Анна Коростелева - Цветы корицы, аромат сливы
— Пойди погуляй, — настойчиво сказал Ди. — Ты сидишь так уже четыре дня, насвистывая «Прохожу городские предместья» и «Там, где сломан тростник», не ешь и не пьешь. Я думаю, хватит уже — по этим предместьям-то шляться?
Сюэли нехотя поднялся, надел дождевик и взял из угла зонт.
— Зачем?
— На улице льет.
— Нет. На улице яркое солнце. Это у Ху Шэнбэя за окном появилась тучка с дождем и так и осталась. Ну, и тебе ее видно сбоку. Он переактивировал зону воды, — спокойно прокомментировал Ди. — И теперь эта тучка там живет, и периодически из нее льется. Нет-нет, я ни при чем, говорю же тебе: тучка зависла. Да не дарил я ему никакого талисмана! Шэнбэй переусердствовал с водой, стихия Инь — такое дело…
Впервые за четыре дня Сюэли слабо улыбнулся.
Зайдя на кухню в общежитии, Сюэли заметил, что толстая кошка Цзинцзин лезет в чужую кастрюлю, где сварили что-то для себя иранские аспиранты. Сюэли сгреб кошку в охапку, отчитал ее на всякий случай за поползновения к возбуждению национальной розни и оттащил ее в комнату Цзинцзин.
Цзинцзин открыла ему вся радостная, в передничке. В косах блистали заколки.
— Кошка лезла в чужую кастрюлю, извини, — сказал Сюэли.
— Угощайся, смотри, какие сладости.
— О, сладости провинции Фуцзянь, — отметил Сюэли.
— Научилась от Чжэн Юя. Мне самой, хи-хи, не пришло бы в голову так просочетать продукты, да, — смутилась Цзинцзин.
— Юй — прекрасный человек, не правда ли? — легко и беззаботно сказал Сюэли.
— Не смущай меня, — сказала Цзинцзин и закрыла лицо руками.
— Да, если ворота наладить, их створки всегда будут рядом. Брести вслед за ней одинокою тенью не надо. Искусно налажено — не пошатнуть. Вернусь-ка на истинный путь, — пробормотал Сюэли.
— Скоро увидишь лишь дальнюю реку и горы за ней, лодку ты в ночь у какого привяжешь причала? — напевал он на мотив «Слива под снегом», спускаясь по лестнице.
Сколько-то времени после прощания с Цзинцзин ушло у Сюэли на улаживание дел с факультетом. Когда ему перестал мерцать этот живой кристалл, он неожиданно начал видеть красоту обычных кристаллов и написал курсовую, о которой Вадим Сергеевич сказал, что хотя текст ее явно написан гуманитарием, поскольку это совершенно литературный текст, научный смысл ей также не чужд. Он немного поругал Сюэли, а сам снял для себя копию с его курсовой и с тех пор всегда, чтобы не вступать в полемику, молча показывал трактат Сюэли тем, кто утверждал, что рост и морфология кристаллов — сухой предмет и нет в нем поэтичности. Трактат начинался словами: «Раскинули крылья горы высокие Тан, дорога по ним вся в изломах, свергаются, бьют водопады, причудливых скал, нависших зубцами, не счесть. Деревья вековые теперь начинают цвести: как скопление звезд их цветенье, друг с другом смыкаются ветви, свирелью и флейтой при ветре так скорбно поют. И там, где зубчатой стеной над кружащимися берегами, все в уступах, нависли утесы, куда не заводит тропа человека, в пещерах родятся кристаллы. Алмаз, шпинель, берилл, топаз, гранаты, циркон, хризоберилл… И вот, кристаллогенезис в природе в условиях осадконакопленья…», а заканчивалась словами: «Итак, я истощил свой ум, все сердце выложил свое, и более мне нечего сказать про синтез драгоценных минералов, все, что я мог, тут изложил про метод раствор-расплавной и гидротермальной кристаллизации и перспективы».
Цунами-сан за то время, что Вэй Сюэли был в поиске, чрезвычайно взбодрилась и развила прыгучесть. Какое-то время было все ничего, но после расставания Сюэли с Цзинцзин Ди видел, что Сюэли грустный, тяжело переживает, а к нему еще все время лезет японка. И скоро он уже ее, наверное, убьет. Природные качества Ди не дали ему допустить до этого. Однажды, когда они проходили с Сюэли мимо подпольного магазинчика китайских товаров, Ди извинился, сказал, что ему надо позвонить, и нырнул в магазинчик. Сюэли пожал плечами: он не помнил, чтобы в магазинчике был какой-нибудь общественный телефон. Ди, однако, и не имел в виду телефон: он уверенным шагом проследовал в дальний зал, где в самой глубине магазина, посередине, на возвышении, стояла та самая вещь, что так удивила Сюэли при первом сюда визите. Это было зеркало Царя Драконов. Предмет сам по себе бесполезный, если бы не то, что Ди умел его использовать.
Ди зажег благовоние «серый янтарь», или «янтарный жир», добываемое из китов, постучав пальцем по зеркалу, вызвал своего знакомого Царя Драконов и, если не вдаваться в подробности, попросил его ненадолго высунуть из воды рогатую морду недалеко от Японии, возле Окинавы. Это была столь небольшая любезность, что тот охотно исполнил просьбу, даже не спрашивая, зачем это понадобилось. В японской прессе поднялся шум — всюду писали, что люди среди бела дня видели поднявшегося из моря дракона, и новость эта в считанные секунды донеслась до Саюри в Москве.
Саюри как океанолог сразу же решила, что найти дракона — дело всей ее жизни. Она продала все, что у нее было, — квартиру в Токио, машину, продала местному музею старенькую винтажную лодку. Оставила себе только ноутбук. Продала даже i-pod. Она постриглась коротко и отрезанные волосы тоже продала на E-Bay. Словом, она продала все, что имела, чтобы организовать экспедицию по поискам дракона. Все это осуществила она за два дня.
Когда она, отчислившись из МГУ, уезжала, Ди спокойненько стоял в коридоре. Он наблюдал ее сборы в дорогу и пожелал ей удачи. Он даже посоветовал ей, чем лучше приманивать дракона. Плодами манго. Все думают, что дракон ест рыбу — и все. И никто не знает, что дракон обожает зрелые плоды манго, когда они падают в воду с деревьев. Рыбой его не подманишь, рыбы у него и так — завались.
— Проводил бы тебя далеко за проход Янгуань и у пристани древней поднял бы прощальную чару, — безмятежно сказал Ди. — Что ж. Ты в Гуанчжоу, верно, теперь?
— Ха, видишь ли, нет. Тут такое дело: у меня есть младший брат, Сюэлэ (学乐). Когда объявили закон «Одна семья — один ребенок», нам пришлось перегруппироваться. Ну, понимаешь, одна семья — один ребенок, другая семья — другой ребенок. Родители с Сюэлэ уехали в Сиань, а ко мне в Гуанчжоу приехала бабушка из Ляньхуа. Как будто всегда так и было. А сейчас опять можно собираться по многу лис в одном месте, так что я еду навестить родителей в Сиань.
— Как это прекрасно! — воскликнул Ди.
Перед отъездом Сюэли в Сиань его ученики по древнекитайскому обычаю пошли его провожать пешком черт-те докуда. До Шереметьева. Шли семь с половиной часов, отдыхали, несли его вещи, обсуждали шесть философских школ. Когда вся эта компания, во главе с Сюэли, подошла пешком к аэропорту в Шереметьево, Сюэли остановился и церемонно сказал: «Достаточно, ученики мои, вы прошли уже со мной больше двадцати ли. Прошу вас, поворачивайте обратно».
После короткого, заполненного романами грозового лета Сюэли вновь приступил к обучению в Институте Феникса и Цилиня и опять — на втором курсе. На Праздник середины осени и на все каникулы он возвращался в Гуанчжоу. Дедушка с бабушкой, Ли Сяо-яо и Шангуань Цю-юэ, сняли там еще этаж, расширили магазинчик и вечерами сиживали возле храма. Когда к Сюэли приехал в гости Леша из Москвы, бабушка обрадовалась, все подкладывала Леше на тарелку бао-цзы и сетовала, что он худенький и бледный, а на Сюэли ворчала, что он здоровый бугай.
