Стеф Пенни - Нежность волков
Он облизывает пересохшие губы и хрипит:
— Англичанин.
— Английский! Чудесно. — Мужчина просто ликует. — Вы знаете свое имя?
Фрэнсис колеблется буквально доли секунды, а затем не думая выпаливает:
— Лоран.
— Лоран? Ага. Лоран. Да. Хорошо. А я Пер. — Он поворачивает голову и кричит: — Бритта!
Откуда-то появляется белокурая женщина и улыбается Фрэнсису. Пер говорит с ней на их языке.
— Лоран, — повторяет она. — Добро пожаловать.
— Она не слишком говорит по-английски. Я — лучше. Вы знаете, где находитесь?
Фрэнсис мотает головой.
— Вы в Химмельвангере. Это значит Небесные Поля. Хорошее название, правда?
Фрэнсис кивает. Он никогда не слышал такого названия.
— Что за река?.. — Голос пока не слушается его.
— Река? А, мы нашли вас… да. Э-э, река без имени. Йенс охотился… и увидел там вас. Такой сюрприз! — Он мимикой передает удивление, которое испытал человек, охотившийся на зайцев и нашедший вместо этого перепачканного юнца.
Фрэнсис пытается улыбнуться. Губы с трудом слушаются его:
— Можно мне поговорить с Йенсом?
Пер кажется удивленным.
— Да, конечно. Но сейчас… вы хвораете. Спите и ешьте. Поправляйтесь. Бритта и Лина хорошо ухаживают за вами, да?
Фрэнсис кивает. Он улыбается Бритте, которая неожиданно хихикает в ответ.
Пер нагибается за одеждой Фрэнсиса.
— Все чистое, да? И это… — Он протягивает Фрэнсису мешок Лорана.
— Большое спасибо. И поблагодарите… Йенса за то, что нашел меня. Надеюсь, скоро я сам смогу это сделать.
Все присутствующие улыбаются и кивают.
Бритта обращается к Перу, который с довольным ворчанием встает со стула.
— Теперь вам спать, Бритта мне говорит. Да?
Фрэнсис кивает.
Фрэнсис вспоминает оставшихся дома родителей. Наверное, они станут беспокоиться о нем — другой вопрос, до такой ли степени, чтобы отправиться на поиски. Лорана, должно быть, уже обнаружили. Что люди подумают? Решат ли, что он это сделал?
Эта мысль чуть не заставляет его улыбнуться.
~~~
Лина ждет во дворе с Торбином и Анной, когда выходит Бритта и рассказывает, о чем говорил паренек. Лине кажется странным, что английского парня зовут Лоран. Она знала француза по имени Лоран, в прежней жизни, когда был жив Янни. Английский у Лины лучше всех, лучше даже, чем у Пера, чем она втайне очень гордится. Ей хотелось защищать юношу с тех пор, как Йенс привез его, перекинутого через спину пони, и теперь она увидела все к тому основания: кому, как не ей, быть соединительным звеном между ним и остальными.
Торбин и Анна, ушки на макушке, подбежали к ней в окружении куриного кудахтанья.
— Можно посмотреть на него? — спрашивает Торбин, у которого лицо все красное от холода.
— Нет, пока нет. Он очень слаб. Вы его утомите.
— Мы тихо, как мышата. Крошечные мышата. — Анна пищит, словно крошечный мышонок.
— Скоро, — обещает Лина. — Как только он встанет и пойдет.
— Как Лазарь, — подсказывает Анна, желая вписать чужака в соответствующее Химмельвангеру мировоззрение.
— Не совсем как Лазарь. Он не был мертвым.
— Почти мертвым! Разве нет? — Торбину хочется побольше драматизма.
— Да, почти мертвый. Он был без сознания.
— Ага, вот так. Мама, смотри!
Торбин падает навзничь в снег и притворяется лишившимся чувств, для пущей убедительности свесив набок язык. Лина улыбается. Торбин всегда вызывает у нее улыбку. Он весь такой прыткий, неугомонный, словно каучуковый мячик. Он не так напоминает ей Янни, который словно перевоплотился в Анну: те же широкие скулы, каштановые волосы, синие глаза, бездонные, как фьорды. Невероятной сладости улыбка, которая возникает лишь несколько раз в году и оттого потрясает еще больше.
Дети прорвали плотное куриное кольцо и побежали через двор. Лине нужно накормить кур, а потом помочь Бритте шить лоскутные одеяла. Для себя времени не остается, да ведь не затем она сюда приехала. Ей нравится в курятнике, способном выстоять под любыми ветрами; его высокой покатой крыше не страшен никакой снегопад. В Химмельвангере все дома построены крепко, на совесть. Все должно быть сделано основательно, ибо построено во имя Господне: соединения ласточкиным хвостом, двойные стены, широкие крыши, аккуратно крытые кедровой дранкой, каждый кусок ее в форме сердечка. Шпиль маленькой часовни с крашеным крестом. Десять лет он сносит самые ужасные ветра и канадские зимы. Господь их не оставляет.
И люди приняли ее здесь благосклонно, по-доброму, хоть и не оставляют в покое бесконечными советами. Тебе нужно больше молиться, Лина, нужно довериться Господу, нужно наполнить верой свою работу, и тогда жизнь твоя обретет смысл. Хватит оплакивать Янни, ибо он теперь с Господом и тем счастлив. Она старается все это выполнять, ведь она обязана им жизнью. Когда пропал Янни — ей все еще трудно произнести «умер», даже про себя, — она осталась с двумя крошечными детьми и совершенно без денег. Их выселили из дома, и некуда было идти. Можно было вернуться в Норвегию, но нечем заплатить за проезд. Можно было броситься вместе с детьми в реку Святого Лаврентия. А потом знакомый рассказал ей о Химмельвангере. Перспектива жизни в образцовой религиозной общине казалась смехотворной. Но они были норвежцами и нуждались в тех, кто способен работать не покладая рук. А что еще важнее, они не требовали денег.
По иронии судьбы она отправилась в том же направлении, куда держал свой последний путь Янни. Во всяком случае, когда она в последний раз видела его. Он искал работу и встретил другого норвежца, который собирался работать на Компанию Гудзонова залива. Им обещали хорошо заплатить за сезонную работу, но путь был неблизкий, на северо-запад, к Земле Руперта. Он расставался с Линой и детьми больше чем на год, зато потом, сказал он, у нас хватит денег, чтобы купить дом. Рукой подать до той жизни, о которой они мечтали: собственный дом и немного земли. Лине не придется стирать и чинить грязную чужую одежду; ему больше не нужно будет держать язык за зубами и вкалывать на дураков.
После его отъезда она получила всего одно письмо. Янни никогда не был большим охотником писать, так что она не ждала страстных любовных посланий, но все же одно-единственное письмо за шесть месяцев — это слегка задело ее чувства. Он написал, что здесь все не совсем так, как он ожидал, — их с другом расквартировали с группой выписанных Компанией норвежских каторжников. Люди эти были грубы и жестоки. Они сбились в шайку, которую другие служащие предпочитали обходить подальше. С этими типами Янни чувствовал себя совсем неуютно, но деление по крови сильнее, чем по законопослушности. А дальше он писал, что некоторые из них вполне нормальные люди и что он с нетерпением ждет встречи с Линой и детьми, дабы следующим летом выбрать место для их будущего семейного очага. Ни словечка о любви, никаких проявлений нежности; такое письмо он мог написать своей тетке. А потом и вовсе ничего.
Следующим летом она с нетерпением ждала его, расспрашивала людей о новостях. В Торонто было жарко и влажно; черные мухи докучали детям, а их тесная дешевая квартирка пропахла нечистотами. По ночам ей снились необъятные просторы, покрытые холодным чистым белым снегом, но просыпалась она вся в поту и искусанная насекомыми. Она стала сварливой и раздражительной. В июле она получила письмо, адресованное «Семейству Яна Фьёльстада». Адрес на вскрытом конверте был указан неверно и исправлен детским почерком. Бездушные сухие фразы выражали сожаление о том, что прошедшим январем ее муж вместе с другими норвежцами взбунтовался и дезертировал из фактории, похитив имущество Компании. Нет сомнения, что все они сгинули в снежной пустыне, занесенные метелями, бушевавшими там весь месяц. Однако (не преминули отметить в письме) если каким-то невероятным образом они не погибли, то считаются скрывающимися от правосудия.
Сначала Лина просто не поверила. Она продолжала ждать возвращения мужа, решив, что они, должно быть, ошиблись, перепутав его с кем-нибудь еще. Англичан сбивают с толку норвежские имена, говорила она себе. Она не могла поверить, что Янни способен что-то украсть. Это на него совсем не похоже.
Она пошла в торонтскую контору Компании, где ее принял в крошечном кабинете молодой рыжеватый англичанин. Он был вежлив и непрерывно извинялся, но сказал, что сомневаться в написанном нет никаких оснований. Дезертирство действительно было, и, хотя лично ему ничего не известно о том, кто именно в нем участвовал, он уверен, что все описано точно. Лина кричала ни юнца, который был этим очень недоволен. Казалось, он просто не понимает, что говорит о гибели ее мужа и всех ее надежд. Она убежала из конторы и продолжала ждать.
Но ползли одна за другой недели, а он не возвращался, и у нее кончились деньги. В конце концов, какая разница, во что она верила; правда все это или нет, но она должна принять решение, так что одним сентябрьским утром Лина с детьми отправилась в трехнедельную поездку к месту со смехотворным названием Химмельвангер, забравшись почти так же далеко, как Янни в свою предпоследнюю поездку в поселок с таким же нелепым названием «Лосиная фактория».
