Отто Штайгер - Робкий Руденц

Отто Штайгер

Робкий Руденц

Хотя все знают, что имя Руденц олицетворяет силу и мужество, наш герой был человеком робким. Можно сказать, от рождения. Несмотря на беззвучные угрозы врача и неутомимые подталкивания акушерки, он долго не появлялся на свет. Это оставило след на его внешности — когда он наконец родился и увидел этот безрадостный мир, выглядел он довольно уродливо, а голова и впрямь была похожа на кочан капусты.

В детстве он много страдал от своей робости. Однако она приносила ему и определенную выгоду. Когда он совершал дурные поступки, взрослые никогда не думали на него. И он не возражал, когда вместо него наказывали его товарищей. Не из-за трусости, нет. Просто потому, что был слишком робок для того, чтобы признаться.

Тем не менее он стал заместителем начальника цеха ткацкой фабрики. Впрочем, этим он был обязан только своему набожному отцу. Отец постоянно внушал сыну, что настоящая вера может сдвинуть горы. Эту отцовскую заповедь Руденц, что называется, впитал с молоком матери. И со временем она стала для него столь же неоспоримой, как факт, что после ночи настанет утро. Вначале, когда он стал практически использовать отцовскую мудрость, он верил только в простые вещи, сбывавшиеся и сами по себе, поэтому он ни разу не усомнился в абсолютной правильности отцовской истины.

Однажды вечером, гуляя в парке, он увидел на скамье одиноко сидевшую и тихо всхлипывавшую девушку. Руденцу было тогда двадцать четыре года. Из-за своей робости он не приобрел опыта в общении с женщинами и потому доверчиво и простодушно подсел к девушке. Они быстро разговорились. Девушка рассказала, что ее покинул друг, она осталась совсем одна на белом свете и теперь ей остается только утопиться.

Руденцу девушка понравилась, и ему стало жаль ее. Поэтому он попросил бедняжку отказаться от безрассудного шага. Он долго разговаривал с ней, обратив ее особое внимание на чудодейственную силу веры, способную сдвигать горы. И ему даже удалось убедить ее в том, что все неизбежно обернется к лучшему.

Они долго сидели вдвоем. К ночи стало прохладно, и молодые люди тесно прижались друг к другу. Вскоре после полуночи девушка вдруг зарыдала, бросилась ему на шею и чуть слышно произнесла, что он убедил ее и теперь она прочно верит в то, что он на ней женится и что это произойдет очень скоро.

Через месяц они действительно поженились. В первую же ночь она призналась ему, что ей безумно хочется ребенка. Руденц, сдержанно, но полный, как и она, радостного ожидания, ответил, что, если они твердо в это поверят, тогда все исполнится.

Жена обняла его, поцеловала и радостно воскликнула:

— Конечно, мой дорогой. Давай вместе поверим, что уже через четыре месяца у нас появится маленький. Я не могу ждать дольше, я просто умру от ожидания.

Руденцу это показалось несколько смелым, и он высказал ей свои сомнения. Но жена была в восторге от своего плана, она тут же начала верить и заявила, что ничто так не сможет убедить соседей в правильности их житейской мудрости, как то, что они «выверят» ребеночка через четыре месяца, если им это удастся. Этот аргумент окончательно убедил Руденца. Они рьяно взялись за дело, и результат не заставил себя долго ждать — ровно через четыре месяца жена подарила ему здоровенького мальчика.

Ребенок прекрасно рос, окруженный родительской любовью и лаской. Он превратился в большого, даже несколько неуклюжего крепыша — он ел за троих. Когда приходили гости, они не переставали расхваливать крепкое телосложение ребенка, а иногда и добавляли:

— А на отца-то он совсем не похож.

— Естественно, — отвечал в этих случаях Руденц, искоса поглядывая при этом на жену, — ведь при таких сроках это неудивительно.

Разумеется, Руденц старался воспитывать сына по-своему. Когда ребенок достаточно подрос, он начал рассказывать ему о вере, которая сдвигает горы и вообще все приводит в нужное соответствие. Сын не верил этому, и это огорчало Руденца гораздо больше, чем он в том признавался себе при своей робости. Когда он стал заместителем начальника цеха, сыну исполнилось пятнадцать лет. Он воспользовался этим и поговорил с мальчиком еще раз. Рассказал ему, как с самого начала твердо верил в то, что сможет занять этот пост… И вот его вера воплотилась в жизнь.

— Я бы мог привести тебе еще много других удивительных примеров из своей жизни, — добавил он, — но пока достаточно и этого.

— Ерунда все это, — ответил сын и выплюнул на ковер жвачку.

Руденц огорчился, однако продолжал твердо верить в то, что однажды ему удастся доказать сыну чудодейственную силу веры.

Долгое время родители надеялись, что сын будет учиться, но оказалось, что к учебе он был неспособен. Тогда отец попытался выучить его на слесаря, но и этого сделать не удалось. Наконец он пристроил его к себе на фабрику. Здесь парню понравилось, не последнюю роль в этом сыграли молодые ткачихи. Он возмужал. В двадцать лет уже обзавелся бородой, красной рубашкой и приобрел привычку после обеда класть ноги на стол.

Но и теперь Руденц не упускал случая внушить сыну свою веру. Обычно сын, когда отец робко приводил ему очередной пример, молчал и, не переставая жевать, смотрел телевизор. Но затем, когда родитель становился настойчивее, он снимал со стола одну ногу, пинал ею Руденца и, не отрывая глаз от экрана, произносил:

— Сгинь!

Однажды вечером, когда Руденц опять начал свою проповедь и, в ожидании очередного пинка от сына, сел на самый край тахты, сын на мгновение повернул к нему свою жующую физиономию и спросил:

— А правда, все сбывается, во что веришь?

— Абсолютно все, — восторженно отозвался Руденц.

— Тогда поверь в то, что ты мотоцикл, мне он как раз сейчас нужен.

Вначале Руденц воспринял слова сына как оскорбление, они даже потрясли его. Но затем его осенило. Ведь наступил тот самый момент, которого он так долго ждал. Теперь он практически сумеет доказать сыну, что может дать человеку вера. Он молча встал и пошел к себе. В дверях обернулся и спросил:

— Мопед?

— Нет, настоящий мотоцикл, — ответил сын.

Руденц сел на кровать, закрыл глаза. Затем призвал на помощь всю свою веру. Он знал: от успеха эксперимента зависело все. Поэтому он начал верить с такой силой, как никогда раньше. Но это не помогало. Долго не помогало. Затем он вдруг почувствовал, как у него округлились ноги, как искривились руки, и когда он открыл глаза, то увидел, что действительно превратился в мотоцикл, в мотоцикл со светло-зеленым седлом для водителя и задним сиденьем для подружки.

Руденц был потрясен. Чудо-превращение сделало этот момент самым счастливым в его жизни. Ему захотелось крикнуть: «Вышло!», но, естественно, у него теперь не было голоса, и он просто ударил в дверь колесом.

Стук испугал жену, и она прибежала на шум. А когда увидела его в блеске металла и краски, всплеснула руками и воскликнула:

— О, Руденц, как же ты красив!

Сын же, увидев отца в новом качестве, только произнес:

— Сила! — Затем потрогал мотор, седло, руль и добавил: — Ну что, папа, прокатимся!

Он вывел мотоцикл на улицу и поставил перед домом. Мать вышла вслед за ними. Сын нажал на стартер, и теперь все увидели, что Руденц постарался на совесть: бак оказался полон бензина. Сын прыгнул в седло и сделал пробный круг. Вернувшись, он оставил мотоцикл возле дома, прошел к матери и сказал:

— Такой папа мне нравится больше всего.

Руденц стоял перед дверью все еще вне себя от радости. Однако постепенно он успокоился. Под утро начался дождь. Тут он испугался за свои металлические части. Но сын заботливо прикрыл его брезентом.

Сначала Руденц думал оставаться мотоциклом до тех пор, пока сын не попросит его снова стать человеком. Но когда на следующий день сын отправился на нем в магазин и когда он услышал, как о нем спрашивал начальник цеха, и увидел, что собственный сын в ответ равнодушно пожал плечами, им овладело такое сильное желание принять вновь человеческий облик, что он решил немедленно уверовать в то, что он снова человек.

И он вновь призвал к себе всю свою веру. Он стоял на улице под металлическим навесом вместе с велосипедами, стоял и мучительно призывал к себе прежнюю веру. Но все оставалось без изменений. Ноги — колесами, руки — рулем. Его охватил панический ужас. Теперь он уже со всей страстью старался уверовать, что он человек, он верил не переставая, пока днем с группой товарищей к нему не подошел сын и не стал объяснять им преимущества своего нового мотоцикла. Затем сын сел на отца и резко взял с места. По дороге домой, пробираясь в потоках движения, Руденц еще не терял надежды обрести прежнюю веру.

Но ничего не помогало. Очевидно, его вера не была достаточно сильной. Другого объяснения не было. Во всяком случае, он так и остался мотоциклом. Вначале близкие радовались этому, и по выходным вся семья отправлялась за город. Но когда в конце месяца в доме стала ощущаться нехватка его зарплаты, жена начала сердиться. Вечером она вышла к нему — теперь он стоял под навесом рядом с прачечной — и осыпала его упреками. Она просила его перестать дурить, говорила, что хорошо знает, зачем он это сделал, и что ему должно быть стыдно так вести себя в его-то возрасте.