Наследницы - Мареева Марина Евгеньевна
Анна Федоровна не находила себе места. С одной стороны, ей ужасно хотелось уехать на дачу. Нужно было побыть одной, о многом подумать. События последних дней буквально выбили ее из колеи. Но она никогда не позволяла себе распускаться, не собиралась этого делать и сейчас, хотя так больно и горько ей не было еще никогда. Вдруг она вспомнила, как муж, устав от не шибко умного, но назойливого журналиста, на вопрос: «Ваше любимое занятие?» — с вызовом ответил: «Латать шкуру, потравленную молью переживаний!». Вот и Анне Федоровне сейчас нужно было кое-где поставить заплатки. Где взять силы для этого, она знала. В лесу, в их с Володей любимом сосновом бору…
С другой стороны, Анна Федоровна сильно тревожилась за Верочку. Оставить ее сейчас одну, пусть и под присмотром мудрой Эльзы, она не решалась. Они практически не разговаривали в эти дни. Анна Федоровна все время проводила в фонде. Работы было много, ее это радовало, помогало отвлечься от ненужных мыслей. Чего не придет в голову оскорбленной женщине. И все же ее неудержимо тянуло к природе, хотя бы на день.
Она зашла к дочери, чтобы предупредить о своем отъезде, но Веры в комнате не оказалось. И тогда она увидела эту газету, маленький кусочек выглядывал из-под подушки. Это были «Новости за неделю», а там… и про то, как на похоронах мужа безутешная вдова красовалась в роскошной шляпке от Стивена Джонса, и про миллионное наследство художника, и про многочисленных наследников, которые выросли как грибы, стоило Мастеру почить в бозе… Это была последняя капля. Не дочитав до конца, Анна Федоровна в клочья порвала газету и, открыв окно, выбросила на улицу. Написала записку дочери и вызвала шофера.
Машин на дороге было много, они то и дело останавливались. Пока доехали до МКАД видели две аварии. «Может, это знак и не нужно ехать? — подумала Анна Федоровна. — А, ерунда! Про такие знаки Володя, смеясь, говорил, что у каждого планида своя: если суждено быть повешенным, в канализационный люк путь заказан».
— Алексей, ты отвозил Владимира Григорьевича к этой женщине?
Обсуждать с кем-то свою личную жизнь было не в правилах Анны Федоровны. Но сейчас она проявила слабость, и ей, как ни странно, стало легче.
— К какой?
— Их что, много было?
Алексей замялся. Ему было неловко. Он никогда не лез в чужую жизнь со своими понятиями и никому не позволял лезть в свою.
— Алеш, скажи правду, я на тебя зла не держу. Ты человек подневольный, тебе приказали — ты повез.
— Возил.
— И что, мальчика видел?
— Видел. Раз в месяц мы заезжали в гимназию, возили ему подарки. У Володьки-маленького как раз занятия заканчивались.
— И когда у него заканчиваются занятия?
Алексей посмотрел на часы.
— Через двадцать минут.
— Алеша, едем в гимназию. Мы успеем?
— Во всяком случае постараюсь.
Они приехали вовремя. Машин на обратном пути было мало, светофоры, как сговорившись, давали зеленый свет. Алексей остановил машину, откуда лучше всего просматривался двор гимназии. Анна Федоровна вглядывалась в лица мальчиков, стараясь угадать, кто из них Володя.
— А вот он. — Алексей показал на группу мальчишек, игравших в снежки. — Видите? Тот, который в красной куртке и черной шапочке с белой полоской.
— Хороший мальчик, — оценила Анна Федоровна. — На Володю похож.
Она увидела, как Володя-младший кинул снежком в мужчину, который шел ему навстречу, и попал, а тот, в свою очередь запустив снежком в мальчика, промахнулся.
— Ты его знаешь, Алеша? Кто это?
— Это Юра, друг этой женщины. Повезло мальчишке, он для него вроде отца. Настоящий мужик, правильный.
— Друг, говоришь, не муж.
Глядя на Володю-маленького, Анна Федоровна пыталась разобраться в своих чувствах, но ей это не удавалось. Лишь одно она смогла вытащить из вороха нахлынувших на нее чувств: она рада, что мальчик больше похож на отца, чем на мать.
— Ну что, на дачу едем или как? — Алексею не терпелось увезти Анну Федоровну подальше отсюда. Он жалел ее.
— Едем, Алешенька, едем. — В сумочке Анны Федоровны зазвонил мобильный. Она достала телефон. — Алло. Да-да, я слушаю… Кто? Галина Васильевна. Нет, не удивлена. Меня уже ничто не удивляет… A-а, вы и это знаете?.. Повидаться, поговорить? Ну что ж, соблаговолите сообщить ваш адрес моему шоферу… Да, я могу подъехать прямо сейчас.
* * *— Простите, — обратилась Вера к пожилой женщине, — вы случайно не знаете, где находится склад номер… — она заглянула в бумажку, — номер семнадцать?
— А вон он. — Женщина указала рукой на большой ангар, стены которого были изрисованы граффити. И оценив, что перед ней порядочные девушки, по-свойски предупредила: — Там такие рисунки неприличные нарисованы, а слова… Срам, да и только! — И перекрестилась.
Вера и Саша подошли к ангару. Слева от двери вокруг небольшого костровища стояли три перевернутых ящика. Звонок не работал. Вера изо всех сил стала колотить в железную дверь. В промежутках между ударами прислушивалась.
— Не исключено, что там цепочка, — вслух рассуждала Вера. — Стало быть, если он увидит нас вдвоем, нам его не достать.
— Но он же не может сидеть там вечно?
— Еще как может! Это же продовольственный склад. Сделаем так: я в любом случае отойду в сторонку, пусть он только тебя видит, а когда он откроет дверь…
— Иду, иду, — донеслось из глубины ангара.
— Тихо. — Вера приложила палец к губам и шепотом добавила: — Ты только не стой с таким лицом, не то этот гад сразу догадается, что дело нечисто.
— Я уже тут, открываю… — Голос Геннадия потонул в металлическом скрежете отодвигаемого засова. — A-а, это вы моя милая, — глядя в щель, протянул он.
Дверь действительно была на цепочке.
— Гена, вас прямо не узнать. Что вы тут делаете?
— Сашенька, я здесь по делам фирмы.
— Но почему вы… — Саша с изумлением смотрела на него: волосы взъерошены, глаза воспалены, изо рта пахнет перегаром. — Что с вами?
— Видите ли, Сашенька, я… нездоров. Но вы позвонили, настояли на встрече… вы хотели мне сообщить нечто важное… Я весь внимание.
Он на мгновение закрыл дверь и, сняв с цепочки, открыл вновь.
На пороге уже стояла Вера.
— Вера! Иваницкая! — Геннадий был ошарашен.
— Не ожидал меня увидеть? — Вера вошла в ангар и двинулась на Геннадия. — Адвокат! Да тебя поперли из адвокатов после того, как ты моего отца подставил! А еще его другом себя называл!
— Александра, — Геннадий отступал, но пытался обороняться, — вы мне обещали приехать одна… Это что?! Провокация?!
Саша молча шла за Верой, наблюдая, как та все дальше и дальше теснит Геннадия в глубь склада.
— Провокация! Да! А что ты вытворил с ней и ее матерью, а? Хотел нагреть их? На четыреста баксов, мерзавец!
— Ну не надо, Вера, не надо так.
— Плюс сто долларов за посредничество?
Отступать дальше было некуда. Они оказались в небольшом закутке, где стояли диван, телевизор, стол, три стула и старый сейф.
— Теперь ты их здесь пропиваешь? Саш, посмотри, это у них, у адвокатов, называется «накрыть поляну». — Она показала на стол. — Роскошный натюрморт!
На столе стояли початая бутылка водки и две рюмки; там же, на газете, выпучив красные круглые глазки, лежала селедка.
Геннадий поспешно стал «сворачивать поляну». «Натюрморт» был спрятан в обшарпанный сейф и закрыт на ключ.
— А это, Саш, — Вера указала на синий рабочий халат Геннадия, — его адвокатская мантия.
— Я хотел помочь Алекс… — Геннадий одернул халат, который был явно ему мал, — Александре Владимировне.
— Прочел в газете некролог, вспомнил, что у отца было две семьи… — продолжала Вера.
— Александра, вы зачем ее сюда привезли? — Геннадий вновь решил обороняться.
Вера посмотрела на него с омерзением.
— Помолчал бы, аферист чертов!
— Александра, вы обещали, я вам доверился, и вы меня обманули. Это низко!
— Все просчитал, — не унималась Вера, — пришел, навешал лапши на уши, срубил бабки и деру. Устроил маскарад! Нет, тебе не в суде выступать, артист. А жанр-то ты выбрал неоригинальный. За такой номер и на скамье подсудимых оказаться можно… сам знаешь, по какой статье.