Леонид Гартунг - Зори не гаснут
Егоров снисходительно улыбнулся.
— Оттого, что вы два раза произнесли слово «новую», новая больница не появится.
— Я сказал плотникам, чтобы они не начинали разбирать.
Он посмотрел на меня со льдинкой во взгляде.
— А говорите, не натворили? Идите немедленно и скажите, чтобы продолжали работу.
— Но давайте обсудим…
— Нечего переливать из пустого в порожнее. И когда вы научитесь сперва думать, а потом делать? Представления не имеете, что значит — заниматься строительством, а вклиниваетесь не в свое дело. Ну, как вы считаете, во что обойдется новая больница?
— Тысяч в восемьдесят.
— Примерно так. Да и то трудно уложиться. И где вы их думаете взять?
— Ставить вопрос перед райисполкомом.
— Ставили — отказано. В районе строятся две больницы, несколько клубов. Мы не одни. Дальше что?
— Нам нужна не такая больница.
— Вы не сделали никакого открытия. Короче говоря, идите и скажите плотникам…
— Не пойду, — вырвалось у меня.
Егоров оскорбленно вскинул брови.
— Вы слишком много себе позволяете. Какое право вы имеете отменять мои распоряжения? Я сам сейчас…
— Я хочу сперва посоветоваться с Новиковым.
Он зарумянился от возмущения.
— Ваше право, но не думайте, что он так и выложит вам восемьдесят тысяч.
Новикова я застал в гараже. Он внимательно выслушал меня.
— Сегодня, говорите? Да, он не любит, когда вмешиваются. Есть такое решение о ремонте. Да, утверждено. Но решение решением, а жизнь, действительно, подсказывает другое. Что ж, пойдемте, потолкуем.
Когда мы появились у Егорова, он намеренно спокойно предложил нам подождать. Закончил что-то писать, сложил бумагу, сунул ее в конверт, заклеил.
— Итак, я к вашим услугам, — проговорил он полушутливо, принимая позу, показавшую, что он набрался терпения и выслушает нас внимательно, какую бы чепуху мы ни говорили.
Новиков сделал вид, что не замечает этой манерности, заговорил просто, по-дружески:
— Слушай, Максимыч, тут Виктор Петрович предлагает подумать, стоит ли начинать ремонт.
— Мы уже думали, и ты думал.
— Как говорится, семь раз отмерь…
— Денег нет.
— Давай не торопиться. День-два погоды не делают. Может быть, можно так: отпущенные деньги — эти двенадцать тысяч — пустить на строительство новой больницы?
Егоров засмеялся, покачал головой: «Что за наивность».
— Обожди. А остальные расходы возьмет на себя колхоз. На днях я читал в «Правде», один из украинских колхозов, кажется, Полтавской области…
— И я читал. Так то колхоз-миллионер.
— Они построили дворец культуры стоимостью в пятьсот тысяч. Мы замахнемся скромнее — больницу. Для нашего колхоза это вполне посильно. Учти: лес свой, плотники есть, урожай ожидается исключительный.
— А я считаю, лучше синица в руках, чем сокол в небе. Когда-то еще вы раскачаетесь строить? Растянете лет на пять. И останемся мы у разбитого корыта. Новую больницу не построим, и старая окончательно развалится. Посмотрят-посмотрят на нас, мудрецов, да и ликвидируют врачебный участок. Останемся мы с нашей милой Погрызовой. Да и нас, руководителей, за это по головке не погладят. Спросят: «Деньги вам давали, так что же вы, шляпы, их из рук упустили. Горе вы хозяева».
— Почему же ты думаешь, что мы растянем строительство?
— У вас своих забот по горло.
— Вот тут ты не прав, — изменил тон Новиков и заговорил строго и твердо. — Что значит «своих»? Ты что же, считаешь, что строительство больницы колхоза не касается?
— Я-то правильно считаю, — смягчился Егоров. — Как вот Климов считать будет?
— Климов — коммунист. И с ним поговорим, и с членами правления, и с колхозниками. Не думаю, чтобы они стали серьезно возражать.
Егоров нервно мял руки.
— Поговори, желаю удачи.
— Пойми, Максимыч, времена меняются, — продолжал Новиков. — То, что было невозможным года два назад, сегодня уже реальность. Люди иначе смотрят на вещи. А тем, которые смотрят не вперед, а назад, надо будет повернуть голову в нужную сторону.
— Легко говорить.
— Пусть пока плотники идут домой.
— Но с ними договор.
— Я потолкую с ними. В общем, прошу — к ремонту пока не приступай. Остальное беру на себя.
— И ответственность?
Егоров испытующе посмотрел на Новикова. Тот ответил без запальчивости:
— Пусть и ответственность.
На улице Новиков кивнул мне.
— Пойдемте в правление.
Климов выслушал нас со свойственным ему спокойствием. Посидел, разглядывая свои серые, крупные ногти. Чмокнул губами.
— Что ж, дело разумное. Только, не знаю, вытянем ли.
Стал ссылаться на недостаток средств, на загруженность работой плотничьей бригады, на то, что не заготовлен еще лес.
— А лес мы с молодежью заготовим и вывезем, — предложил Новиков.
— Как бы не завязнуть с этим делом, — опять засомневался Климов. — Лес готовить сейчас нельзя. Через болото на колхозную деляну не проедешь, а на госдаче покупать билет — дорого.
— В ноябре-декабре заготовим. Подумай пока, а я как депутат поставлю этот вопрос на сессии сельского Совета.
После этого, в течение нескольких дней, мы беседовали о нашей идее с депутатами, с колхозниками, с комсомольским активом. Олег твердо обнадежил нас:
— Молодежь это дело поддержит.
ОНА УЕХАЛА
Наступил день Надиного отъезда в институт. Мы выходим из села в полдень, чтобы пораньше попасть в Лопатино. Около магазина встречается нам Валетов. Он радостно снимает шляпу.
— Молодому специалисту привет!
— Здравствуйте, — отвечаю я.
— Итак, значит, как говорится, «того»?
— Не понимаю.
— Опять на прямую дорожку? Потянуло к дыханию родного города?
Тут только догадываюсь я, чему он радуется, — в руке у меня Надин чемодан. Валетов решил, что я уезжаю.
— Нет, — смеюсь я. — Вы трагически ошиблись. Я только провожаю.
Он жует губами.
— Тем лучше, я ведь не в обиду. Слегка полюбопытствовал.
Значит, не забыл он нашего разговора в поезде, и сейчас этот разговор продолжается. Он убежден, что останется победителем. Ну, что ж, посмотрим…
С высокого берега реки открываются ровные выкошенные луга, покрытые зеленеющей отавой. С юга угрожающе подымается низкая серая туча. Сырая, твердо утоптанная тропинка извивается между осиновых колков, где в зелени трепещут и горят первые красно-малиновые листья.
Иду рядом с Надей, знаю, что она уедет, и не хочу верить, что это случится. Почему она мне кажется такой близкой, почти родной? Неужели это любовь?
Серая туча, которую мы видели еще из села, вырастает, надвигается на солнце, заслоняет его и глухо грохочет.
— Пойдемте быстрее, — торопит Надя. — Здесь стан недалеко.
Ветер зашумел листьями кустарников, наклоняет их. Остро сверкнула молния, и тотчас же оглушающе затрещал гром.
Мы бежим по лугу, а вокруг уже стучат тяжелые капли дождя. Ветер обжимает спереди тонкое платье девушки, мелькают ее обнаженные колени. Она приостанавливается, одергивает подол и кричит мне сквозь шум ветра и плеск надвигающегося дождя:
— Бегите, бегите!
Едва успеваем укрыться в полевой избушке, как хлынул ливень, закрыл от нас весь мир плотной мутной стеной.
В маленькое оконце ветер швыряет крупные капли дождя. На сыром земляном полу ползает мокрая пчела. Мы сидим на низких нарах, покрытых толстым слоем душистого, свежего сена.
Надя еще улыбается, возбужденная быстрым движением, глубоко дышит. На лбу ее прилипшая прядь волос. На розовой мочке уха темнеет маленькая вмятина от серьги, шею охватило дешевое ожерелье — оно красное, как спелый боярышник. Ясно и близко ощущаю я парной запах чистого девичьего тела, влажного платья, согретого ее теплом. Неодолимо хочется обнять девушку, прильнуть лицом к ее смуглой шее, почувствовать губами ее губы.
— Надя, — окликаю я срывающимся голосом.
Она оборачивается. На лице ее уже нет улыбки.
— А сено у нас еще в рядах, — говорит она встревоженно.
— Что? — силюсь я понять, о чем она.
— Метать сено мы сегодня собирались.
«Она не чувствует того, что чувствую я», — пронзает меня холодная, трезвая мысль.
Мы сидим, слушаем дождь, и, может быть, она думает о том же, о чем и я: «Что нам принесет разлука?»
Затихает гроза. Падают одиночные капли дождя. Мы выходим из избушки. Солнце освободилось из туч и освещает вымытую траву, деревья, блестящую тропинку и смоченные дождем, потемневшие стога сена. Ветер осыпает с кустарников холодные брызги.
Надя сняла белые тапочки, ступает розовыми босыми ногами по мокрой траве и говорит:
— Окончу институт, приеду работать вместе с вами. Возьмете?
— Конечно, — обещаю я. — К тому времени у нас будет новая, хорошо оборудованная больница. Я приеду за тобой на станцию на больничной легковой машине. Приеду с цветами. С огромным букетом. Ты выйдешь из вагона в изящном плаще, вслед за тобою появится молодой человек с красивыми усиками, и ты скажешь: «Виктор Петрович, это мой муж. Познакомьтесь».
