Том Вулф - Я – Шарлотта Симмонс
Эта дурацкая, двусмысленная, тяжелая и напряженная для Эдама ситуация несколько затянулась – и вдруг в один прекрасный день все резко изменилось. Началось с того, что Шарлотта, едва забравшись под одеяло, мгновенно уснула. Эдам констатировал этот факт, как только спустя пару минут лег в постель и обнял ее.
Впервые за полтора месяца девушка спокойно проспала целую ночь. Проснулась она свежей, отдохнувшей, и в ее в последнее время постоянно печальных глазах предательски замелькали искорки хорошего настроения. На следующую ночь все повторилось. Утром Шарлотте впервые захотелось встать и даже, может быть, что-то сделать. Конец бессонницы неоспоримо свидетельствовал, что она начинает выходить из депрессии.
Еще через несколько дней Шарлотта без особого стеснения высказалась в том смысле, что было бы неплохо вернуться к исходному предложению Эдама о распределении спальных мест – он на матрасе, она на кровати, либо наоборот; она объяснила это тем, что теперь ей намного лучше и ночные страхи оставили ее. Эдам, конечно, согласился, но его раздирали внутренние противоречия. С одной стороны, ему было тяжело лишаться пусть и мучительного, но все же удовольствия обнимать Шарлотту, ощущать рядом с собой ее тело. Он уже как-то свыкся с мыслью, что имеет возможность каждую ночь спать с Шарлоттой, пусть и в переносном, метонимическом смысле этого выражения. И в то же время… Эдам не мог не признать, что предложение (или настойчивая просьба?) Шарлотты было вполне здравым: в конце концов, спать вдвоем на узкой кровати ужасно неудобно; а кроме того, изображать из себя нежную добрую нянечку, не получая взамен ни моральной, ни материальной (точнее – физической) компенсации, больше десяти дней подряд было просто невыносимо.
И вот наступил день, когда начался второй семестр, и Шарлотта объявила Эдаму, что решила вернуться в свою комнату в общежитии и воссоединиться наконец со своей одеждой и прочими вещами. В общем, по всему выходило, что им с Эдамом суждено расстаться. Эдам вызвался проводить ее. Они вместе прошли через Малый двор, поднялись на лифте и подошли к двери комнаты на пятом этаже. Шарлотта открыла дверь – та не была заперта – и пригласила Эдама войти. Отказываться он не стал.
С первой секунды парень понял, что главная деталь интерьера комнаты – это грива длинных мелированных волос, которая, казалось, заполняла все пространство. Шикарное зрелище! Какая высокая, стройная девушка! В следующую секунду первое впечатление пришлось подкорректировать… Девушка оказалась скорее… как бы это сказать… тощей, но широкой в кости, а чего стоили ее нос и подбородок… В общем, Эдаму не составило узнать соседку Шарлотты по ее описаниям.
– Привет, Беверли, – сказала Шарлотта. Это было самое холодное и безразличное приветствие, какое Эдам только слышал когда-нибудь в своей жизни. Он даже не представлял, что можно вложить в пару приветственных слов столько ледяного равнодушия, особенно если учесть, что речь шла о соседке, с которой она делила комнату целый семестр и к тому же не виделась как минимум последних десять дней. Шарлотта же коротко сказала тем же самым холодным тоном: – Познакомься, это Эдам. – Затем, по-прежнему не отводя глаз от Беверли, ровным голосом добавила: – Познакомься, Эдам, это моя соседка Беверли.
Эдам постарался выдавить из себя как можно более широкую улыбку и сказал:
– Привет. Рад познакомиться.
В ответ Беверли улыбнулась. Такой улыбки Эдам тоже за всю жизнь не видел: ощущение было, как будто на него вылили ведро ледяной воды. Уголки ее губ с каждой стороны растянулись примерно миллиметров на десять, но больше ни одна мимическая мышца не была задействована в этом процессе. Успев за полсекунды оценивающим взглядом охватить Эдама с головы до ног и обратно, она решила для себя: «С этим все ясно», – и вторую половину секунды посвятила Шарлотте.
– Значит… возвращение блудной соседки, – сказала Беверли. «Забавно», – говорило выражение ее лица. – А я было уже подумала, что ты вернулась к себе в Северную Каролину. Но потом я пару раз видела тебя в кампусе во время экзаменов и решила, что ты, значит, «зависла» у кого-нибудь в конце аллеи Лэддинг или еще где-то.
Шарлотта покраснела до корней волос. Некоторое время она молчала, и Эдам испугался, что сейчас она опять разревется. Пауза в оживленной беседе затянулась до тех пор, пока Шарлотта не проговорила:
– Я жила у Эдама.
– О, – коротко сказала Беверли. В ее голосе прозвучала le chant juste [40] сарказма и притворного удивления. Она еще раз окинула Эдама оценивающим взглядом и вынесла окончательный, не подлежащий обжалованию приговор: «ЛИЧНОСТЬ, НЕ ЗАСЛУЖИВАЮЩАЯ ВНИМАНИЯ». Взгляд ее был настолько красноречив, что оглашать эту формулировку вслух уже не имело смысла. Эдам почувствовал обиду и неприязнь к этой девице, позволившей так бесцеремонно и цинично выразить свое презрение к человеку, только что переступившему порог ее комнаты.
Вскоре Эдам собрался уходить, и в дверях Шарлотта обняла его на прощание – конечно, это были не те объятия, к которым он привык и о которых, по всей видимости, предстояло забыть, по крайней мере на время: она больше не обхватывала его обеими руками и не клала голову ему на грудь. В общем, это был просто знак вежливости или дружеского расположения, но не более того. Она чмокнула его в щеку, но так легко, что Эдам едва заметил прикосновение ее губ к своей коже. Что ж, и поцелуй был лишь все тем же знаком вежливости. Потом Шарлотта шепотом сказала:
– Позвонишь мне? Или нет, лучше я тебе? В общем, созвонимся, договорились?
Едва за Эдамом сомкнулись дверцы лифта, как он стал мысленно взвешивать все плюсы и минусы произошедшего и, против ожидания, пришел к выводу, что итоговый результат можно считать положительным. Конечно, прощальное объятие и поцелуй Шарлотты никак нельзя было назвать пылкими… но и чего можно ожидать после того, как ее попыталась смешать с грязью эта снобистская стерва… ну и стерва! Настоящая сука! Эдам вспомнил, как соседка дважды оглядела его и даже не заговорила, но при этом моментально сделала вывод, что он – «ЛИЧНОСТЬ, НЕ ЗАСЛУЖИВАЮЩАЯ ВНИМАНИЯ». «Ну ясно, я же не одет в бледно-розовую рубашечку навыпуск и в бесформенные штаны-хаки от «Аберкромби энд Фитч»… ведь это тебе нравится, стерва?… и не веду себя нагло, как эти «братцы» из крутых ассоциаций… не умею так круто и заигрывающе ухмыляться, как эти ублюдки, не смотрю на девушек многозначительным похотливым взглядом, который вполне однозначно заменяет слова «ну что, перепихнемся?»… ведь это тебе нравится, стерва?… университутка… доярка, давалка или как вас там еще называют… подстилка, да, подстилка для жеребцов из Сент-Рея и других конезаводов… ничего, сучка анорексическая, ты еще узнаешь, что бывает за дискриминацию по… по… – оставалось только придумать повод, по которому проявлялась дискриминация со стороны Беверли, но сейчас ему в голову ничего не пришло… Эдам просто кипел от злости… – Ах ты, жердь костлявая, да ты же просто образец серости… серость, убогость и посредственность – вот три оттенка, которыми можно описать всю богатую палитру твоей личности… для тебя чувства и мысли все равно что дорогие сумочки хрен его знает какого там дизайнера, которые ты покупаешь в шикарном магазине… но меня ты не обманешь!.. Я таких, как ты, насквозь вижу!.. то есть даже видеть не хочу… а ты еще меня узнаешь… вот пройдет всего-то лет десять, и ты будешь сидеть на террасе с каким-нибудь клоном нынешнего сент-реевского ублюдка и смотреть «60 минут» с Морли Сейфером… ему, конечно, тогда уже будет лет сто, да и черт с ним… и старина Морли Сейфер будет брать интервью у Эдама Геллина, создателя Новой Матрицы Двадцать Первого Века… да, точно, так передача и будет называться… и ты повернешься к своему клону с титановой головой – очень большой, но очень легкой, потому что пустой… и скажешь: «О, а я ведь его знала, да, мы были хорошо знакомы – он же был бойфрендом моей соседки по общежитию в Дьюпонте»… И понятно, что после встречи с такой снобистской сукой Шарлотта не стала бы демонстрировать ему всю глубину своих… своих… своих чувств к нему. Этого нельзя было ожидать. Но! Как она сказала этой стерве – открыто и просто: «Я жила с Эдамом»… и мне, мол, абсолютно наплевать, что ты об этом узнаешь… сука ты снобистская… да я этим горжусь! Так обстоит дело, и так оно всегда будет! Так что привыкай! А еще она потом прошептала., у него в ушах до сих пор звучал этот ангельский шепот… «Позвонишь мне? Или нет, лучше я тебе? В общем, созвонимся. Договорились?» О да, конечно, договорились… договорились… договорились».
В общем, к тому моменту, как Эдам вышел из Эджертона, пересек Малый двор и вынырнул из туннеля Мерсера, смутные образы и видения… просто кружились и плясали у него в голове. По-видимому, чрезмерно долгое, не получавшее разрядки напряжение в нижней части тела стало сказываться на его нервной системе.
