Ольга Токарчук - Правек и другие времена
— И пусть не растут, — сказала Мися.
Ночи были теплые, поэтому спали на земле, на взятых из дома стеганых одеялах. Мужчины целыми днями рыли землянки, рубили деревья. Женщины, как и в деревне, готовили, одалживая друг другу соль для картошки.
Божские устроились между большими соснами. И на их ветвях сушили пеленки. Около Божских разместились сестры Маляк. Муж младшей ушел в Армию Крайову. А старшей — в партизаны. Павел с Изыдором построили для женщин землянку.
Совсем не договариваясь между собой, люди разместились в точности так, как жили в Правеке. Даже оставили пустое место между Красным и Херубином. В Правеке там стоит дом Флорентинки.
Как-то в начале сентября в это лесное поселение пришла Колоска со своей дочерью. Было видно, что девочка больна. Она еле волочила ноги. Вся в синяках и с сильной горячкой. Павел Божский, который выполнял в лесу обязанности врача, подошел к ним со своей сумкой, в которой были йод, бинты, таблетки от поноса и сульфамидная присыпка, но Колоска не позволила ему приблизиться к дочери. Она попросила у женщин горячую воду и заварила ею травы. Мися дала им шерстяное одеяло. Похоже было на то, что Колоска хочет остаться с ними, поэтому мужчины смастерили ей домик в земле.
Вечером, когда лес умолкал, все сидели у скудных костерков и прислушивались. Иногда ночь озарялась, словно где-то неподалеку бушевала гроза. Потом они слышали приглушенный лесом низкий, страшный гул.
Случались смельчаки, которые ходили в деревню. За картошкой, дозревающей в огородах, за мукой или просто потому, что не могли вынести жизни в неопределенности. Чаще всего ходила старая Серафиниха, которая уже не боялась за свою жизнь. Иногда с ней шла какая-нибудь из снох, это от одной из них Мися услышала:
— У тебя нет больше дома. Осталась только куча щебня.
Время Злого Человека
С тех пор как люди из Правека сбежали в лес и жили там в выкопанных землянках, Злой Человек не мог найти себе в лесу места. Люди пролезали везде, в каждый перелесок, на каждую полянку. Копали торф, искали грибы и орехи. Отходили в сторонку за наспех сооруженный лагерь, чтобы оправиться прямо на куст земляники или на свежую траву. В более теплые вечера он слышал, как они совокуплялись в кустах. С удивлением он смотрел, какие никудышные они строили укрытия и сколько у них это занимало времени.
Теперь он наблюдал за ними целыми днями, и чем больше на них смотрел, тем больше боялся и ненавидел. Они были шумные и неестественные. Без остановки шевелили своими ртами и выбрасывали из себя звуки, которые не имели никакого смысла, которые не были ни плачем, ни криком, ни урчанием удовольствия. Их речь ничего не означала. Везде они оставляли после себя следы и запахи. Они были бесстыдные и неосторожные. Когда пришли эти ужасные громыхания, а ночью небо окрашивалось красным, они впадали в панику и отчаяние, не знали куда бежать и где укрыться. Он чувствовал их страх. Они воняли, словно крыса, попавшая в ловушку Злого Человека.
Запахи, окружавшие их, раздражали Злого Человека. Правда, среди них были и приятные, хоть и незнакомые: запах жареного мяса, вареной картошки, молока, кожухов и шуб, запах кофе из цикория, пепла и ржаных зернышек. Были также запахи страшные, не животные, чисто людские: мыла, карболки, щелочи, бумаги, оружия, смазки и серы.
Злой Человек встал однажды на краю леса и посмотрел на деревню. Она была пустая, остывшая, как падаль. У некоторых домов были разорены крыши, у некоторых выбиты стекла. В деревне не было ни птиц, ни собак. Ничего. Такой вид понравился Злому Человеку. Раз люди вошли в его лес, Злой Человек вошел в их деревню.
Время Игры
В книжице «Ignis fatuus, или Поучительная игра для одного игрока» описание Третьего Мира начинается так:
Между Землей и Небом существует Восемь Миров. Они неподвижно висят в пространстве, как проветривающиеся перины.
Третий Мир Бог сотворил очень давно. Он начал с морей и вулканов, а закончил растениями и животными. Но поскольку в акте творения нет ничего возвышенного, только труд и еще раз труд, Бог устал и потерял охоту. Свежий мир показался Ему скучным. Животные не понимали его гармонии, не восхищались им, не восхваляли Бога. Ели и размножались. Не спрашивали у Бога, зачем Он сделал небо голубым, а воду мокрой. Еж не удивлялся своим колючкам, а лев своим зубам, птицы не задумывались о своих крыльях.
Такой мир существовал очень долго и смертельно наскучил Богу. Сошел тогда Бог на землю и каждому встреченному животному насильно давал пальцы, руки, лицо, тонкую кожу, разум и способность удивляться — превращал животных в людей. Но животные вовсе не хотели быть превращенными в людей, потому что люди казались им страшными, как монстры, как чудовища. Поэтому они сговорились, поймали Бога и утопили Его. Так оно и осталось.
В Третьем Мире нет ни Бога, ни людей.
Время Миси
Мися надела на себя две юбки, два свитера, голову окутала платком. Тихо, чтобы никого не разбудить, выкралась из землянки. Лес приглушал монотонную канонаду далеких орудий. Она взяла рюкзак и уже собралась было двинуться в дорогу, как увидела Адельку. Малышка подошла к ней.
— Я иду с тобой.
Мися рассердилась:
— Возвращайся в землянку. Марш. Я скоро приду.
Аделька судорожно вцепилась в ее юбку и начала плакать. Мися заколебалась. Потом вернулась в землянку за кожушком дочери.
Когда они стояли на краю леса, то думали, что увидят Правек. Но Правека не было. На фоне темного неба не видно было ни малейшей струйки дыма, не горели огни, не лаяли собаки. Только на западе, где-то над Котушувом, низкие тучи мигали коричневым светом. Мися задрожала, и ей вспомнился какой-то давний сон, в котором именно так и было. «Я сплю, — подумала она. — Я лежу на нарах в землянке. Я никуда не пошла. Мне это снится». А потом она подумала, что, наверное, уснула еще раньше. Ей показалось, что она лежит на своей новой двойной кровати, а рядом спит Павел. Нет никакой войны. Ей снится длинный кошмар, про немцев, про русских, про фронт, лес и землянки. Это помогло — Мися перестала бояться и вышла на Большак. Мокрые камни на дороге захрустели под ее туфлями. Тогда Мися подумала с надеждой, что уснула еще раньше. Что ее утомило монотонное вертение ручки кофемолки и она уснула на скамейке перед мельницей. Ей совсем мало лет, и сейчас ей снится детский сон о взрослой жизни и войне.
— Я хочу проснуться, — сказала она громко.
Аделька посмотрела на нее удивленно, и Мися поняла, что ни один ребенок не мог бы увидеть во сне расстрела евреев, смерти Флорентинки, партизан, того, что сделали с Рутой, бомбардировок, брошенных домов, паралича матери.
Она посмотрела наверх: небо было словно донышко консервной банки, в которой Бог запер людей.
Они проходили мимо чего-то темного, и Мися догадалась, что это их рига. Сошла на обочину и вытянула руку в темноту. Дотронулась до шершавых досок забора. Услышала какие-то неразборчивые звуки, странные и приглушенные.
— Кто-то играет на гармошке, — сказала Аделька.
Они встали перед калиткой, и у Миси сильно заколотилось сердце. Ее дом стоял, она чувствовала это, хоть и не видела его. Чувствовала перед собой его мощный квадратный массив, чувствовала его тяжесть и то, как он заполнял пространство. Она на ощупь отворила калитку и взошла на крыльцо.
Музыка доносилась изнутри. Дверь с крыльца в прихожую была забита досками, как ее и оставили. Тогда они пошли к кухонному входу. Музыка стала отчетливой. Кто-то играл на гармошке плясовую. Мися перекрестилась, крепко взяла Адельку за руку и открыла дверь.
Музыка смолкла. Она увидела свою кухню, погруженную в темноту и дым. На окнах висели одеяла. За столом, у стен, даже на буфете сидели солдаты. Один из них вдруг нацелил на нее ружье. Мися медленно подняла руки.
Из-за стола встал хмурый лейтенант. Потянулся за ее руками, опустил их и потряс в приветствии.
— Это наша помещица, — сказал он, и Мися сделала неловкий реверанс.
Среди солдат сидел и Иван Мукта. Его голова была перебинтована. От него Мися узнала, что ее родители живут с коровой на мельнице. Больше в Правеке нет уже никого. Иван проводил Мисю наверх и открыл перед ней дверь в южную комнату. Мися увидела перед собой холодное ночное небо. Южная комната больше не существовала, но это показалось ей удивительно неважным. Раз она уже готова была потерять целый дом, что теперь значит потеря одной комнаты!
— Пани Мися, — сказал Иван Мукта на лестнице, — вы должны забрать отсюда своих родителей и спрятаться в лесу. Сразу после ваших праздников фронт сдвинется. Будет страшный бой. Не говорите об этом никому. Это военная тайна.
— Спасибо, — сказала Мися, и лишь через минуту до нее дошел весь ужас этих слов. — Боже, что с нами будет? Как мы выживем зимой в лесу? Зачем нужна эта война, скажите, Иван? Кто ее ведет? Зачем вы сами идете на эту резню и других убиваете?
