Отто Штайгер - Избранное

«Мне теперь остается лишь мое дело, — сказал я себе. — Я целиком отдамся своему предприятию, буду его развивать и расширять. А там, глядишь, и отношения с Бетти как-нибудь разрешатся сами собой».

Я был убежден, что жена уже не любит меня так, как любила раньше, и лишь отчасти винил в этом ребенка. Самым существенным казался мне тот факт, что я, как какой-нибудь мелкий служащий, живу в скверном казарменном доме, что я по прежнему должен считать каждый грош и заря моего успеха сияет все еще в бесконечной дали. Я боролся, как мало кто борется. Со времен детства я жертвовал своим здоровьем, бессчетными ночами, лучшими годами юности. Во имя чего? Как раз в этот период цель казалась мне более далекой, чем когда-либо, и к неурядицам и разочарованиям в моей семейной жизни присоединились все больше угнетавшие меня деловые заботы.

Чтобы получить возможность быстрее поставлять товары, я снял еще один большой склад и израсходовал на него все сбережения. Однако такое необходимое и правильное расширение предприятия повлекло за собой существенное увеличение накладных расходов, которые уже не покрывались достигнутым мной оборотом. Поэтому я был вынужден, помимо секретарши и кладовщика, нанять еще разъездного агента. И несмотря на все эти меры, дело не желало давать прибыль, и я зарабатывал даже меньше, чем раньше, когда был один. Правда, я теперь добился увеличения оборота. Но прибыль, на которую я мог рассчитывать, не теряя конкурентоспособности, была так мала, что после покрытия накладных расходов почти ничего не оставалось. Знакомые хвалили меня и говорили:

— Твои дела хороши. Ты вышел в люди!

Я кивал им и отвечал:

— Да, я доволен, — так как, конечно, не мог допустить, чтобы кто-нибудь заглядывал в мои карты.

Я один знал, что предприятие стоит на глиняных ногах и что достаточно маленькой неудачи, чтобы я очутился на грани банкротства.

Поскольку я сам не изготовлял товаров, фабриканты продавали их мне по таким ценам, чтобы я не мог стать опасным. Мне нужно было свое предприятие, мне нужны были машины, тогда я стал бы продавать изделия дешевле и успешнее. Мне нужны были машины, чтобы зарабатывать деньги. Но купить машины я не мог: я зарабатывал слишком мало, и у меня не было денег. Часто, просидев до полуночи над конторскими книгами, усталый и несчастный, плелся я домой и готов был плакать от отчаяния. Я просто не видел выхода из этого рокового круга, внутри которого я метался, расшибая себе в кровь голову, как мечется муха под перевернутым стаканом.

Дома Бетти всегда поджидала меня за кухонным столом.

— Не хочешь ли поесть? — спрашивала она.

Я уже не хотел. Мне было тошно, и нужны были мне только покой и выход из запутанного положения. Иногда она участливо спрашивала:

— У тебя неприятности? Расскажи мне!

Я только качал головой:

— Нет, ничего, оставь!

Тогда она вставала со вздохом, матерински проводила рукой по моим волосам и говорила:

— Пойдем, пора спать. Уже поздно.

Каждый вечер мы еще подходили к колыбели малютки: Бетти с левой стороны, а я с правой — и смотрели на сына, который мирно спал, засунув палец в рот. Потом наши взгляды встречались над колыбелью, и мы безмолвно улыбались: Бетти — радостно, а я — устало. Устало, но все же с приятным сознанием, что мне дарована хоть эта минута чистого счастья.

Улегшись в постель, я иногда сразу же засыпал; но гораздо чаще заботы окружали мое изголовье, и я часами вел с ними длинный разговор. Утром я вставал в шесть, расстроенный, бледный и заспанный, выпивал три чашки черного кофе и отправлялся в контору. Что изменилось с того времени, когда я в таком же настроении семенил по просыпавшимся улицам к доктору Альту? Я стал старше, ожесточеннее и недоверчивее к золотой полоске успеха, далеко и неопределенно светившейся на горизонте. Юноша хотел построить матери дом; мужчина часто не знал, как внести плату за квартиру для жены и ребенка.

А при всем том я был ловким и толковым дельцом. Прежде чем заказать товар, я собирал предложения от четырех или пяти поставщиков, и тому, чьи цены были наинизшие, я отвечал, что его конкуренты предложили мне тот же товар на пять процентов дешевле. Пусть он пересмотрит расценки. Притом я оплачивал все товары немедленно по доставке. Этим мне тоже часто удавалось выторговать два-три процента. Но, с другой стороны, я должен был предоставлять заказчикам трехмесячный кредит, и многие не платили даже по истечении этого срока. Мне приходилось осторожно и вежливо им напоминать. Поэтому наряду с наличием товаров на складе я еще должен был мириться с наличием счетов моих покупателей на несколько тысяч франков, и как раз этих денег мне не хватало, когда я в них особенно нуждался. Уже не однажды приходилось мне незадолго до конца месяца отправляться в путь и стучаться у дверей клиентов с просьбой досрочно оплатить счета, так как иначе я не знал бы, как выдать жалованье служащим и внести плату за помещения.

Как-то под вечер сидел я за своей конторкой, занимаясь подсчетами. Вдруг я услышал, что кто-то разговаривает в соседней комнате с моей секретаршей и выражает желание увидеть меня. Надо сказать, я всегда терпеть не мог праздных болтунов, которые мешают работать, переливая из пустого в порожнее. Поэтому уже давно над моим письменным столом висела надпись: «Будь краток: время — деньги!»

Мои служащие тоже знали, что я принципиально не принимаю в конторе посетителей по личным делам. Поэтому секретарша заявила пришедшему, что видеть меня нельзя.

Но он самоуверенным голосом, который показался мне знакомым, ответил:

— Ну, меня-то он примет, прелестная фройляйн! Передайте ему мою карточку!

Она принесла визитную карточку. На ней я прочел: «Доктор юридических наук Ганс Э. Левенштейн».

Я не видел Шаха со времени моей женитьбы, и мне было неудобно отказать ему. Поэтому я велел впустить его. Он еще больше раздался вширь и еще больше стал похож на губку. Своим обычным развязным тоном, который, наверно, считал сердечным, Шах приветствовал меня, протянув мясистую руку. Другой рукой он похлопал меня по плечу и крикнул с сияющим видом:

— Ну, старина, как поживаешь?

— Садись! — предложил я и с удовлетворением отметил, что он читает надпись над столом. Гость со смехом указал на нее:

— Ко мне это не относится? Или все же?

— Конечно, нет! — ответил я. — Это только для тех, кто мешает мне работать.

Он расположился поудобнее, закурил сигарету и начал без околичностей рассказывать о себе. С науками он покончил и теперь имеет прекрасную должность при суде.

— Ты знаешь, кто уж пролез туда, тот потом автоматически получает повышения. Остается лишь править рулем. Двигательную силу обеспечивают другие.

Я подумал о своем деле и сказал:

— У меня, к сожалению, это не гак просто!

Шах огляделся.

— А ты все-таки добился своего! Жаловаться тебе нечего! Черт возьми, странно вспомнить о том времени, когда ты жрал свой завтрак на лестнице перед школой! Нет, серьезно, как тебе живется? Я имею в виду твои дела.

Я пожал плечами.

— Могло бы быть лучше! — пробормотал я.

Он поинтересовался — отчего; и я кратко рассказал ему о своих затруднениях. Почему именно ему я выдал тайну, которую так тщательно охранял, и сам не знаю. Может, потому, что он для меня ровно ничего не значил и я думал, что едва ли еще его встречу. Когда я окончил, он встал, подошел ко мне, присел на край стола, по-приятельски положил мне руку на плечо и серьезно поглядел на меня, показывая, что он мне сочувствует и хочет сказать что-то важное.

— Милый мой, — начал Шах таким тоном, словно собирался произнести речь перед собранием, — милый мой, ты действуешь совершенно неправильно! Позволь старому другу — ведь я могу считать себя твоим другом — сказать это тебе.

— Вот как? — улыбнулся я и скептически махнул рукой. — Почему же, собственно?

— Потому что ты хочешь один тащить свой воз. Все мы должны опираться друг на друга и друг другу помогать.

Я подумал, что он захочет войти компаньоном в мое дело, и быстро соображал, как обосновать отказ. Что бы ни случилось, я хотел оставаться полновластным хозяином и не испрашивать разрешения на каждый расходуемый франк у этого жирного, самодовольного человека.

— Что ты имеешь в виду? — спросил я, чтобы выгадать время.

Он не изменил позы, только сильнее надавил рукой на мое плечо.

— Взгляни на меня! — воскликнул он. — Почему я занимаю свою должность, почему именно я, а не другой? В жизни необходимы друзья, милый мой, в этом весь секрет!

— Да, — согласился я, — ты прав: друзей у меня как раз нет.

— Сам виноват!

Я вопросительно взглянул на него.

— Ты принадлежишь к какой-нибудь партии? — спросил он.

Я ответил отрицательно.

— Вот видишь! Ты должен вступить в какую-нибудь партию, заниматься политикой. Ты должен плыть по течению, а не против него. Тогда волны спокойно и неуклонно вынесут тебя к цели.