Марина Королёва - Верещагин
Она в ответ прижалась ко мне сильносильно.
— Но ведь если допустить, что все это так, я здесь тоже срок отбываю.
— Конечно, — сказал я серьезно, — хотя и не представляю, что такого ты могла сделать, чтобы сюда угодить.
— Ты же говоришь, что я хулиганка? Вот за хулиганство и упекли, наверное, — пожала она плечами.
Ее серьезности все-таки ненадолго хватало.
— Нет, родной мой, за хулиганство сюда не попадают. Слишком мелко.
— Хорошо, допустим, я не могу знать, за что, но ведь должна же я узнать зачем!
— Вспомни, что говорил тебе один старый профессор: со временем…
— …ты всё поймешь, — отозвалась она эхом. — Да помню я, помню. Хотелось бы поскорее.
— Это не получится. — Мне не хотелось так говорить ей, но она должна была знать. — Жди. Всматривайся в знаки. Вслушивайся. Молись. Снова жди. Тебе всё покажут.
— И все-таки, как ты с этим живешь? — спросила она снова. — С тем, что здесь тюрьма.
— Говорю тебе, так даже легче, никаких надежд. Зато если уж что хорошее происходит — это особая милость! Тебя вот встретил, — я подмигнул ей. — Музыку мою нет-нет да сыграют… А все плохое — это просто нормально, вполне соответствует месту и времени.
Она сложила пальцы рук решеткой и посмотрела на меня сквозь нее с самым серьезным видом, как опасная преступница. Я рассмеялся:
— Знаешь, ты никогда не состаришься. Так и останешься девчонкой.
— Ну, разве что для тебя.
— Да нет, так и будет, увидишь.
За окном начинало светать. Спать ей оставалось часа три, не больше.
— Поспи, родной мой, тебе же на работу. Хочешь, я уйду?
— Нет, не уходи! — она обняла меня. — Не надо сейчас никуда уходить.
* * *Мы проснулись, наверное, через час, от грохота. Часы показывали шесть. Окно было раскрыто настежь, вечер вчера был душный, теперь с улицы несло прохладой, но главное было не это, а звук. Ровный тяжелый грохот по мостовой. Я лежал у стены, к тому же очки куда-то задевались, и, пока я их нащупывал, она уже была у окна.
— Что это там? — спросил я, похлопывая вокруг себя рукой в поисках очков.
— Танки… — сказала она тихо.
Я думал, что ослышался.
— Что ты говоришь?
— Танки, Профессор. Это танки.
Я наконец нашел эти чертовы очки, набросил рубашку, штаны натягивал в спешке, уже стоя у окна. Какие еще танки, что за ерунда?!
Да, это были танки. Колонна шла по набережной мимо наших домов, туда, к центру города, к этим их угрюмым башням и башенкам красного кирпича, которые я любил и считал красивыми в детстве, когда гулял там с отцом, а потом уже только ненавидел.
— У нас тут, конечно, проходили танки, но перед парадами…
— Но сейчас-то какие парады?
— Никаких, ты права. Тогда что это?
Мы посмотрели друг на друга. Митинг?
— И что, они танки туда хотят?.. — она не договорила, осеклась.
Лицо ее сразу утратило детскость, я вдруг увидел, какая она бывает, если что-то решила.
— Профессор, поеду-ка я в редакцию.
— Да у тебя там, поди, и нет никого, в твоей богадельне этой. Литературная редакция! Сейчас же совсем рано. Подожди часика два, еще поспать успеешь.
— Нет, я поеду. В моей редакции никого, но у ребят в информации всегда кто-то есть. У меня там друзья работают, я к ним. Надо же узнать, в чем дело.
Она говорила это, собирая по комнате джинсы, кофточку, сумку. На меня она не смотрела, вся уже была где-то далеко. Сердце у меня защемило.
— Я провожу тебя?
— Да ладно, Профессор, дорогой, уже светло, я сама, — она впервые глянула на меня, улыбнулась, и мне полегчало.
— Нет, я провожу, хотя бы до метро.
Я видел, что ей не до меня; в конце концов, я по-прежнему ничего не знал о ее жизни за пределами наших ночей. Я и сейчас ни о чем не спрашивал, быстро оделся, поставил чайник, но она замотала головой: не надо, не буду. Она была как пружина. Перед тем как выйти из квартиры, я взял ее за плечи, заглянул в лицо, скользнул губами по лбу, волосам, погладил по голове… Она тихонько прижалась ко мне, мы постояли так.
— Никто не будет любить тебя так, как я.
Она обняла меня крепче, потом отстранилась:
— Где-то я уже это слышала.
Я посмотрел на нее вопросительно.
— Да что мы как будто прощаемся, Профессор! Мы же увидимся, правда? Пойдем, я хочу узнать, что там такое.
И мы почти побежали к метро. Перед стеклянными дверями я еще раз легонько обнял ее — и отпустил.
— Позвони мне! — крикнул я ей вслед.
Но она уже ушла.
Когда я вернулся домой, все там было еще полно ею. Нет, никаких вещей она не оставила, она и вообще-то была удивительно собранна, а сегодня утром особенно, но ее присутствие каким-то образом отпечаталось на всем, что было вокруг. Если бы я мог здраво оценить себя самого, наверняка и на себе я нашел бы ее отпечатки, ее запах, ее взгляд. А может, мне только казалось.
Я прошелся по дому. Вспомнил, что завтра возвращаются жена и сын. Эта мысль меня не испугала, наоборот, я поймал себя на том, что даже соскучился немного по нашей привычной жизни. Да-да, именно так. Там было все понятно, определено, расписано, не требовало мучительных вопросов и ответов, наконец, давно уже не требовало напряжения. Я вдруг понял, что устал и спать хочу страшно. Я прикрыл окно, задернул занавеску и не раздеваясь повалился на свой топчан, успев только натянуть на себя плед.
Часть V. Адажио
Меня разбудил телефонный звонок. Я вскочил, вспомнил, что проводил ее на работу и это она, должно быть, звонит мне сейчас, чтобы рассказать, что же происходит в городе.
Но это был Доктор.
— Профессор, дорогой, как вы там?
Я прокашлялся, чтобы голос не звучал совсем уж из постели.
— Да всё как будто в порядке, родной мой. А что такое?
— Вы что, не знаете ничего? В город ввели танки!
Я прислушался, с улицы доносился обычный городской шум.
— Мы… то есть я видел сегодня утром на набережной танки, да. Но я думал — может быть, на парад.
— Профессор, да что вы, в самом деле, с вашим-то умом и опытом — какой парад, о чем вы?
Я и не предполагал, что наш Доктор может быть в таком волнении.
— Они танки ввели, накануне очередного митинга! Если они двинут их на людей — это же черт знает что такое! Сволочи, какие сволочи!
— Родной мой, да полно вам, не первый день мы с вами тут живем, — я потихоньку просыпался. — Переживем и это тоже.
— Я что звоню, Профессор: может, вам уехать из города? Хотя бы на несколько дней. Кто знает, чем все закончится. Поезжайте на дачу, а то вы еще, чего доброго, на митинг пойдете.
— Нет, Доктор, это уже не для меня, митинги. Может, и надо бы, но не пойду, не вижу смысла.
— Так тем более уезжайте, что вам сейчас здесь делать!
Я подумал немного.
— Да нет, чего мне бояться? Я свое отбоялся. Потом — завтра мои возвращаются, надо бы их встретить. Ключей с собой они не взяли. Так что я уж дождусь.
Мы еще поговорили с ним немного, и за это время я окончательно проснулся, увидел сквозь занавеску, что солнце потихоньку поползло к закату. Хорошо же я поспал.
Поставил чайник — и тут же почувствовал беспокойство. Ей давно пора было позвонить, но она не звонила. Тогда я решил сам. Набрал ее рабочий номер: один гудок, второй, третий, четвертый… Номер не отвечал. С каждым безответным гудком я мрачнел все больше. Я звонил еще и еще, пока трубку не взял какой-то недовольный мужчина. Я попросил ее к телефону, мужчина пообещал узнать, где она.
— Говорят, она в службе новостей. Передать что-нибудь, если увижу ее?
— Передайте, что звонил… — я замялся. — Нет, спасибо, ничего.
Весь вечер я провел в ожидании звонка, но она не звонила. Когда стемнело, на душе у меня было так же сумеречно, как за окном. Я понимал, что у нее там происходит что-то важное, она просто не может оторваться от дел, наверняка даже подумать обо мне не может, у нее нет на это ни минуты. И это, представьте, меня злило. И еще я представлял себе, как это было бы, окажись мы вместе: вот она уходит от меня по утрам в свою жизнь, где бурлят события, новые лица и дела, а я остаюсь здесь… ну, или не здесь, а в каком-то другом доме, где мы живем вместе с ней (другой дом, правда, казался мне вовсе уж невероятным), — и жду, и ревную, и верю, и не верю, и бешусь, и мечусь. Я представил себе это так живо, что сжал кулаки, и пальцы хрустнули.
Тут позвонили в дверь.
Я никого не ждал, поэтому посмотрел сначала в глазок. На площадке у лифта стояли двое в форме. Милиция, что ли? Похоже.
— Кто там?
Это была милиция, они просили открыть. Я открыл.
— Здравствуйте, чем могу?
Они предъявили свои книжечки, представились (я, правда, не уловил имен).
— Нам ваш сосед сказал — вы композитор, профессор?
— Да, вроде того.
— Ну, значит, человек интеллигентный, наблюдательный. А скажите, вот жилец у вас тут был один, снимал квартиру, правда, не на вашей площадке, а этажом выше. Не видели вы тут такого, знаете…
