Элис Уокер - Цвет пурпурный

Я бы все отдала за твой портрет, милая Сили. У меня в чемодане есть всякие картинки, которые нам надарили в миссионерских обществах в Америке и в Англии. На этих картинках Иисус Христос, апостолы, Мария, Распятие, Спик, Ливингстон, Стенли, Швейцер. Может быть, когда нибудь я их повешу, но однажды я примеряла их к своим коврикам и тканям, и они нагнали на меня тоску, так что я их сразу все убрала. Даже картина с Христом, которая везде хороша, здесь выглядит как-то странно. У нас, конечно, они все есть в школе, и картинок с Иисусом много в церкви за алтарем. Я думаю, этого достаточно, Правда, в хижине у Самуила с Коринной висят картинки и реликвии (кресты).

Твоя сестра Нетти.

Только что приходили мать и отец Таши. Им не нравится, что их дочка проводит столько времени с Оливией. Она изменилась, сказали они, стала тихой и задумчивой. Она не похожа на себя, в нее вселился дух ее тети, которую продали торговцу на побережье, потому что она не хотела жить, как живут все в деревне. Она отказалась выходить замуж за того, кого ей назначили. Не кланялась вождю. Лежала целый день, щелкала колу и смеялась.

Они спросили, почему Таши с Оливией сидят в хижине, в то время как другие девочки помогают своим мамам. Что они там делают?

Таши ленится работать по дому? — спросила я.

Отец посмотрел на мать. Нет, наоборот, сказала она, Таши работает больше, чем другие девочки ее возраста. И быстрее справляется с домашними делами. Но это только потому, что она хочет скорее идти к Оливии. Она запоминает все, чему я ее учу, как будто ей уже все известно, но эти знания не западают ей в душу.

Мать выглядела испуганной и смущенной.

Отец был рассержен.

Ага, подумала я, значит, Таши чувствует, что ей эти знания не пригодятся, потому что ее ждет другая жизнь. Но вслух я этого не сказала.

Мир меняется, сказала я. Он теперь не только для мужчин и мальчиков.

Наши женщины пользуются уважением, сказал отец. Мы не позволяем им скитаться по свету, как скитаются американки. За женщинами олинка всегда есть кому присмотреть. На это есть отец. Если не отец, то дядя. Не дядя, так брат или племянник. Не обижайся, сестра Нетти, но наши люди жалеют таких, как ты, отверженных и оказавшихся в незнакомом мире, где они одни и некому за них постоять.

Итак, я вызываю у этих людей, и у мужчин, и у женщин, жалость и презрение, подумала я.

Не надо думать, что мы простаки, сказал отец. Мы понимаем, что в других местах женщины живут не так, как наши. Но мы не хотим такой жизни для наших детей.

Жизнь меняется даже здесь, в Олинка, сказала я. Например, мы здесь.

Он плюнул на землю и сказал: а кто вы такие? Трое человек с двумя детьми. Настанет дождливый сезон, и кто-нибудь из вас, может быть, умрет. Ваши люди недолго выдерживают в нашем климате. Если не умрете, то заболеете и потеряете силы. Да-да. Мы все это уже проходили. Вы, христиане, приезжаете сюда, пытаетесь что-то изменить, потом начинаете болеть и возвращаетесь назад в Англию или куда там еще. Только белый торговец на побережье есть всегда, но не один и тот же из года в год. Мы знаем, потому что мы посылаем им женщин.

Таши умная девочка, сказала я. Она могла бы стать учительницей. Или медицинской сестрой. Она могла бы многое сделать для жителей деревни.

Здесь нет места таким женщинам, сказал отец.

Тогда нам нужно уехать, сестре Коринне и мне, сказала я.

Нет, нет, сказал он.

Значит, надо учить только мальчиков? — спросила я.

Согласен, ответил он, как будто мой вопрос был предложением.

У здешних мужчин есть манера говорить с женщинами, которая приводит мне на память нашего папашу. Они слушают ровно столько, сколько им надо времени, чтобы сообразить, какое отдать приказание. Они даже не смотрят на женщин, когда те с ними говорят. Наклонят голову и смотрят в землю. Женщины тоже не «смотрят мужчине в лицо», как у них принято говорить. «Смотреть мужчине в лицо» считается бесстыдством. Они обычно смотрят куда-то в ноги. Мне ли их осуждать? Мы тоже так себя вели с нашим папой.

В следующий раз, когда Таши появится у ваших дверей, отправьте ее прямиком домой, сказал ее отец, и тут он улыбнулся. И пусть ваша Оливия с ней пойдет. Узнает, для чего нужны женщины.

Я тоже в ответ улыбнулась. Оливия действительно должна знать, как применять свое образование в жизни, куда бы она ее ни забросила, подумала я. Его приглашение даст ей такой шанс.

До свидания, милая Сили, до следующего письма от жалкой отверженной женщины, за которой некому присмотреть и которая, может быть, умрет в ближайший дождливый сезон.

Твоя любящая сестра Нетти.

Сначала из леса раздавался глухой непонятный шум. Как будто вдалеке происходило какое-то движение. Потом стало слышно, как рубят и таскают деревья. Временами пахло дымом. Теперь же, по прошествии двух месяцев, во время которых мы все по очереди болели, то я, то дети, то Коринна, мы с утра до вечера слышим грохот падающих деревьев, скрежет и вой. Дымом пахнет каждый день.

Сегодня на вечернем уроке один мальчишка, только войдя в класс, выпалил: Дорога подходит! Дорога подходит! Он охотился с отцом в лесу и видел ее собственными глазами.

Каждый день теперь жители деревни собираются за околицей, у поля с маниокой, и смотрят, как строят дорогу. Я наблюдаю за ними, как они сидят на табуретках или на корточках, жуют орешки кола и рисуют что-то в пыли, и чувствую прилив любви к ним. Они никогда не приходят на место стройки с пустыми руками. О нет. Каждый день, с тех пор как дорога подошла близко к деревне, они угощают строителей козлятиной, пшеном, печеным ямсом и маниокой и поят их пальмовым вином. Каждый день у них пикник, и кажется, многие подружились, хотя строители все из другого племени, чья земля к северу от нас и ближе к океану, и язык у них несколько другой. Я, во всяком случае, их не понимаю, в отличие от жителей деревни. Они хорошо разбираются во многих вещах и быстро усваивают всё новое.

Трудно поверить, что мы уже пять лет в Африке. Время идет медленно, но проходит быстро. Адам и Оливия уже ростом почти с меня, и учеба их идет хорошо. Адам имеет способности к цифрам, и Самуил беспокоится, что скоро не сможет уже сам учить его.

В Англии мы встречали миссионеров, которые отсылали своих детей домой для дальнейшей учебы, но мне трудно даже представить, как мы будем здесь без детей. Они тоже привыкли к жизни на открытом воздухе и полюбили свои маленькие хижины. Здешние люди им очень нравятся, их восхищает охотничье искусство мужчин и умение женщин своим силами выращивать большие урожаи. И как бы мне ни было грустно, а иногда такое бывает, стоит только Адаму или Оливии подойти и обнять меня, я тут же оживаю или по крайней мере прихожу в рабочее состояние. Я уже не так близка с их матерью, как раньше, но зато все больше чувствую себя их тетей. И мы становимся с каждым днем все более и более похожи друг на друга.

Примерно месяц назад Коринна попросила меня не приглашать Самуила ко мне в хижину без нее. Она сказала, что деревенские могут нас неправильно понять. Это был удар для меня, я очень ценю его общество. Сама Коринна почти никогда ко мне не заходит, так что мне теперь не с кем будет поговорить по-дружески. Дети по-прежнему часто у меня бывают, иногда с ночевкой, когда их родителям надо побыть одним. Это мои любимые дни. Мы расстилаем на полу карты и путешествуем по разным странам, щелкая земляные орешки, поджаренные на моей маленькой плитке. Иногда заходит Таши и рассказывает нам истории, которые дети олинка рассказывают друг другу. Я попросила их записать эти сказки на олинка и на английском. Пусть попробуют, это будет для них хорошая практика. Оливия печалится, что не знает таких хороших сказок. Однажды она начала рассказывать одну из сказок дядюшки Римуса и выяснила, что Таши знает исконную версию. Ты бы видела ее огорченное личико! После этого мы стали обсуждать, каким образом сказки Ташиного народа попали в Америку, и Таши очень заинтересовалась историей. Она плакала, когда Оливия рассказывала ей, что пришлось пережить ее бабушке-рабыне.

Больше никто в деревне и слышать не хочет о временах рабства. Считают, что они тут абсолютно ни при чем. Эта их черта мне решительно не нравится.

Ташин отец умер во время прошлого сезона дождей. Он заболел малярией, и никакие снадобья деревенского знахаря не могли ему помочь. Наши лекарства он принимать отказался и не хотел, чтобы Самуил пришел взглянуть на него. Его похороны были первыми, которые мы видели здесь. По обычаям олинка женщины раскрашивают лица в белый цвет, надевают белые одеяния, похожие на саваны, и начинают причитать. Тело Ташиного отца обернули в ткань и похоронили под большим деревом в лесу. Таити очень горевала. Все свое детство она старалась сделать так, чтобы отец был ею доволен, до конца не понимая, что ей, девочке, это не удастся. Его смерть сблизила ее с матерью, и теперь Кэтрин нам как своя. Под своими я имею в виду себя, детей и иногда Самуила. Она еще в трауре, далеко от своей хижины не отходит и говорит, что больше замуж не пойдет (у нее пять сыновей, и она вольна делать, что захочет, поскольку теперь она считается почетным мужчиной). Я ходила к ней в гости и из ее слов поняла, что она хочет, чтобы Таши училась дальше. Кэтрин самая трудолюбивая из всех вдов Ташиного отца, ее огород очень ухоженный и приносит большой урожай, и его все всегда хвалят. Я, может быть, буду помогать ей в поле. Когда женщины работают вместе, они лучше узнают друг друга и лучше друг к другу относятся. Ташина мать подружилась с другими женами своего мужа на общих работах.