Елена Колина - Наука о небесных кренделях
Я продолжала просить прощения, тупо твердила «прости меня за все, что я тебе сделала». Считаю, лучше не упираться и попросить прощения, даже если не чувствуешь своей вины, но – тогда тебя должны сразу же простить! А Ирка все не прощала меня! Атмосфера за столом оставалась напряженной, и Илья, заметив, что Иркина обида на меня уже переливается через край и моя обида на противного хомяка, испортившего прием Наших Новых Родственников, переливается через край, посмотрел на меня с выражением «что я тебе говорил, на свете счастья нет» и успокаивающе сказал:
– Девочки, все не так трагично… то есть, конечно, трагично, но не так. Ира не останется в литературе хомяком, потому что сиюминутное женское щебетанье – не литература. В литературе остаются произведения интеллектуально изощренные, с элементами самопознания и самобытной интерпретацией.
Я знаю, что в моих книгах нет интеллектуально изощренной интерпретации самопознания, всего лишь неприхотливость и дружелюбие, что по шкале номинаций и смыслов я не писатель, а хомяк. Но одно дело знать, и совсем другое, когда из бутылки выпускаются злые духи. И зачем обижать Тату, которой нравятся мои книги?
– Простите, Тата, но мы не говорим о книгах… о книгах нельзя. Сейчас будем подавать голубцы, – сказала я, стараясь замаскировать внезапным интересом к голубцам подступающие слезы.
ГолубцыИлья с отсутствующим видом смотрел в свой айфон. Из фейсбука Илья узнает все новости быстрее, чем из средств массовой информации.
– С каждым принятым законом Россия все дальше уходит от Европы, – сказал Илья и сам себе напомнил: – Мы не говорим о политике, мы едим голубцы.
– Зачем нам Европа, у нас особый путь развития, – сказал Никита, ни к кому не обращаясь.
– Особый путь, какой именно? – сказал Илья, ни к кому не обращаясь.
– Кому нравится, чтобы геи в церкви венчались, может валить в свою Европу, – сказал Никита, ни к кому не обращаясь. Злобно попробовал голубцы. – А где мясо?! – закричал Никита. – Мясо где?! На фига мне вегетарианские голубцы?!
Никита орал на Алену, как первобытный человек: «Где мя-ясо?!!» Алена кричала: «Не хочешь, не ешь!»
На лицах Наших Новых Родственников недоумение, испуг, ужас. Они не знают, что Никита и Алена – кричащая семья. Никита внезапно вскипает и орет «Ты!..», затем еще громче «А-а-а!», и когда со стороны кажется, что сейчас он ткнет в Алену вилкой, внезапно, как шарик, сдувается и шипит «Пусс-сечка…». Они не знают, что сейчас Никита кричит на Алену, потому что не может кричать на Илью, – они же не разговаривают.
Никита кричал:
– Я не хочу, не хочу!.. Не хочу итальянских голубцов!
Я прошептала Илье под Никитин крик:
– Ну вот, видишь? А ведь ты обещал вести себя дружески…
– Ага, ты бы и с фашистами дружила, – сказал Илья в полной тишине, нанес меткий точечный удар шпагой, он же сеньор Европы…
– Кажется, меня назвали фашистом? – Никита взвился так, будто Илья обернулся осой и укусил его в язык.
Я закричала:
– Нет! Конечно, нет!
– Конечно, нет, – меланхолически отозвался Илья. – Он не фашист, он сталинский недобиток.
То, что произошло вслед за этими словами, было похоже на блицтурнир сеньора Европы с медведем, как будто Илья делал в сторону медведя изящный выпад, а медведь рычал, отмахивался лапой.
– Да! Я из большинства! Да, я советский человек, ну и что?! Да, мне нравится сильная страна с армией и флотом! А ты, ты… наконец-то показал свою лисью морду – ты за Америку против нас!
Если люди хотят, чтобы иностранцы их поняли, они кричат. Россиянин Никита и европеец Илья кричали, – хотели понять друг друга?
– Конформист, не способный к анализу, недальновидный приспособленец, представитель тупой имперской позиции, – тупица, тупица! Европа тебе не нужна, ты с кем останешься, с Китаем? Будешь младшим братом Китая?
– Нет, старшим! Я – старший брат! – взревел Никита.
Илья попробовал голубцы, благовоспитанно кивнул Алене – «вкусно», и продолжил дискуссию:
– Ты разделяешь выбор власти, поскольку ты чиновник, а мой нравственный выбор независим, я не завишу от государства, в том числе экономически…
– Ага! Не зависит он! Тебе так кажется, независимый ты наш, либерал-европеец! Это пока мы вам позволяем! И что ты имеешь в виду? Свои стрелялки, что ли? Бездарные стрелялки?!
Ох, ну вот, на больное, на личное…
– На моей стороне интеллектуальное и нравственное преимущество, и мне больше не о чем с тобой говорить, – высокомерно сказал Илья и плюнул.
В салфетку, конечно, не в Никиту. Я и представить себе не могла, что хорошо воспитанного Илью можно довести до того, чтобы он плевал в салфетку!
Никита машинально вытащил из голубца маленькую деревянную шпажку, но не воткнул шпажку в Илью, замер с каменным лицом (настоящий мужчина умеет сдерживать эмоции) – и, размахнувшись, швырнул в Илью голубцом.
А я заплакала.
Ирка суетилась вокруг Ильи, пытаясь вытереть ему салфеткой лицо, Илья отстранялся, намекая, что голубец на его лице – знак непримиримого противостояния либералов и консерваторов, я плакала. Я так хотела, чтобы все понравились всем, чтобы Наши Новые Родственники восхитились моими прекрасными друзьями! А мы, как мы показали себя? Мы не говорим о политике, о недвижимости, о книгах. Выпускаем злых духов из бутылки. Скандалим. Называем мои книги «женским щебетаньем». Швыряемся голубцами в томатном соусе. Плачем.
В результате этого неудачного вечера я буду сидеть с Муркиными детьми одна, всегда одна…
Наши Новые Родственники собрались уходить, не дожидаясь чая с Зимним дворцом, – у них вдруг обнаружились срочные дела, о которых они прежде не знали, спасибо за приятный вечер. И тут пришел Андрей.
– Раздевайся скорей, иди к ним… Они бросаются голубцами, – шептала я Андрею в прихожей.
– Родителям Павлика не понравились голубцы? – удивился Андрей.
Надо заметить, что Андрей не лучшее средство сгладить неловкость. Скорее, худшее. Он – естественный человек: когда хочет молчать, молчит, не замечая, что неловкость обтекает его, как волны утес, когда хочет говорить – говорит «кхе-кхе». Мы показали себя Нашим Новым Родственникам во всей красе, а сейчас будет нанесен последний штрих: Андрей мрачно намолчит на прощание.
– …Вот, – сказал Андрей, поставив на стол виски для Ильи, водку для Никиты, красное вино для Хомяка, мартини для Алены, вкусов гостей мы не знаем, но они все равно уже уходят.
…Игорь Юрьевич хлопал Андрея по плечу, приговаривая:
– Все девчонки в классе были в тебя влюблены, а ты, как дурак, не замечал…
Андрей хлопал Игоря Юрьевича по плечу молча. Обнимались, улыбались, вот как счастливо все решилось в одну минуту: мне не придется одной сидеть с Муркиными детьми!
– Мы в одном классе учились, – объяснил Андрей, как будто мы еще не поняли. – Игорь мой друг.
В моем понимании у Андрея нет друзей. Иногда в нашей жизни – ночным звонком «я попал в аварию» или телеграммой «срочно нужны деньги» – возникают люди, о которых я никогда не слышала. Андрей говорит: «Это мой друг». Для меня дружба – это вместе проживать жизнь, а для него дружба – это годами не видеться и по звонку помчаться сквозь ночь.
Воспоминания о двойках и влюбленных девочках разбудили сентиментальность во всех: злые духи спрятались обратно в бутылку, Никита разлил водку (Илье не налил), Илья сам вытер голубец с лица. И я была уверена, что мои прекрасные друзья идут по пути прощения и примирения, но не тут-то было.
«Илья, мне кажется, ты устал», – предположила Ирка, «Никита, домой!» – скомандовала Алена, и не успела я сказать: «Вы что, ребята?!», как они уже стояли в прихожей, старательно делая вид, что не видят друг друга и вежливо прощаются с хозяевами дома.
– Как ты можешь дружить с человеком диаметрально противоположных политических взглядов?… – сказала Андрею Ирка.
Алена кивнула – вот именно, КАК ТЫ МОЖЕШЬ, с человеком диаметрально противоположных взглядов?… Никита и Илья посмотрели на Андрея как на моральный ориентир.
В качестве морального ориентира Андрей сказал «кхе-кхе». Все ждали.
– Я бы не стал ссориться из-за политики, потому что… – сказал Андрей и замолчал (молчал долго, все ждали). -…Потому что я выбрал.
– Выбрал что? Европейские ценности? – подсказала Ирка.
– Он выбрал патриотизм, – ответила Алена.
– Я… кхе-кхе… выбрал человека и дружу с ним… кхе-кхе… – сказал Андрей, воплощение толерантности, либерализма и прочих европейских ценностей.
Мои прекрасные друзья разошлись на лестничной площадке: Ирка с Ильей пошли к себе, вниз, а Никита с Аленой пошли наверх. Вместо того чтобы спуститься вниз и выйти во двор. Не захотели идти вместе с Иркой – Ильей даже до их третьего этажа, а ведь у Никиты одышка.
…Обсудили с Игорем и Татой спорные вопросы, связанные со свадьбой.
По поводу слона.
Андрей сказал Игорю: «Хочешь – корми слона, а лучше отдай эти деньги в детский дом».
