Майкл Чабон - Тайны Питтсбурга
Когда мы вернулись, Джейн и Кливленд приналегли на выпивку, а мы с Артуром наблюдали за их ссорами, в которых прошел весь остаток дня. Сначала я пытался, не говоря ни слова, намекнуть Кливленду, что не проговорился. Он же игнорировал меня и, казалось, чувствовал себя прекрасно. Он вставал, делал глубокий вдох и восклицал что-то вроде: «О, этот сладкий пивной запах кедра!» Постепенно мы пришли к тому, что старались не путаться у них под ногами. То и дело мы натыкались на Джейн и Кливленда, целующихся где-нибудь в тесном треугольнике между двумя открытыми дверями гостиной или в тени каштана, который развесил ветви над передним двориком. На закате мы потешались над диковинными силуэтами этой парочки, прогуливавшейся бок о бок вдоль берега. Мы стояли в дверях, прислонясь к противоположным косякам, и курили. Потом перестали смеяться. Я завидовал им, тому, что можно вот так запустить свою руку в задний карман чужих джинсов, завидовал их истории, мирным и бурным дням, тем годам, что их соединяли.
— Сколько бы я ни был знаком с вами, ребята, мне вас не догнать.
Сигарета, прилипнув, свисала с оттопыренной нижней губы Артура, и я понял, что у него есть свои причины для молчания.
— Не догнать в чем? — Сигарета двигалась в такт его словам.
— Не наверстать времени. Всех дней и вечеров, таких как этот.
— А… — Он чуть заметно улыбнулся.
— О чем ты думаешь?
— На самом деле я думаю, что устал видеть Джейн и Кливленда вместе. Знаешь, «все эти дни и вечера, такие как этот»… Такое не может длиться долго.
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего. Они возвращаются. — Он щелчком отбросил окурок в их сторону преувеличенно сдержанным жестом, будто салютуя им.
12. Жрица Злой Любви
Вернувшись в город, я был рад, опасно рад снова видеть Флокс. В понедельник она встретила меня в обеденный перерыв на раскаленной мостовой перед «Бордуок букс». Не дав себе времени подумать, я поднял ее, и закружил, и поцеловал, несмотря на жуткую жару, словно я был солдат, а она — моя подружка. Мы даже сорвали аплодисменты. Я набрал полные кулаки тонкого хлопка на ее талии и стиснул Флокс, прижав ее бедра к моим. Мы болтали всякую чепуху и шли к гостинице «Вок инн»: голова к голове, ноги врозь — верхушка карточного домика. Я спросил, откуда взялись золотисто-каштановые пряди в ее волосах.
— Солнце и лимоны, — сказала она. — Надеваешь соломенную шляпку редкого плетения, вытаскиваешь сквозь отверстия несколько прядей и смачиваешь их лимонным соком. Я провела выходные в одиночестве, поливая себя лимонным соком.
— Я тоже. Это из «Космо»? Рецепт с лимонами? — поинтересовался я. — Я как-то читал эту статью в твоей ванной комнате.
— Ты читаешь мой «Космо»?
— Я читаю все твои журналы. Я даже заполняю анкеты про любовь и воображаю, что отвечаешь ты.
— И как я справилась?
— Ты сжульничала, — сообщил я.
Мы прошли мимо секонд-хенда, витрина которого была заставлена покосившимися безголовыми манекенами в блестящих платьях, старыми тостерами и лампами с основанием в виде испанского галеона. В самом углу витрины стояла плоская цветастая коробка.
— «Твистер»! — воскликнула Флокс. — Ой, Арт, давай купим! Только представь себе…
Она схватила меня за руку и затащила в магазин. Продавщица выудила коробку и продемонстрировала нам, что в ней все в порядке: стрелка крутилась, а клеенка была относительно чистой. Во время обеда игра лежала под столом, между моими и ее ногами. Сначала мы просто блаженно болтали ни о чем, потом я коротко рассказал ей о своем уикенде в летнем доме, и коробка двигалась и щекотала меня при каждом движении ее беспокойной лодыжки.
В гостиной ее квартиры мы отодвинули к стене стулья и кофейный столик, освободив пространство, и разложили на ковре клеенку. Яркие крути и задиристые буквы, складывающиеся в слово «Твистер», дали толчок волне воспоминаний о шестидесятых годах, о вечеринках по случаю дня рождения, устраиваемых в дождь по субботам в меблированных подвалах. Флокс заскочила в спальню, чтобы «сорвать с себя оковы цивилизации», а я сел на пол и расшнуровал кроссовки. На меня сошла странная удовлетворенность. Хотя подержанная дешевая мебель, фальшивый Ренуар, фигурка кота и прочее разное казались такой же уродливой безвкусицей, я обнаружил, что в моих эстетических воззрениях совершилась не такая уж редкая перемена: я просто проглотил все это дурновкусие целиком, включая Лас-Вегас, кегельбаны и фильмы Джерри Льюиса,[37] и теперь находил его красивым и забавным.
Я подумал, что то же самое произошло и с моим отношением к Флокс. Все, что было в ней от сообщницы преступника, куртизанки из бульварного романа или актрисы из французского фильма об отчужденности и ennui;[38] перебор с нежностями и косметикой; все прегрешения против хорошего вкуса, которые раньше могли смутить меня или вызвать усмешку, — все это теперь стало приемлемым, желанным и даже поощряемым мною. Она радовала меня, как стали радовать пышные прически и творчество Элвиса Пресли. И когда она вышла из спальни в синтетическом кимоно и огромных меховых тапочках веселого бирюзового цвета, у меня чуть не закружилась голова от восторга, и безвкусная клеенка «Твистера» возле моих ног показалась мне матрицей, отпечатанным планом всего, что мне в ней нравилось.
— Кто будет крутить стрелку? — спросил я. — Аннет дома? — Так звали соседку Флокс, крупную, громкоголосую, привлекательную медсестру, чей хитрый рабочий график мне так и не удалось постичь.
— Не-а. Придется поставить стрелку рядом с нами и крутить ее по очереди.
Я подполз к противоположному краю клеенки и присел на корточки, как Флокс. Мы застыли друг против друга, словно перед началом какой-то церемонии. Потом она толкнула черную пластиковую стрелку.
— Правая рука на синем, — объявила она.
Я вытянулся вперед и поставил руку в центре синего крута. Она сделала то же самое, чуть подавшись вперед, и полы ее халата распахнулись, волосы свесились с наклоненной головы. Я заглянул в тень кимоно, сквозь ее двухцветные локоны. Она снова закрутила стрелку.
— Правая нога на зеленом!
Этот ход поставил нас обоих в двойственное положение: половина туловища на игровом мате, половина на весу. Ряды с синими и зелеными кругами были к ней ближе, чем ко мне. Я сидел изогнувшись дутой, обе правые конечности на мате, одна позади другой, а Флокс пришлось вытянуться через весь мат и поставить правый меховой тапок перед правой рукой. Она приподняла поблескивающую левую ногу, чтобы удержать равновесие, закачалась и упала на бок.
— Ты проиграла, — сказал я, смеясь, но она возразила: это не считается. Потом подвинула ко мне стрелку и снова заняла прежнюю позицию. Нежная кожа на ее бедре дрожала от усилия. Я закрутил стрелку.
— Левая нога на синем.
Поскольку ее правая рука опиралась о голубой круг, куда мне было бы удобнее всего поставить левую ногу, а значит, она лишила меня удобной опоры, исключая правую руку, я был вынужден просунуть левую ногу в треугольник, образованный ее правой ногой и рукой. Я почувствовал, как касаюсь ее лодыжки своим бедром, обтянутым джинсами. Теперь мы стояли на трех точках опоры, наклонившись вперед, соприкасаясь ушами. Ее грудной итальянский смех рядом с моим ухом, казалось, исходил из темного просвета между полами ее теплого кимоно. Я почувствовал, как верхушка и основание моего позвоночника посылают будоражащие сигналы. Я чуть сдвинул ноги и снова раскрутил стрелку.
— Правая рука на желтом.
Удача переместилась на ее сторону мата. Она откинулась назад, поставив правую руку позади себя, и я практически навис над ней. Я тоже смеялся. Ее волосы были так близко к моим губам, что я открыл рот и прихватил зубами ближайшую соломенную прядку, которая странно хрустнула, потом вырвалась из моих губ и повисла, влажная и слипшаяся на конце, как кисточка для рисования.
— Крути, — велела она.
— Я и так кручу.
Она наблюдала за мной, сжав поплотнее губы, но ее глаза готовы были рассмеяться вновь. Потом, состроив милую гримаску, она прикусила нижнюю губу и приняла озабоченный вид, будто опасалась, что может упасть в любую минуту. Я снова раскрутил стрелку левой рукой, которую мне в ту же секунду пришлось вернуть на место.
— Левая рука на зеленом.
Я рванулся к ближайшему кругу, но она, поменяв положение, так изогнула тело, что мне пришлось просунуть левую руку под ее бедрами и вывернуть верхнюю часть тела. Я обнаружил, что смотрю прямо в ароматный сгиб ее подмышки, а голова моя легла в ямку между ее бедром и ребрами. Я тянул руку к зеленому кругу, ноги дрожали от напряжения. Я даже почувствовал боль в коленях и плечах. Непонятно как она умудрялась сохранять устойчивое положение. Она засмеялась над моей дрожью и отчаянными попытками не упасть, но внезапно я добился своего.
