Еремей Айпин - Ханты, или Звезда Утренней Зари
«Все жарче становится кругом… С таким-то нравом сгоришь ведь!..»
На что Николай Малый с самым серьезным видом, без улыбки, отвечал:
«Когда-нибудь, рано или поздно, ведь все сгорим… Все там будем…» — и кивал в сторону Нижнего мира, куда ушли предки.
И он, как и полагали люди, «сгорел». «Сгорел» без огня и дыма. «Сгорел» при загадочных, до сих пор не выясненных обстоятельствах.
Это будет впереди. Сейчас он спокойно промышляет зверя и птицу в черном урмане, не подозревая, что уготовлено ему судьбой. Быть может, одна из лучших сторон жизни в том, что человек не знает о дне и часе своей кончины.
Но еще раньше его ушел из Среднего Мира людей Коска Малый. Болезнь, рожденная кроваво-красным вином времени, разъедала, подспудно подтачивала, рассасывала его душу. Его высокую мятущуюся душу. Что это?
Болезнь души?..
Откуда?
От кроваво-красного вина времени?..
Кто знает. Он с собой унесет свою тайну. Унесет неведомо куда. То ли в Верхний мир, то ли в Нижний мир. В Среднем мире его не станет. Уйдет неведомо куда. Только на исходе лета между Нефтереченском и старым поселком найдут его пустую лодку. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. И наверное, не узнает.
Все это впереди, все это будет потом.
Теперь же Коска Малый ничем не напоминал Вверх Ушедшего Человека. Даже сама мысль, выскажи ее кто, жителям Реки показалась бы просто кощунственной. Разве может вознестись Вверх человек, который свой ум и слово, сердце и душу запятнал кроваво-красным вином времени, тем вином, которое никогда не подносили к устам боги и богини земли и неба?[43] Разве может вознестись человек, что оскорбил словом и действием своих соотечественников? Разве может вознестись человек в наше трудное время?! В наши дни?!
Кому это ведомо?..
Кому?!
И Демьяну это было неведомо, хотя он много размышлял о. Вверх Ушедшем Человеке и о жизни Коски Малого и Николая Малого. Демьяна связывала с ними не только дружба, но и прямое родство: дядя Айсидор был родным братом его матери. И он чувствовал, как прошлое давит и на него, хотя понимал умом, что в этом его вины нет и никто и ни в чем не может упрекнуть его. Но если ему, человеку другого рода, тяжело, то каково же приходится людям этой ветви Лосиного сира?! Как прошлое сумело сделать Коску Малого несчастным, маленьким и ничтожным?! За что такое суровое наказание?! Неужели это отзвуки того, что в свое время наделал Айсидор?! Выходит, правы мудрые старцы Реки, что внушали людям: за всякое зло, оставленное на земле, нужно держать ответ. Хотя Айсидор, корчуя подряд вес старое, вначале был твердо уверен, что делает правильно — все за-ради добра, все за-ради светлого будущего. А вышло по-иному. Тогда многие не могли предвидеть такого оборота дел.
Конечно же, в то время были и такие, которым память начисто отшибло, которые жили только одним днем, не думали о завтрашнем — и этим лишили будущего многих людей земли. Все пошло, наверное, от бездумности, предполагал Демьян. Бездумные они. А бездумному что скажешь — то и станет кричать, куда повернешь — туда и пойдет. Ему, бездумному, все равно, лишь бы на виду быть, лишь бы пыль вовремя в глаза пустить…
Эх, годы, годы!..
Другими были времена Вверх Ушедшего Человека, размышлял Демьян. Тогда люди знали свое место в мире деревьев и трав, в мире Солнца и Луны, в мире звезд и небес. Люди были мудрее и добрее, ибо у добра и зла было тогда по одному лику. Земля не знала тогда небесных и наземных машин, железных и каменных дорог, искателей нефти и газа… Но возврата не будет, обратно не попятишься, размышлял охотник. Только мысль можно вперед-назад посылать…
И мысль его вернулась к Марине, в те дни послевоенного лета, когда плыл с ней вниз по реке.
13
Когда проехали Три Реки, у «головы» правого песка Демьян развернул облас и причалил к берегу.
— Что тут, остановка? — спросила девушка.
— Да, ночевать будем. Место хорошее.
Он помог девушке сойти на берег.
— А чем хорошее место? — спросила она, оглядывая округу и разминая одеревеневшие ноги.
— Просторно тут, — пояснил он. — Как море. Много воды, место открытое. Ветерок всех комаров сдует.
— А воды почему много здесь?
— Тут река на три рукава разбегается, — сказал он и показал рукой. — Вон правый рукав. Вернее, тут все рукава сходятся. Поэтому много воды.
— А мы по какому рукаву проехали-то?
— По среднему — по недавней прорве.
— Ах да, — догадалась девушка, вспомнив бурно клокотавшие водовороты, мимо которых пронеслись с бешеной скоростью. — Самый прямой рукав?
— Да, — коротко ответил Демьян.
Он быстро и незаметно обжил стоянку. Нарубил рогульки для таганка и колышки для пологов и навеса, развел костер, а чуть в сторонке — дымокур от комаров. Потом принес еловый лапник на подстилку и большой лист свежей бересты. Приволок колоду-плавник с загогулиной посередине. Загогулину выровнял топором — сразу стол и сиденье. Из обласа вытащил берестяный кузовок с посудой и провиантом, котелок и полог. И каждой вещи определил место на стоянке, чтобы все было под рукой.
— Ловко как-то у вас все получается, — сказала девушка.
— Так это… жизнь, — улыбнулся он. — Моя жизнь.
— А мне что делать? Все вы сами…
— Главное ваше дело — поддерживать огонь. Если огонь есть — что еще нужно?..
После чая он съездил «возить блесну». Плавал в тихой заводи невдалеке от стоянки. Девушка видела, как расходились волны по реке. Блеснил он до тех пор, пока не попалась щука. Из щуки он сделал подовушку — распластал, посолил и на колышках с двух сторон поджарил на слабом огне. Вечерний чай пили с подовушкой — сочной, горячей, с хрустящей корочкой и привкусом дыма лесного костра.
Солнце село.
После ужина молча посидели у костра — каждый думал о чем-то своем. Потом Демьян не спеша соорудил из лапника две лежанки, воткнул колышки у изголовья и ног и попросил у девушки полог.
— Нет у меня полога, — сказала она.
— Как это нет?! — опешил Демьян. — Дома-то, в поселке, как спали?! В чем спали?!
— Да оставила я полог. Галке оставила.
— Какой Галке? — не понял он.
— Да девушке, которая на мое место приехала.
— Как же теперь быть… — бормотал Демьян, соображая, каким образом он дал такую большую промашку, что не спросил перед отъездом свою попутчицу о самых необходимых вещах; где теперь полог возьмешь, когда лишний лоскуток-то ткани по всей Реке не найдешь. Обнищал народ в войну. Обнищала страна, не до тряпок сейчас. У оленных людей легче меховой полог найти, нежели ситцевый. Вот так дело…
— А без полога… — заикнулась девушка.
— Ну-у… — усмехнулся Демьян. — Утром следа от человека не останется.
— Так у вас же полог, Демьян Романович? — она кивнула в сторону его лежанки.
— Есть.
— Двое влезут?
— Можно, конечно… — смущенно пробормотал он.
— Я не кусаюсь! — сказала она и засмеялась беззаботным смехом.
— Я тоже… — выдавил он.
— Тогда в чем же дело?! — она перестала смеяться. — Может, ваши обычаи… иль законы не позволяют…
— Теперь комар — главный закон! — засмеялся и Демьян, поборов свое смущение. — Какие там обычаи… С этими словами он начал укладывать лапник с одной лежанки на другую, пошутил:
— Теперь веток больше стало — мягче будет постель!..
— Не старики — бока не отлежим, — заметила она.
Зная повадки таежных комаров, Демьян старательно заправил края полога под постель. Затем приготовил дрова и растопку на утро и притушил костер.
Легли.
Демьян вплотную пододвинулся к боковой стенке полога, на свою сторону, и закрыл глаза. Он боялся, что не сможет уснуть — сердце билось как-то по-особенному, шумно и тревожно, как преследуемый зверь, пытающийся обойти западню. Старики, коль узнают, что он спал в одном пологе с русской женщиной из города, посмеются, конечно, беззлобно: теперь, мол, тебе, Демьян, на охотничьей тропе удачи не видать. Ведь придумал же кто-то и когда-то такую глупость. Ну, с удачей-то мы еще посмотрим, это дело будущего, решил Демьян. А вот комарам-то — кому-кому — удачи уж точно не будет сегодня! Пусть лезут через полог!.. Прислушался, но не уловил даже дыхания девушки, словно ее не было рядом. Спит, наверное, подумал он. И тут с плотно закрытыми глазами он увидел ее на песке после купания. Он увидел уходящие за горизонт удивительные линии ее тела. Он еще плотнее зажмурил глаза, но она все не исчезала. Не хотела уходить. И вдруг он понял, что теперь никто не помешает ему смотреть на нее. Он видит с закрытыми глазами. И нет его вины в том, что он видит с закрытыми глазами. Он обрадовался своему открытию и, возможно, засмеялся совсем по-детски. Но своего смеха, конечно же, не услышал. А линии, между тем, все расходились, становились продолжением песка, воды, леса, неба… Эти линии он видел в деревьях, в травах и листьях, в облаках. Он видел их везде, на что бы ни перевел взгляд. И, словно в волшебной сказке, она сама стала частью ярко-золотистого песка, частью леса, неба, солнца… И он, утомленный целым днем езды, не заметил, как явь перешла в сон. В кругу удивительно прекрасных линий, между небом и землей, он уже витал во сне…
