Борис Карлов - Плагиат (Исповедь ненормального)
Закончили раньше, чем хотелось, — из-за Гусева. Поначалу он играл бойко и уверенно, однако вскоре выдохся, начал повторяться и запинаться. Всплывшие в памяти заготовки, штампы были обмусолены так и сяк в первые четверть часа, а импровизация в чистом виде ему не давалась. То есть, тогда, двадцать лет назад, давалась, а теперь нет. А какая может быть импровизация, если каждый вечер лабать в ресторане одно и то же?
— Ты чего? — сказал Крюк.
— Так, сильно с бодуна, — соврал Гусев, отвернувшись.
Он как будто добился любимой женщины и, неожиданно для себя, оказался в постели с ней несостоятельным. Ужас какой-то. Остаётся или провалиться сквозь землю или лепетать, что устал и голова болит…
— С какого ты бодуна? — Крюк неторопливо забил папироску и прикурил. Случилось что? Кто там у тебя… Родители в порядке?
— Всё нормально.
Гусев вышел из комнаты и заперся в ванной. В голове звенело, пульс стучал в висках. Он подставил голову под струю холодной воды.
То, что невнятно мелькало и рождало некую смутную надежду, вдруг выкристаллизовалось и вспыхнуло.
Он понял, что сделает в ближайшие минуты. Но он ещё не представлял масштаба и последствий своей ослепительной догадки.
Мало никому не покажется, это точно.
Гусев торопливо вытер голову полотенцем, причесался, вошёл в комнату и уверенно сел за клавиши. Прибавил громкость, собрался и вдарил.
Стоя по стойке смирно, танцуя в душе break-dance,Мечтая, что ты генерал, мечтая, что ты экстрасенс,Зная, что ты — воплощенье вековечной мечты,Весь мир — это декорация, и тут появляешься ты!Козлы, козлы!Мои слова не слишком добры но и не слишком злы,Я констатирую фактКозлы!
Слов второго куплета он не помнил, но уже в первом гитара и бас с готовностью подхватили инструментальный запил. Получилось мощно, с хорошим драйвом.
— Что-то новое из «Аквариума»? — поинтересовался Крюк.
— Нет, — спокойно ответил Гусев. — Это я сам.
Крюк переглянулся с Бассом. Тот пожал плечами.
— Да ладно, гонишь.
Гусев презрительно фыркнул, убавил громкость, закурил и стал пиликать одной рукой проигрыш.
— Что, серьёзно?..
Гусев молча сделал жест «зуб даю». Гитара и бас снова переглянулись.
— А ещё куплет? — Крюк прикурил заботливо свёрнутую «пятку» и, состроив предельно деловое лицо, глубоко затянулся. — Слова ещё есть?
— Будут, — спокойно ответил Гусев.
— Круто. Кирюха, скажи, что круто.
— Если не гонит… то круто, — согласился Кирюха.
— Похоже, что не гонит. Слышь, Гусь, у тебя какие-нибудь ещё есть задумки?
Задумки были. Гусев что-то для себя напиликал, потушил сигарету и прибавил громкость. Квартиру заполнило мелодичное регги.
Сестра, здравствуй сестра-аНам не так уж долгоОсталось быть здесь вместеЗдравствуй сестра-а-а…
Песни ещё не написаны, они существуют только в памяти Гусева. Их много, десятки, сотни… Ночные сессии записи с «Аквариумом» и другими группами, магнитофонные записи… «Козлы», кажется, года 93-го. «Сестра» ещё позднее. Мелодия простенькая, комфортная. На ходу вспомнились слова ещё одного куплета или фразы, надёрганные из всех сразу, поэтому на «Сестре» отрывались минут сорок.
В это время до него постепенно начал доходить смысл происходящего. Смутное мелькание прекратилось. Перспектива лёгкой славы нахлынула долгожданной радостью от свершившихся перемен. Состав можно сохранить. Если, конечно, Крюк не будет сильно выпендриваться. Кирюха в любом случае идеально подходит…
Когда закончили, Крюк, смущённо улыбаясь, пробормотал: «Бони-эм какой-то…». Будто его, серьёзного человека, застали за чтением женского детектива. Басс, как человек более универсальный и приспособленный, не скрывал радости. Он заговорил о новой группе, которая будет играть песни Гусева.
— Интересная мысль. Надо подумать. Соберу все наброски, посмотрю, поработаю. Через пару дней соберёмся снова и будет видно.
Крюков и Басс, ошарашенные внезапной переменой, уходили возбуждённые и растерянные. Это была победа. Если в новые меха ему не удалось залить новое молодое вино, он использует силу и крепость старого. То, что хранит его память, дороже любых сокровищ. Если у него не получается талантливая импровизация, он будет сочинять гениальные песни. Для этого вообще не нужно быть музыкантом, а он всё-таки мастер… Ресторанного разлива. Но кто об этом узнает?
7
Весь вечер Гусев провалялся на диване под лампой с тетрадью и карандашом, мучительно вспоминая тексты. С музыкой проблем не возникало, но слова растерялись во время многолетнего пути, словно зерно из дырявого мешка. На дне — сотня-другая зёрнышек. И все, как назло, из разных колосков. Строчка из одной песни, две из другой, полторы из третьей… Нормальная память не может хранить столько ненужной информации. И кто мог знать, что нужной окажется именно эта… Нормальная, нормальная память…
Гусев хлопнул себя по лбу и подскочил с дивана. Схватил телефонный аппарат и накрутил номер Телегина.
— Алло! Теля? Как дела?
Телегин зевнул в трубку и пробормотал:
— Чего орёшь?
— Спишь, что ли?
— Нет. Работаю. Набиваю «Генерального секретаря». Достало, скука страшная, графомания. Раньше казалось интересней. Ты понимаешь, это же всё не по вдохновению было написано, так, надёргано ото всюду, из старых фильмов, из…
Гусев перебил:
— Ну, вообще, как оно, память не подводит?
— Ты что, выпил?
— Нет. Я тебя по делу, между прочим, спрашиваю: память не подводит? Твоя феноменальная память?
— Нормально, вроде.
— «Аквариум» помнишь?
— Какой аквариум…
— Песни, песни!
— А, в этом смысле… Помню, наверное. То есть, аккордов я не знаю.
— Слова, слова!..
— То, что слышал хотя бы раз, должен помнить.
— Слышал, слышал! У тебя весь БГ был на CD… То есть, будет.
— Гусев, тебе чего надо?
— Надо, Теля, позарез надо! У меня тоже свой проект, свой «Генеральный секретарь». Нужны слова песен.
— Ах ты жулик.
— А ты кто?
— Тебе что, весь «Аквариум» нужен?
— Нет, не весь, конечно. Я тебе скажу, что нужно. Пока нужно четырнадцать песен для программы.
— Ну…
— После слов «Я видел, как реки идут на юг / И как боги глядят на восток»…
— «Я видел в небе стальные ветра, / Я зарыл свои стрелы в песок. / И я был бы рад остаться здесь, / Но твои, как всегда, правы, / Так не плачь обо мне, когда я уйду / Стучаться в двери травы», — ответил Телегин без запинки.
— Гениально! Блин, какой смысл! Теля, это я написал, я гений. Теперь эту… «Мне не нужно победы, не нужно венца…» — «Кострома мон амур». Только помедленней. Я же, блин, пишу, записываю!..
8
Через два месяца, в конце апреля, первая программа из четырнадцати песен была готова. Следовало зафиксировать достигнутое на студийной записи и попытаться пристроить группу в Ленинградскую филармонию. Сделать это можно было через Берёзкину, то есть, через её жениха Лужина. На крайний случай была ещё мамаша Телегина, очень влиятельная в партийных кругах дама. В случае легализации группы открывался путь широкой гастрольной деятельности, полуофициальная слава, какие-то небольшие первые деньги. А также толпящиеся у парадной поклонники, провокации, скандальные ругательные статьи в молодёжных изданиях, беседы в КГБ и прочие захватывающие дух составляющие.
Сделать студийную запись удалось через месяц, после того, как Тропилло сам побывал на репетиции и послушал материал. Потом он долго в волнении прохаживался по квартире и сопел. Потом сказал:
— Э, как тебя нахлобучило Гребенщиковым. Честно говоря, круто. Боб, конечно, застрелится. В любом случае, будем писать.
Материал записали за три ночи продолжительностью на три пластинки. Обрезали часть десятиминутных проигрышей. Всё равно оставалось на две, но резать дальше рука не поднималась. Уж очень хорошо играл Крюк, да и все остальные. Даже Гусев вроде как помолодел и загорелся. Басс выдавал чудеса гармонии. За барабанами сидел Петя Трощенков, объяснять которому ничего не приходилось.
Группа называлась «Нирвана». Первый альбом назывался эпатажно, чтобы сразу заметили, — «Козлы». Он включал в себя следующие композиции.
СТОРОНА «А»
1. Жажда
2. Сны О Чём-то Большем
3. Она Может Двигать Собой
4. Танцы На Грани Весны
5. Я Змея
6. Партизаны Полной Луны
7. Аделаида
СТОРОНА «Б»
1. Сестра
2. Альтернатива
3. Козлы
4. Не Стой На Пути У Высоких Чувств
5. Навигатор
6. Пятнадцать Голых Баб
7. Платан
Виктор Гусев — клавиши, вокал.
