой квартире, за тяжелым деревянным столом. Он беззвучно помешивал в чашке, пил, осторожно ставил чашку, почти точно попадая в ее горячий, влажный след на столе.
– Я почти не выхожу из дома, – рассказывал он, – это, наверное, неправильно. Но подниматься каждый раз по лестнице… Уже не хватает сил. Хотя, знаешь, я скоро поеду в Петербург. На твою родину. Одна школа пригласила меня провести там несколько уроков.
Я кивал, отпивая чай из чашки с отбитой ручкой.
– Сними, пожалуйста, очки! – продолжал он. – Я хочу видеть глаза, какие бы они ни были. И расскажи, как ты живешь и что делаешь…
Я снял очки и начал рассказывать. Я рассказал о Пренцлауэр-берг, о моей работе, описал наш ресторан – герр Цайлер никогда не слышал о подобных местах и, кажется, заинтересовался. Он спросил о моей матери, и я рассказал, что знал, хотя ее я тоже очень давно не навещал.
– Ты молодец, – тихо говорил герр Цайлер, – сейчас много здоровых молодых людей сидят у государства на шее, а ты работаешь, хотя уж тебе-то спокойно можно не работать.
– Мне нельзя не работать, – возражал я, – я не окончил школу, я на полулегальном положении.
– Ах, вот оно как! – Он стал задумчив, опустил чашку и начал стучать по ней ногтем. – Ну что ж, каждый выбирает свой путь. Я тоже закончил школу много позже, чем это полагалось. И уверяю тебя, не эти несколько классов гимназии были моей настоящей школой…
– Герр Цайлер, – начал я, и, начав, понял, что отступать уже некуда, – я к вам, собственно, пришел посоветоваться. Скажите… Вы когда-нибудь держали в руках автомат?
– Автомат, – протянул он задумчиво, – автомат… А зачем тебе?
– Видите ли, герр Цайлер… Я помогаю одному человеку переводить текст. О военной технике. Военный текст. И там… Одним словом, там есть место, где называются разные части автомата, по-русски. А я не знаю ни по-русски, ни по-немецки…
– Автомат… – все тянул герр Цайлер, словно не слушая меня, – автомат. Части автомата.
Он медленно поднялся со скрипящего стула. Шаги его прошуршали возле меня полукругом, мягкое движение домашних туфель, как когда он шел открывать мне дверь, только теперь он совсем не шаркал.
– Подожди здесь, – сказал он, – я сейчас приду и объясню.
Он прошагал через длинный коридор куда-то в глубину квартиры, я слушал и думал, что он, судя по оставшемуся в моей памяти расположению комнат и пусто и белесо возвращаемому кафелем эху шагов, пошел на кухню. На кухне он шуршал чем-то, что-то кидал на стол – то ли пачку бумаг, то ли упаковку соли – хлопало легковесно, шуршало сыпуче. И когда он возвращался, то возвращался уже с чем-то, и я знал, что это было. Герр Цайлер вошел в комнату, и я сидел по одну сторону огромного стола, а он стоял по другую, и в руках у него был коробок спичек. Он медленно открыл его, медленно положил на стол, затем так же медленно начал доставать спички и, одну за одной, класть на стол.
