Кристофер Харт - Спаси меня
Вернувшись в комнату, не забираюсь обратно в постель — просто стою рядом со спящей Бет, и в голове бушуют самые сумасбродные идеи. Я искренне верю, что спонтанным импульсам и сумасшедшим идеям всегда лучше подчиняться.
К тому же по одному из нас давно плачет отпуск.
Я быстро одеваюсь и, огромными шагами меряя квартиру, собираю рюкзак: зубная щетка, паста, шампунь, одежда, сигареты, курево, полбутылки джина… Стучусь к Кэт — никто не отзывается, захожу — она, видно, еще не вернулась. Знаете, некоторые девчонки способны устроить настоящую головомойку, если узнают, что ты без спроса копался в их нижнем белье. Но моя домовладелица ничего подобного делать не станет. Во всяком случае, когда узнает все обстоятельства. Набираю охапку лифчиков, трусиков и отправляю их туда же, куда минуту назад бросил травку, джин и зубную пасту. Подбираю самые рваные и потертые джинсы. Из своего шкафчика хватаю две старые рубашки и пару джемперов, сбегаю к машине и сваливаю все барахло в багажник. На столике в коридоре оставляю записку:
«Кэт, уезжаю на пару дней. Позаимствовал твои штанишки и прочее — хочу узнать себя с женской стороны. Объясню позже.
Позвоню. Целую, Дэн».
Бет в глубоком забытьи и вообще не реагирует на внешние раздражители, что упрощает мою задачу, хотя я и начинаю сомневаться — стоило ли сыпать в горячий шоколад столько снотворного? Правда, у нее был такой видок, что меньшее количество могло и не сработать.
Пытаюсь стащить с этой сони одеяло и водрузить ее на ноги, но она только с большим остервенением хватается за него, как утопающий за спасательный круг. В конце концов плюю на все, делаю огромную самокрутку — внутри Бет, снаружи одеяло — и взваливаю сверточек на плечи.
Уже в коридоре замечаю ее босые ноги, высовывающиеся из одеяльного рогалика, — как кстати, чуть про ботинки не забыл. Кладу свою ношу на диван, заглядываю в квартирку Кэт и заимствую пару ботинок и толстые носки. Помимо всего прочего потребуется атлас автодорог, а утащить все это за один присест нет никакой возможности. Так что затыкаю носки за пояс, сую атлас в зубы, крякнув, расшнуровываю ботинки и надеваю их на босые ноги моей спящей красавицы. Холодная обувь явно ей не по душе, бедолага корчится и бормочет что-то спросонья. Наконец закидываю ее себе на плечо и выхожу из квартиры, не забыв захлопнуть ногой дверь.
Кладу Бет на пассажирское сиденье, откатываю его до предела и шлепаюсь рядом. Она все спит. В лифчике, в панталонах, укутана в одеяло по самые плечи, грубые коричневые ботинки надеты на босу ногу. Голова на подголовнике, губа рассечена, левый глаз заплыл, неприбранные спутанные волосы рассыпались вокруг…
Какая прелесть!
Целую ее в щечку, бедняжка мурлычет что-то спросонья и зарывается поглубже в одеяло. Завожу машину — и в путь.
Останавливаюсь в конце улицы и ныряю в магазинчик индуса купить горячего шоколада. К великой моей радости, индус сегодня не слишком разговорчив и, более того, удручен: стоит и помалкивает. Дело в том, что очень ответственный международный матч по крикету «Индия — Пакистан» прошел не совсем так, как он надеялся. «Гнусные пакистанцы, подлые жулики», — бормочет индус, угрюмо поедая перченую лапшу с приправами.
Впрочем, он немного приободряется, когда я выкладываю почти десять фунтов за горячий шоколад, и еще больше оживает, вспомнив о некой статье в свежей газете.
— Вот забавно, — говорит он. — Телевизоры из губки. Что за бред он несет?
Мой собеседник берет из стопочки свежий номер «Дейли мейл». (Индус — большой почитатель популярной прессы консервативного толка.)
— Здесь печатают много хороших статей о семье, — говорит он. — Эти люди из газеты хорошие, они уважают семейные ценности и не любят полумальчиков-полудевочек, как и я. Терпеть их не могу — все вокруг заполонили.
На девятой странице крохотная затейливая статейка — одна из тех коротеньких заметок из-за рубежа, над которыми принято потешаться. Так вот, в ней говорится, что на балтийское побережье, где-то в районе Гданьска, в огромных количествах выносит крохотные телевизоры из пористой резины с очаровательными мордашками (помеси шакала со спаниелем). Эти крохотульки плотно забили прибрежные воды до самого Калининграда. И что же учудили русские? Начали охотиться на эти телевизоры, чуть ли не вырывая их друг у друга из рук, и, движимые неуемной жаждой наживы, стараются наложить свои меховые варежки на последнюю модель западных цифровых телевизоров. И все из-за меня! «Первоначальный замысел неудачно окончившегося трюка принадлежит вундеркинду пиара, молодому сотруднику «Орме, Одсток и Олифант» Дэниелу Своллоу, который с недавнего времени оставил компанию». Вот мерзавцы. Не знаю, что хуже: когда тебя постоянно пинают за обидную промашку или когда на всю страну объявляют «вундеркиндом пиара». Наверное, стоит написать в газету гневное письмо и потребовать опровержения — пусть укажут, что сейчас я работаю в увлекательнейшей сфере интимного обслуживания и не имею никакого отношения к рекламе и связям с общественностью.
— Вот посмотри. — Индус облокачивается на прилавок и тычет пальцем в газету. — Опять твой однофамилец Дэниел Своллоу. Чудеса, да и только!
— Ты совершенно прав, индус.
— И ему тоже пришлось уйти с работы. А ты, между прочим, тоже не на работе. А сегодня уже понедельник.
Я смотрю на него и улыбаюсь.
— Дружище, уж не хочешь ли ты сказать…
Индус покатывается со смеху.
— Ну конечно же, нет, Дэниел Своллоу, мой друг. — И тут же он снова делает серьезное лицо. — Вот посмотри, «пористая резина». Дочка говорит, это губка. Верно?
— Истинно.
Мой собеседник светится от гордости.
— Умница у меня дочурка. Она уже сейчас первая в классе. — Индус заговорщически склоняется к моему уху. — Ты же знаешь великую миссис Тэтчер, защитницу мелких бизнесменов, как я. Так вот, у ее отца тоже был свой магазинчик. — Он выпрямляется. — Жизнь не стоит на месте. Конечно, моя девочка выйдет замуж за хорошего сикхского парня. Только кто может поручиться, что однажды и она не станет премьер-министром этой великой страны?
— Нисколько не сомневаюсь, индус. Нисколечко.
И вот мы едем по Голдхок-роуд, сворачиваем на Чисвик-лейн, оттуда на Грейт-Вест-роуд, а дальше прямо на запад. Как чудесно вырваться на эстакаду и купаться во внезапно нахлынувшем ощущении свободы, когда машина выдает шестьдесят миль в час, а позади быстро тает Лондон. Моя спутница все спит.
Немного погодя я заруливаю на автостанцию: ехать придется долго, неплохо и подзаправиться. Там же покупаю два стаканчика кофе.
Когда мы снова трогаемся, Бет ворочается и открывает глаза, подслеповато щурясь вокруг и пытаясь рассмотреть что-нибудь за окном. Вижу, она хочет сформулировать какой-то вопрос, но ей не слишком-то удается — сказывается действие лекарства.
— Мы на четвертой автостраде, ведущей в Южный Уэльс, — оживленно поясняю я. — Направляемся в Корнуолл. А к берегам Гданьского залива пристало десять тысяч маленьких телевизоров-губок.
Наверное, для начала это слишком. Я ее не виню. Такого никто бы не выдержал. Бет опускает голову на подголовник, потом снова ее поднимает и хрипло, еле ворочая языком, спрашивает:
— Зачем в Корнуолл?
— Тебе надо развеяться. Да и мне отдых не помешает.
Тут она окончательно просыпается и широко открывает глаза.
— Но…
— Выпей кофе, — говорю я, указывая на приборную доску, где дымятся два горячих стаканчика.
— Нет, у меня назначены встречи. Мне надо… Что у нас сегодня?
— Понедельник.
— Господи! Вечером у меня показ, и надо еще выяснить, как дела с прослушиванием для фильма… Мой агент ради него с ног сбился, не могу же я взять и… Просто невероятно.
— Дорогая, мне очень жаль, но тебе все равно пришлось бы отложить планы. — Сам удивляюсь своей непреклонности. — Или ты думаешь, капелька тонального крема скроет такое?
Она откидывает козырек на пассажирском месте и долго глядит на себя в зеркало. Наконец убирает козырек и молча о чем-то думает.
Я наклоняюсь к двери, достаю из кармана мобильный телефон и протягиваю попутчице. Бет понимает намек и начинает набирать номер.
— И все-таки мне непонятно, почему нам надо непременно ехать в Корнуолл. Именно в Корнуолл.
— Там оловянные рудники, — говорю я. — Пирожки, селедка и всякая всячина.
На том конце линии поднимают трубку, и Бет принимается объяснять своему менеджеру или агенту, как там называют этого никчемного горемыку, что прошлой ночью ее избили. Нет, о том, чтобы появиться на работе в таком состоянии, не может быть и речи — как минимум неделю. Сидит в такси, едет в больницу показаться врачу — убедиться, что нет переломов. Слышите шум? (Умная девочка, за словом в карман не полезет.) Никчемный горемыка сочувственно кудахчет и желает любимой клиентке скорейшего выздоровления. Бет дает «отбой».
