Татьяна Булатова - Да. Нет. Не знаю
Ни один из этих вопросов Миша, разумеется, не задал ни Аурике, ни Георгию Константиновичу. Он появился перед ними, нагруженный неподъемными авоськами, врученными Глашей, обнаружившей Коротича неподалеку от гастронома на улице Горького.
– Миша, – охнула помощница Одобеску и перегородила ему дорогу, расставив руки с тяжеленными сумками.
– Глаша, – обрадовался Коротич. – Очень рад.
– А уж я-то как рада. Почитай, сколько не виделись! Аж с Нового года. Три месяца прошло. Как вы? Смотрю, похудели. Одни глаза остались. Страх прямо.
– Нормально-нормально, – посмеивался Миша, не догадываясь принять из рук женщины авоськи. – А вы все, смотрю, по хозяйству.
– По хозяйству, – расцвела Глаша.
– Как Аурика Георгиевна? – наконец-то решился Коротич. – Замуж не вышла?
– Какой там замуж? – Глаша хотела поставить сумки на землю, но вовремя сориентировалась и вручила их Мише. – Почитай, как сессию вашу сдала, так из дома – ни ногой. Все время за книжками, как будто медом намазано. Серьезная такая стала. Важная.
– В смысле – «важная»?
– Не подступись, – повела головой Глаша и потихоньку двинулась в сторону дома, незаметно увлекая за собой Коротича.
– А Георгий Константинович?
– Сдал Георгий Константинович. Не заладилось у них с Аурикой. Чисто дети. «Выкают» все время, словно неродные. В общем, как вас не стало – все у нас наперекосяк. Уезжали, что ли? – поинтересовалась непривычно словоохотливая Глаша и заглянула Коротичу в лицо. – Вон, даже выше вроде как стали…
– Да нет, – усмехнулся Миша. – Такой же.
– Не знаю прямо, – вздохнула женщина и остановилась. – Пойдете, что ли?
– Я провожу вас. Донесу сумки.
– Уж проводите, – не поверила Глаша собственному счастью и мысленно перекрестилась: не зря Боженьке молилась! Верила почему-то она, что по возвращении этого мальчика жизнь в доме наладится. Объяснить почему не могла, но искренно считала, что так оно и будет. «Больно светлый», – проговорила она про себя и поклялась всеми правдами и неправдами затащить Коротича в квартиру.
Примерно об этом, но только с обратным знаком, думал и Миша, послушно поднимаясь вверх за запыхавшейся от ходьбы Глашей.
– Знаете, – вдруг струсил Коротич, – я, наверное, дальше не пойду.
– Да что это?! – изумилась женщина и ловко всунула ключ в замок. Дверь под ее плечом отворилась, и Миша оказался перед входом в квартиру.
– Глаша, – донесся до него голос Аурики, – это ты? Тебе Маргарита Николаевна звонила, про какую-то рыбу спрашивала. Я сказала, тебя нет, звоните позже. Так теперь она звонит каждые пять минут и интересуется, не пришла ли ты.
– Вот всегда так, – вполголоса пожаловалась Коротичу женщина. – Кричит из комнаты, как будто выйти трудно и прям так и сказать: «Звонили. Насчет рыбы».
– Глаша? – Голос Аурики изменился. – Ты не одна?
– Нет, – выкрикнула женщина и заторопила своего помощника. – Ставьте. Сюда ставьте.
Заинтересованная тем, кто же там, с Глашей, Одобеску вышла в коридор и остолбенела, увидев рядом с нянькой Коротича:
– Т-т-ты? – только и выдохнула она.
– Я, – обмирая от смущения, ответил Миша, и получилось каким-то басом, по-дурацки.
– Коротич, – Аурика медленно подошла к гостю. – А я тебя искала.
Глаша тактично испарилась, забыв снять одежду и оставив сумки там, где они стояли.
– Не может быть, – не поверил ей Миша. – Я бы знал. Мне бы сказали.
– А я тебя не там искала. Просто искала про себя и думала: где же ты? Даже загадывала, встретимся – не встретимся…
– Я тоже, – эхом откликнулся молодой человек. – Думал…
– Коротич, – Аурика подошла к нему так близко, что он снова почувствовал ее запах, как тогда, на площадке четвертого этажа, под самой крышей. – Прости меня. Я – дура.
– Дура, – автоматически повторил обалдевший от прозвучавших слов Миша.
– Ну и ладно. Мир? – девушка протянула ему руку.
– М-м-мир, – заикаясь, промямлил Коротич, отвечая на рукопожатие. – Я пойду.
– А к нему, – Аурика кивнула головой в сторону отцовской комнаты, – ты не зайдешь?
– Нет, – отказался Миша. – Может быть, в другой раз…
– В другой раз меня может не оказаться на месте, – выплыл из своей комнаты барон Одобеску, и всем стало ясно, что он подслушивал. – В другой раз, может быть, меня вообще здесь не будет. И тогда на всю жизнь у вас останется досадное ощущение не сделанного до конца признания. Где вы были, мальчишка? – поменял интонацию Георгий Константинович и заложил большие пальцы за пояс своего халата.
Коротич переминался с ноги на ногу, не произнося в ответ ни слова.
– Может быть, вы валили лес? Или строили… – барон замялся и с надеждой посмотрел на дочь: – Чего там у вас сейчас строят?
– Не знаю, – пожала плечами Аурика.
– И я не знаю, – повторил Георгий Константинович, а потом строго скомандовал: – Все равно отвечайте!
– Сказать мне нечего. Я был в Москве.
– Я так понимаю, между вами и моей дочерью произошел некий инцидент, после которого вы приняли решение не переступать порог моего дома? – никак не мог успокоиться обиженный Одобеску.
– Нет, ничего особенного между мной и Аурикой Георгиевной не было. Скажем так: мне понадобилось определенное время, чтобы все взвесить и обратиться к вам, Георгий Константинович, с просьбой.
– Я слушаю вас, Михаил Кондратьевич, – приосанился барон и замер, весь во внимании.
– Я хотел бы просить у вас руки вашей дочери, – неожиданно для самого себя прознес Коротич и чуть не упал в обморок от собственной смелости. «Черт, что я делаю!» – мысленно простонал он и, протянув руку Аурике, добавил: – Аурика Георгиевна! Вы выйдете за меня замуж?
– А мое мнение вас не интересует?
– А мое? – повторила вслед за отцом Прекрасная Золотинка.
– Честно? – с вызовом поинтересовался Коротич. – Нет. В этой ситуации меня больше всего интересует мое собственное мнение и то, что последует дальше. Назовет ли меня ваша дочь «придурком», как обычно, или вы сам решите мне отказать, я все равно повторю свою просьбу: «Аурика, выходи за меня замуж».
– Я-а-а? – попятилась бледная Золотинка.
– Ты, – просто ответил Миша. – Георгий Константинович здесь, и когда-то он, мне помнится, всерьез рассматривал такую возможность, Глаша – тоже. Так что – все по-честному. Ну а то, что это происходит в прихожей, прямо у двери, тоже факт примечательный. Скажешь «нет», и я просто выйду. Ну?
– Ну? – повторил за ним Одобеску и уставился на дочь, как удав на кролика.
– Коротич, – «вильнула хвостом» Аурика. – Ты себя не слышишь. Между нами ничего нет, о каком замужестве может идти речь?
– О самом обыкновенном, – пожал плечами Миша. – Один раз – и до конца жизни.
– Что-о-о-о?
– Последний раз спрашиваю. – Коротич вновь стал серьезным: – Выйдешь за меня замуж?
– Да, – ответила Аурика, потом произнесла: – Нет. – И завершила свой ответ многозначительным: – Не знаю.
* * *Это «да – нет – не знаю» стало первой, тщательно оберегаемой от забвения, официальной историей сотворения семьи Коротичей, рассказанной потомкам участниками событий. Причем каждый из них имел еще и свою личную, самую правдивую версию знаменитого предложения руки и сердца, но из соображений политкорректности держал ее при себе. И только Георгий Константинович, склонный, как никто другой, к мифотворчеству, осмелился запечатлеть ответ младшей Одобеску на внутренней стороне обручальных колец в виде витиеватой гравировки.
Таким образом «да – нет – не знаю» превратилось в своеобразный девиз новоиспеченной семьи, автоматически отражающий сложившуюся иерархию и основной принцип воспитания подрастающего поколения. Так барон Одобеску, разомлевший от нежности к появляющимся с завидной периодичностью внучкам, торопился сказать «да». Аурика легко изрекала свое категоричное «нет». И только Михаил Кондратьевич, выслушав обоих, пожимая плечами, в задумчивости произносил: «Ну… я не знаю», – и делал по-своему. Правда, нужно отдать ему должное, никогда не демонстрируя своей оппозиционности по отношению к решениям Аурики Георгиевны.
Энтузиазм Аурики в вопросах воспитания длился недолго. В полной мере от ее пристального внимания пострадала только старшая дочь Наташа. Но так всегда происходит с первыми детьми, именно они призваны выступить точкой приложения родительских амбиций, а их у Аурики на пятом курсе было хоть отбавляй.
Самонадеянная дочь барона Одобеску пыталась удержать все позиции, не собираясь жертвовать ничем ради семьи. Находясь под впечатлением от мифов о женщинах Одобеску, Аурика пыталась сказать свое веское слово в науке и выбрала в качестве разрабатываемой следующую проблему: «Динамика возникновения и развития сеньориально-вассальных отношений в средневековой Франции».
Непонятно, на каком основании, но параллельно с научными Аурика Георгиевна Одобеску наделила себя еще и выдающимися педагогическими способностями, призванными сделать процесс воспитания ребенка легким и радостным. А затем объявила, что в основе удачного брака лежит не столько чувство любви (в любовь Аурика верить отказывалась), сколько взаимное желание партнеров развиваться личностно в выбранных направлениях, пересечение которых совершенно необязательно. «Достаточно общих детей», – неоднократно заявляла она Коротичу в спальне и с наслаждением отдавалась процессу сближения, не думая, что как-то может обидеть своего мужа, считающего чувства супругов краеугольным камнем в построении семьи.
