Анна Коростелева - Цветы корицы, аромат сливы
Ширма была подсвечена изнутри, марионетки двигались, как живые. Отличить их от уменьшенных живых людей было невозможно и с пяти шагов. Как велика разница между Императорским театром теней и убогим театриком теней, что я видел однажды в детстве в Наре! Когда обезьяна перекувырнулась в воздухе и стала монахом, даже полковник подался вперед, желая разглядеть, как это произошло.
По окончании постановки по дому блуждал мистический настрой, все мы ждали начала работы театра теней. Один должен умереть, другой ожить. Как это осуществится? Какие силы он задействует, работает ли он вообще? Я бродил по внутренним переходам дома и вновь обратил внимание на то, как та же маленькая девочка, играя, декламирует стишок:
— Цун цянь ю цзо шань,Шань шан ю цзо мяо,Мяо ли ю гэ хэшан,Хэшан цзян лэ и гэ гуши,Шуо ши цун цянь ю цзо шань,Шань шан ю цзо мяо,Мяо ли ю гэ хэшан,Хэшан цзян лэ и гэ гуши…
В ту минуту, после представления, я готов был во всем увидеть знак. Я заметил, что один фрагмент текста повторяется вновь и вновь, по кругу, напоминая заклинания, которыми пользуются наши онмёдзи. Я подозвал своего друга лейтенанта Хитоми и спросил его, не повторяет ли девочка некий магический текст. Он вслушался и расхохотался. Когда он записал для меня этот текст, я тоже стал смеяться:
从前有座山，山上有座庙，庙里有个和尚，和尚讲了一个故事，说是从前有座山，山上有座庙，庙里有个和尚，和尚讲了一个故事，……
Это был „нескончаемый“ стишок. Он, так сказать, уводил в глубь времен:
— Есть одна гора, на горе есть монастырь, в монастыре один монах, он рассказывает историю о том, что, мол, есть одна гора, на горе есть монастырь, в монастыре один монах, он рассказывает историю…
Ребенок, веселясь, твердил это уже долгое время. Наверное, это, вместе с музыкой из залы, было последним, что слышал перед смертью Аоки.
Хотелось бы написать, что его смерть бросила отсвет героизма на всю нашу миссию, но, не в силах даже предположить, какие внутренние причины подвигли господина цукимоно-судзи на этот поступок, я откладываю кисть. Отказ от жизни в преддверии возрождения великой Японии, у самых врат победы можно ли назвать образцом преданности и служения, я не знаю».
— Черт побери, его смерть действительно бросила отсвет добродетели на весь их гадюшник, — сказал Сюэли. — Только они не поняли, какой это был образец преданности и служения.
«Умываясь над кадушкой в кухне, я услышал слабый вскрик хозяйки дома. Выбежав во двор, увидел господина Аоки, который уже перестал дышать.
Пока мы, столпившись вокруг него, накрывали останки и уговаривались о том, как лучше перенести их в машину, доктор Накао Рюити оставался единственным, кто ничуть не потерял присутствия духа и занимался только театром. Прежде всего, сразу после спектакля, он подошел к Ли Сяо-яо и с приличествующими извинениями защелкнул на нем золотые наручники. „Как только в окружающем нас мире произойдут заданные изменения, я мгновенно освобожу вас, господин Ли“. Он велел четверым солдатам не спускать с театра глаз, сложить все, что относилось к постановке, обратно в сундук, и охранять его так, чтобы никто не мог приблизиться, вытащить, подменить или испортить какую-нибудь часть театра. Господин Ли принял все эти предосторожности совершенно спокойно и согласился, что все они необходимы. Увидев тело господина Аоки, встревожился чрезвычайно, присел возле на корточки, стараясь уяснить себе, что с ним, и плакал от жалости. Мы, японская сторона, приняли его смерть более мужественно и хладнокровно, понимая, что свершилось нечто должное.
До самого полудня следующего дня доктор Накао просидел, прикрыв глаза, в медитации. Я составлял радиограммы в Токио и Нагою и узнал нечто, от чего у меня зашевелились волосы на голове: мне сообщили, что в тот самый час, когда господин Аоки покончил с собою здесь, в Ляньхуа, лисы при храме у него дома, в Нагое, все как одна подняли морды к небу и завыли. Невольно поверишь, что они раньше людей узнали о его кончине.
В полдень Накао вывел из состояния медитации полковник Кавасаки Тацуо. Он подошел, потряс его за плечо и спросил:
— Откуда вы знали, что капитан Ивахара погибнет во время этой операции? Он действительно убит. Но вы предвидели это. Я помню, вы говорили на заседании штаба что-то вроде „клочок земли, который Ивахара будет защищать ценой собственной жизни“.
От тряски из-за пазухи у Накао выпала лапка каппы. Он открыл глаза, протянул руку и подобрал ее.
— Я… ничего не знал, — медленно сказал он. — Впрочем, я гадал… и начертал стихи… Впрочем, эти стихи… вам не понравятся.
Сломана кукла-солдат —Не починить.Спит за пазухой у Ивахары.
— Я не вижу, почему если что-то сломанное лежит за пазухой у Ивахары, он должен погибнуть, — сказал полковник.
Накао видел.
— Потому что кукла может спать за пазухой у Ивахары, только если сам Ивахара… тоже спит, — отвечал он.
— Ну, это… неочевидно, — сказал полковник.
— Оккультисту очевидно, — возразил Накао Рюити.
Тут он резко встал с пола.
— Нельзя трясти за плечо, когда выводишь из медитации, — это грубо. Выводить надо вежливо, тихо, — сказал он.
Через мгновенье его отчетливый голос звучал по всему двору. Взревели моторы, его группа выехала на проверку, я с разрешения полковника присоединился к ней.
На рынке, возле каких-то ярких тигров из папье-маше, была собрана следующая информация:
Старый Цао во время обычной прогулки по окраине вечером погиб — сорвался в ущелье, как будто, обознавшись, сам шагнул в пропасть. Пьянчужка Хуэй-нэн говорил, будто видел издалека, как почтенный Цао при этом указал вверх перстом и воскликнул: „Мост на небеса!“. Второй новостью было то, что Фань Юй-си вернулся домой. Хоть и израненный, а не пошел даже к себе — доковылял и постучался сперва в окошко к Цянь-юй. Страшноватое доказательство магии театра встретилось нам еще по дороге на рынок: хлопковое дерево перед домом старого Цао, которое в пьесе было названо кленом, превратилось в клен.
— Хлопковое дерево, му мянь, чрезвычайно трудно спутать с кленом, потому что оно меньше всего похоже на клен, — сказал доктор Накао. — Вчера здесь было именно оно.
На земле под деревом валялись три или четыре сухие коробочки из-под плодов хлопкового дерева.
Само дерево возле усадьбы Цао все же было огромным кленом.
Когда мы стояли под ним, один из нас — кажется, Накадзима, — заметил, что наступило время покончить все дела с бывшим хранителем театра. Доктор Накао ответил довольно резко, что теперь нам следует расплатиться с Ли Сяо-яо, отдав ему абсолютно все золото и серебро, по инструкции, так как существует правило, по которому Императорский театр теней не полагается отнимать силой. Он прибавил, что в противном случае никому не гарантирует жизни. „Мы имеем дело с самым эффективным оружием на земле, принцип действия которого неизвестен“, — сказал он. Вернувшись под кров Ли Сяо-яо, он сдернул с него золотые наручники, не глядя кинул их в ящик поверх золотых слитков, повернулся и вышел. Наши люди погрузили театр. Орудия грохотали все ближе. Идзуми и Кентаро больше не могли держать рубеж, нужно было убираться из Ляньхуа».
Примерно полтора или два часа Сюэли рассказывал все это Леше.
— То есть что получается? — спросил тот.
— Ну, получается, что мой дедушка — предатель.
— Так, ну, предатель. Плохо. Но ты не можешь же отвечать за все вообще на свете зло?
— Нет-нет, я… отвечаю. Но… у меня есть большие сомнения. Японцы… Это взгляд японской стороны!
— Так, и что?
— Так, понимаешь, пьеса, которую дедушка поставил за два дня и разыграл перед японцами для демонстрации мощности театра, называлась «Цветы корицы, запах сливы».
— Ну, и…? Мне лотос, слива, персик — все едино. Какая-то… не то букет, не то жрачка.
— Само это выражение — «цветы корицы, запах сливы» — означает «обман».
— Круто. Но… там переводчики были, у японцев.
— Это старинное, редкое выражение. Не все его знают.
— В самурайском изложении все-таки история закончилась тем, что им обломился волшебный супер-театр.
— Да-да, сейчас — обломился. Обломок у меня в кармане, — Сюэли полез в карман ветровки. — Точно нужно найти эту московскую школу с китайским языком, найти этих детей и узнать, откуда у них вещь. Была. Потому что я ее конфискую. Не хотел я, если честно, разрабатывать это… рудное месторождение.
— Пугать детей, трясти за шиворот? Кстати, может быть полный тупик. Например, блошиный рынок в Измайлово.
