Олег Рой - След ангела
— У меня характер такой, — объясняла Таня одноклассницам, — когда я что-нибудь делаю, я хочу, чтобы никто мне не мешал. Когда готовлю ужин, Марина Сергеевна и на кухню-то не заходит.
«Это надо же! Готовит ужин!» — переглядывались меж собой девчонки.
— Так что мы с Лешей теперь вместе двадцать четыре часа в сутки. За одной партой сидим, в одной постели спим, за одним столом едим и уроки тоже вместе готовим. А что, знаете, как удобно! Половину письменных я делаю, половину он. А потом друг у друга передираем.
Ну это надо же! И никто в классе ничего не замечал! Нет, конечно, все видели, что маленькая эта парочка неразлучна, словно попугайчики. Иногда кто-нибудь обращал внимание, как Таня поправляет Леше воротник рубашки или шарф при выходе из школы. Или кормит его бутербродами из своей сумки. Или что учебник у них на парте всегда один на двоих. Но уж больно они оба маленькие, невзрачные какие-то. Было ли до них дело красавицам и сплетницам одиннадцатого «Б»? И вот, поди ж ты — сбежала из дому. Вместе спят, как взрослые. Мать Лешину из кухни выгоняет…
Последние изменения в жизни парочки произошли совсем недавно. Бойфренд Таниной мамы наконец сделал ей предложение, и тут же они вдвоем решили с Таней помириться. Приехали в гости к Лавриковым с цветами и дорогим подарком — шикарным ноутбуком сине-стального цвета. За столом сидели как три супружеские пары. И все почти подружились. Бывший френд и будущий муж Таниной мамы так пленился своей решительной падчерицей, что тут же предложил ребятам профинансировать свадьбу. Но Таня заявила, что до свадьбы еще далеко. Куда им спешить? У них еще вся жизнь впереди!
Тогда вместо свадьбы будущий отчим подарил им с Лешей две тысячи долларов. И Таня обдуманно распорядилась деньгами, поделив их на три части. Треть отложили на всякий случай, треть досталась Леше, ему давно пора было обгрейдить компьютер, а на оставшееся она купила себе туфли и костюм и сделала прическу.
Вот такая поразительная история. От урока к уроку она обрастала все новыми и новыми подробностями, от девчонок перекатилась к мужской части класса, и здоровенные лбы, вроде Гравитца, Сазонова и Айдарова, с нескрываемым изумлением и завистью глазели на низкорослого болезненного Лешу. Надо же — с девчонкой живет, каждую ночь, наверное, и не по разу этим делом занимается… Как девушка Таня Усольцева никому из них особенно не нравилась, но сам факт…
После уроков все темным кругом собрались вокруг первой парты в правом ряду. Леша заметно конфузился. Но Таня, как настоящая телезвезда, отвечала на все вопросы: кто ходит в магазин, и кто Лехе рубашки гладит (она, разумеется), и не собираются ли они завести киндера? А куда спешить? Надо школу сначала окончить. Ну, может быть, потом, если вступительные экзамены будет в лом сдавать. Вдруг кто-то из стоявших сзади выкрикнул:
— Горько!
Было это ни к селу, ни к городу. Но все вдруг разом страшно развеселились и вразнобой принялись кричать «Горько!». Таня окинула своих одноклассников взглядом, полным сожаления:
— Ну что вы как дети!
Однако ребята не унимались. И тогда она решительно положила руку Леше на плечо, склонила голову набок, притянула его к себе и привычным отработанным движением сладко чмокнула прямо в губы.
— Ну что, довольны теперь?
И опять кто-то сзади крикнул:
— А с вас причитается!
— Точно! Свадьбу зажали! Тащите шампанское! — загалдели ребята. — Леха, беги!
— Не побегу, — с мрачной решительностью буркнул Леша. Парень он был покладистый, но сейчас, видно, и его проняло до печенок.
— Он не побежит, — сказала, как отрезала, Таня.
Тогда Машка Суханова предложила:
— А пусть они на дискотеку его принесут! — В школе ходили упорные слухи про дискотеку перед осенними каникулами, хотя официального объявления о ней еще не было. Тут все хором загалдели, и стало ясно, что Тане придется уступить. Они пошептались с Лешей, и он объявил:
— Заметано! Будет вам и белка, будет и свисток. Будет и шампанское, и кола, и пирожные!
— Ура! Горько! Совет да любовь! Так держать! — все кричали, свистели, хлопали их по плечам, девчонки целовали Таню. Дело кончилось тем, что ребят, прямо на стульях, взгромоздили на плечи и торжественной процессией донесли до раздевалки.
Вот так весело завершился день.
Однажды утром Санек и Тема, как обычно, встретились на углу у обувного, чтобы вместе идти в школу.
— Слушай, Сазон, у меня знаешь, какая новость? — радостно заговорил Белопольский. — У отца друган есть, фанат боев без правил. Ходит на закрытые бои и у нас, и за границей, снимает на камеру, потом фильмы монтирует.
— И чего? — осторожно спросил Санек. Упоминания обо всяких боях казались ему намеками на недавнюю драку с Мишкой Гравитцем.
— А то, что он недавно отцу очередной фильм перезалил. Есть предложение: часам к восьми подваливай ко мне, просмотрим. Идет?
Подобные приглашения были редкостью, Тема звал к себе в гости нечасто.
— Идет, — кивнул Санек.
— И еще Левку позовем — он хотел с отцом встретиться. Говорит, я его соблазнил, теперь тоже подумывает социологией заняться. Но хотел сначала со стариком моим перетереть, узнать, какие перспективы.
— Нет вопросов!
Вечером они по мальчишеской привычке встретились на улице с Левой Залмоксисом и вместе пришли к Белопольским.
Смотреть бои было решено не на Темкином компе, а в гостиной на домашнем кинотеатре. Ребята и Темин отец, Антон Анатольевич, разместились на широком диване и в мягких креслах. Фильм был записан на флешку, которую Тема воткнул прямо в разъем плазменного телевизора — Санька впервые в жизни узнал, что и такое бывает.
Зрелище было кровавым и захватывающим. Стереозвук делал его особенно реальным, рев толпы слышался отовсюду. Звуки ударов, падений, редкие стоны звучали, будто на расстоянии вытянутой руки. Казалось, динамики передают даже тяжелое дыхание бойцов. Короткие сюжеты сменяли один другой. Удары, подножки, броски, захваты… Санек не замечал, как он вздрагивает при каждом ударе. Но и остальные зрители тоже время от времени инстинктивно подергивались или откидывали головы, словно опасаясь, что брызги крови с экрана могут их заляпать.
Полтора часа пролетели как одна минута. Когда экран погас и Артем зажег верхний свет, глаза всех четверых зрителей блестели от возбуждения. Темин папа, казалось, помолодел до возраста сына. Вчетвером они принялись жарко обсуждать увиденное.
Вошла Темина мама, прикатила сервировочный столик, уставленный тарелками с бутербродами, коробками сока, бутылками газировки.
— Приказываю все умять. Чтоб ни крошки не осталось! — грозно сказала она.
Все послушно потянулись за бутербродами. Санька впился зубами в белый хлеб с бужениной, украшенный зеленой веточкой укропа. Вкуснотища! У них дома практически никогда не бывало ни буженины, ни окорока, ни дорогих колбас — очень дорого.
Когда бутерброды исчезли, а сока и воды заметно поубавилось, Лева обратился к Теминому папе:
— Я давно собирался поговорить с вами, Антон Анатольевич. Мне Тема много рассказывал о социологии. И я ему завидую просто черной завистью: он уже серьезные книги читает, вузовские учебники, а я пока как-то не определился с профессией. С математикой у меня дела идут хорошо, а в гуманитарку меня никогда не тянуло. Но вдруг подумал — а почему бы и нет? Наука-то перспективная, хоть и молодая. Ведь при советской власти у нас в стране никакой социологии почти и не было? Или я не прав?
Было видно, что Антону Анатольевичу по нраву завязавшийся разговор. Он отвечал задумчиво, не торопясь, переводя взгляд с одного собеседника на другого.
— Вообще-то социология существовала всегда — столько же лет, сколько существует человеческое общество. Но она много веков оставалась в тени. Это и понятно — представители власти издревле считали, что они по праву рождения наделены высшей мудростью и знанием, что им делать со своей страной и народом. Да, при них всегда были советчики, ученые и мудрецы, но к ним не особенно-то прислушивались… Когда общество стало более демократичным, во многих странах встал вопрос, как же им руководить, на основе каких данных. Во многих — только не в СССР. Здесь считали, что марксизм-ленинизм — это как Библия, все сказано раз и навсегда. Поэтому социология была либо в загоне, либо данные исследований засекречивались, и никто их к жизни не применял. Результат, как говорится, налицо. Сейчас, конечно, многое изменилось. И в политике, и в методологии науки. В эпоху компьютеров появилась возможность обработки обширных баз данных. То, что раньше было догадкой, теперь стало математическим фактом. Или, наоборот, то, что считалось непреложным законом, оказалось сплошной фикцией.
В наши дни к социологии и родственным ей наукам — социальной психологии, социальной антропологии, нейролингвистике — взывает все человечество с просьбой о спасении.
