Вадим Чекунов - Шанхай. Любовь подонка
Стесняясь и потея, я сел вполоборота к ним. Машина покатила к выездным воротам кампуса.
Родители Ли Мэй по-английски не говорили. Мама – красивая, худощавая, с короткой прической, в синем платье с открытыми руками, через дочку расспрашивала меня о всякой ерунде. Типичные светские вопросы лаоваю: как ему город, кухня, погода… Ли Мэй хихикала над моими вымученными ответами и явным стеснением. Отец, не отрываясь от дороги – мы ехали по эстакаде в плотном субботнем потоке, кивал и улыбался.
– Вы с мамой очень похожи, – сказал я. – Скажи папе, что женщины в его семье очень красивые.
Ли Мэй перевела.
Мама засмеялась, как смеялась сама Ли Мэй. Отец улыбнулся, от глаз его разбежались темные, похожие на царапины, морщины.
Родители не донимали меня особым вниманием. Не в пример Инкиной родне – я помнил взгляды ее бабушки, суровой пенсионерки, бывшего парторга, и матери – крупной, властной, лет десять отработавшей в трамвайном депо…
Доехали быстро.
Я успокоился по поводу своих джинсов и футболки. Половина приглашенных были одеты с одинаковой небрежностью. Женщины еще более-менее принарядились, а мужики пришли, кто в чем. На Ли Мэй было короткое, до колен, красное ципао[9] с серебристыми цветами и павлинами.
Ее родители куда-то исчезли. На нас смотрели со всех сторон.
У входа в банкетный зал стоял важного вида дядька, с папкой в руках. Сверял имена, принимал подарки молодоженам, что-то записывал. Две девушки в красных платьях складывали букеты, конверты и коробки на длинный стол.
– Такое впечатление, что он отмечает, кто и что подарил, – сказал я Ли Мэй.
– Да, правильно. Так принято, – к моему изумлению, подтвердила она.
Я растерялся.
– Позор мне. Шестьсот юаней… Скажут, что твой парень – нищий.
– Наоборот, не надо было так много, ты же не близкий знакомый. Не волнуйся, все хорошо.
Зал еще не открыли. Гости – навскидку человек сто – бродили в фойе вдоль столов с напитками и конфетами. Играла живая музыка. Красотки в вечерних платьях с длинным разрезами перебирали струны арф. Девушки, стоявшие по бокам, играли на скрипках. Я переводил взгляд с бедер музыканток на их пальцы, следил за движениями смычков.
Ли Мэй шутливо пихнула меня локтем.
Музыка утопала в людском многоголосье.
Нас подвели к жениху и невесте.
Сестра Ли Мэй оказалась круглолицей и чуть полноватой, пышное белое платье лишь подчеркивало это. Жених походил на замученного учебой аспиранта-отличника: высокий, худой, в очках и черном костюме.
Вид у невесты был сосредоточенно-деловой, у жениха – глуповато-растерянный, как и у всех свадебных пар в мире.
Мы сфотографировались с новобрачными на память. Я поцеловал невесту, пожал руку жениху.
Гости прибывали.
Мужчины беспрерывно курили, стряхивая пепел на ковер. Носились наряженные в капроновые платья толстые дети. Становилось душно.
Вдруг музыка умолкла, вышел распорядитель, что-то прокричал. Все оживились, загалдели еще громче и устремились к распахнутым дверям.
Зал полностью отвечал китайским представлениям о роскоши: бордовые портьеры, красные скатерти с золотой бахромой, изогнутые золоченые ножки стульев, серебряная посуда, иероглифы «двойное счастье» на стенах. Огромный экран едва умещался на стене, под ним располагалась небольшая сцена с мощными динамиками по обеим сторонам.
Сколько в зале было столов, я сосчитать затруднился, но гостей явно прибавилось с момента, как мы приехали. Ли Мэй сказала, что должны быть человек пятьсот – все довольно скромно.
Официант в смокинге спросил наши имена, подвел к круглому столу неподалеку от сцены. Там уже сидели три парня и девушка, приятели жениха, как я понял. В центре стола – выпивка. Бутылка водки, две вина – белого и красного, три пива и аж четыре двухлитровых баллона «пепси». Еще несколько пакетов с соком. Официанты ловко пробирались между столами, разнося закуску.
– Где твои родители? – спросил я Ли Мэй, наклоняясь к ее уху – гомон в зале стоял ужасный.
Ли Мэй махнула куда-то вперед:
– Со взрослыми.
Я развеселился:
– Хорошо, что меня туда не отправили.
Почти касаясь губами моего уха, Ли Мэй ответила:
– Я им сказала, что ты – студент.
– И не предупредила?! А если бы я начал рассказывать о работе?!
– Так ведь все равно же переводила – я.
Потянулся за палочками, чтобы стукнуть ее.
Ли Мэй засмеялась и показала кончик языка.
Выскочил на сцену ведущий, долго что-то говорил в микрофон. У меня закладывало уши от звука – колонки были совсем рядом.
Вырубили общий свет, направили на сцену яркий софит. Под свадебный марш в освещенном круге появились новобрачные.
Ведущий снова принялся что-то вещать, вручил жениху и невесте бокалы с шампанским. Все дружно выпили за молодых – во время поздравительной речи официанты разливали по рюмкам, бокалам и стаканам спиртное. Пили, кто что хотел – правил не было.
Два парня за нашим столом потягивали красное вино. Третий вообще ничего не пил, склонился над тарелкой и увлеченно чавкал. Ли Мэй и вторая девушка – я не расслышал ее имени – выбрали сок. Я решил особо не увлекаться и выпил пару бокалов сухого белого.
Еще быстрее забегали официанты, стол заполнялся горячими блюдами.
Молодые исчезли со сцены. Гости активно ели, расхватывая еду с крутящегося центра стола.
Бутылку я допил быстро, под рыбу. Один из парней спросил меня, откуда я.
– Фром грэйт мазер Раша! – пародируя акцент, ответил я. – Зе бест кантри ин зе ворлд.
Ли Мэй улыбалась и кивала, вспомнила, наверное, наше первое свидание. Подмигнул ей.
Как русскому, мне предложили попробовать водки. Китайской, разумеется.
Налили в узкую рюмку, больше похожую на колпачок от авторучки.
– Ганьбэй! – чокнулся с парнями.
Едва не задохнулся, пытаясь проглотить. Запил соком из стакана Ли Мэй. Несколько минут сдерживал отрыжку. Жевал какую-то закусь. От огорчения выпил все красное вино, что оставалось на столе. И пиво.
Потом водку я наливал уже сам, на три пальца, в обычный стакан. Пил, не закусывая и не запивая.
«Они подумают, что я алкоголик…»
Общался с соседями по столику по-китайски, хлопал снова вышедшим на сцену молодым – невеста успела переодеться в синее платье. О чем-то говорил не то по-русски, не то по-английски, не то с отцом невесты, не то с отцом жениха – я не разобрал.
На сцене прибавилось народу – толкал речь лаобань, директор компании жениха, пояснила мне Ли Мэй.
Народ в зале усиленно питался, особо не прислушиваясь. После начальника выступал седенький старичок, пел неприятным тенором что-то национальное.
Невеста была уже в красном платье. Традиция, по словам Ли Мэй. Смена нескольких платьев за церемонию.
Вдруг стоявшие на сцене молодые принялись кланяться, а гости снова начали им хлопать.
– Пора собираться, – сказала Ли Мэй.
– Это – все? – поразился я.
– Да, папа с мамой уехали уже, так что поедем сами. Ты в порядке?
– Подожди, я не понял… Полтора часа – и вся свадьба? Без танцев, конкурсов, тостов гостей? Покушали-похлопали – и по домам?
– Ну, было много вкусной еды… Хотя ты почти не ел ничего.
– Зато напился какой-то настойки на вениках.
– Ты – как мой папа. Он тоже может много выпить. Маме пришлось его увезти на такси.
Я не знал, как отнестись к такому сравнению с папой. Наверное, ничего плохого она в виду не имела. Может, даже сделала комплимент.
– Увези меня тоже – на такси, как мама папу, – попросил я. – И уложи спать.
Она вздрогнула, быстро огляделась по сторонам.
– Тише!.. Могут услышать…
В такси она положила голову мне на колени. Я гладил ее волосы, разглядывая сквозь темные пряди свои пальцы. Мы мчались по эстакаде, над вечерним Шанхаем. Мелькал за окном однообразный пейзаж – фонари, щиты звукоизоляции, крыши домов, черные массивы офисных высоток.
Выпитая байцзю придала смелости. Я впервые за все время наших встреч положил руку на бедро Ли Мэй. Скользнул ладонью по расшитому шелку. Ли Мэй замерла. Словно невзначай зацепив край ее платья, я подушечками пальцев дотронулся до нежной, намного нежнее шелка кожи. Вернул ладонь на место, почувствовав едва уловимое ответное движение.
У ворот кампуса такси остановилось. Я пожалел, что по пути мы не попали ни в одну из пробок.
Шли по освещенной аллее кампуса, открыто, в обнимку. Возле поворота в сторону моего «Вайго сушэ» она чуть замедлила шаг. Я лишь крепче прижал ее к себе и решительно повернул на каменистую дорожку.
Вечер был теплый и тихий. Гигантскими пивными бутылками высились вдоль реки кипарисы. Узкий белый лунный серп висел в небе над их верхушками.
– Как у Ван Гога, – показал я.
– Только нет солнца…
По голосу чувствовалось – она волновалась.
Остановился и долго целовал ее.
– Я все же пойду к себе… Поздно уже… – нерешительно сказала она, оторвавшись от моих губ. – Я не могу. Я… никогда… никогда не…
