Маша Царева - Это подиум, детка! Сага о московских куколках
«Я сюда обязательно вернусь, – пообещала она самой себе, – вернусь в ином статусе, с иным выражением лица. Как Джулия Робертс в фильме „Красотка“!»
А Наталья уже протягивала ей нечто воздушное, кремовое, благородно поблескивающее слезинками хрустальных страз. Алена прикоснулась к платью рукой… и тотчас же забыла обо всех своих мелких обидах. Все же она была семнадцатилетней девчонкой, выживающей на обочине мира роскоши, латающей колготы и выдающей бисерную сумочку из ларька за эксклюзивную вещь авторской работы. Мода Алену завораживала. Еще лелея надежды на модельный успех, она мечтала именно о подиуме, мечтала о парижской неделе от кутюр, о возможности стать частичкой искусства, почти музейным экспонатом, гордо идти вперед, представляя миру вдохновенный предмет чьего-то таланта.
Атлас был таким нежным, а нижние юбки такими воздушными, что ей захотелось зарыться в это чудо лицом, зажмуриться и помечтать о чем-нибудь хорошем, вдыхая тонкий аромат богатства.
Видимо, Наталью не зря приняли на работу в этот бутик – у нее был глаз-алмаз, и платье село на Алену, как будто бы было сшито специально для нее. Приподнимающий грудь и сдавливающий талию корсет, струящиеся многослойные юбки, кружева ручной работы… И этот цвет – поблекшая чайная роза, – он «убил» бы большинство лиц, но бледную рыжую Алену превратил в нереальную красавицу. У нее даже дух перехватило, когда Наталья закончила шнуровать корсет и позволила ей повернуться к зеркалу (хотя, возможно, в сбившемся дыхании было виновато не только восхищенное удивление, но и сам корсет).
– Чудо какое-то, – пробормотала она, – сколько же стоит это чудо?
– Вам знать необязательно, – хмыкнула Наталья, но потом все же снизошла: – Двести восемьдесят тысяч. Со скидкой Леонида Сергеевича, разумеется.
Алена прикусила язык и решила больше ни о чем не спрашивать.
А Наталья принесла откуда-то из кулуаров золотистую обувную коробку.
– Нога у тебя ого-го, как у мужика, – прищурившись, она наклонилась к Алениной ступне, и та машинально поджала пальцы, – сорок первый, да? Выбора нет, в таком размере у меня есть только одна пара.
– Сорок второй, – вздохнула Алена, – у меня сорок второй. С обувью проблема, чаще всего приходится мужскую носить.
– Значит, придется немного потерпеть. Если бы мне дали хотя бы три часа, я бы, разумеется, достала пару сорок второго размера. Но… – она развела руками и протянула Алене коробку, – вот.
Внутри оказались приглушенно золотые туфли на тонкой шпильке, украшенной розовыми самоцветами. Не без труда Алена впихнула в них ступни – такое впечатление, что на нее надели знаменитый инквизиторский «испанский сапожок» – твердая кожа давила со всех сторон, расплющивала пальцы.
– Держи уж, спрячь в сумочке, – Наталья протянула ей упаковку пластырей, – да нет, не в свою торбу. Сумку я тебе тоже дам, не можешь же ты явиться с этим уродством… А желтое платье я бы на твоем месте вообще сожгла бы, как масленичную куклу.
– Передам его хозяйке ваши пожелания.
Когда Алена вышла из-за ширмы – как и было оговорено, через двадцать минут, – Леонид Сокольский восхищенно ахнул:
– Вот это я понимаю. Эта девушка и правда тянет на мой эскорт. Все будут спрашивать, кто это такая, но я, разумеется, никому не открою наш секрет.
Алена заметила, что, выходя из магазина, он сунул в проворную руку Натальи стодолларовую купюру. «Ну ничего себе чаевые, – подумала она, – интересно, а эскорт-девушкам чаевые полагаются?»
– Едем в один частный загородный клуб, – перехватив ее вопросительный взгляд, сообщил Сокольский и добавил, обращаясь уже к водителю: – Это по Волоколамке. Мне надо быть там через двадцать пять, максимум тридцать минут.
Алена хотела возразить, что ведь им придется продираться через непролазные московские пробки. Но не успела – водитель поставил на машину мигалку и бодро порулил по встречной. В итоге ровно через двадцать пять минут они, словно пассажиры машины времени, перенеслись из загазованного моросящего противным дождем города в тихий желто-бурый лес, медленно переодевающийся к зимнему сну. Это казалось таким нереальным! К тому же Алена забыла, когда она в последний раз была на природе, когда дышала такой влажной свежестью, когда слышала трели незнакомых птиц. Кажется, еще в прошлой жизни, в N-ске, когда они с Галочкой выбирались на пикник, прихватив с собой корзину с бутербродами, фотоаппарат-мыльницу и прошлогодний Playboy (самовлюбленной Галине нравилось фотографироваться, копируя позы девушек с разворота).
Загородный клуб, о котором рассказывал Сокольский, находился, казалось, в непролазной чаще. Расступились мокрые еловые ветки, и грейдерная дорога уперлась в глухой забор. Сокольский кому-то позвонил, и тяжелая дверь медленно отъехала вбок.
Алена вышла из машины, потянулась, вдохнула полной грудью. Вокруг было так непривычно тихо! Только лес вздыхал, кряхтел и поскрипывал суставами веток, как усталая старуха. На территории за глухим забором находился дом – на первый взгляд небольшой и нежилой. Состаренный кирпич, искусственный плющ вьется по стене, острые готические башенки стремятся проткнуть низкие тучи, за полукруглыми окнами – темнота и тишина. Алена с опаской покосилась на Сокольского: а что, если ее обманули? Что, если никакого делового ужина нет и в помине, а весь маскарад с платьем затевался лишь затем, чтобы привести ее туда, откуда невозможно запросто улизнуть? И если так, что он собирается делать: устроить оргию с уклоном в некрофилию – нечто такое, о чем любят рассказывать в телепередаче «Независимое расследование»?
Леонид перехватил ее взгляд и усмехнулся:
– Не волнуйтесь, барышня. Дом пустой лишь на первый взгляд. Все самое главное находится внизу, в подвале.
– Надеюсь, под «самым главным» вы подразумеваете не бензопилу и крюки для говяжьих туш в потолке? – попробовала пошутить она.
– Аленушка, сейчас вы сами все увидите, – он подтолкнул ее в спину.
Тяжелую дубовую дверь со стилизованной чугунной смотровой решеткой открыл для них молчаливый лакей в смокинге – это обнадеживало. Он же забрал у Сокольского зонт, а у Алены – ее клетчатое пальто. В отличие от магазинной Натальи ему было наплевать, сколько стоила ее одежда – он держал секонд-хендовское пальто так бережно, словно это была раритетная вещь, которую в единственном экземпляре сшила сама легендарная Коко.
Вслед за Сокольским Алена осторожно спустилась по каменной винтовой лестнице. На стенах из необработанного камня висели факелы – не трогательная электрическая имитация, а настоящие факелы в виде львов с разверстой пастью, на языках которой беззаботно плясал оранжевый огонь. Каждый шаг давался Алене с трудом – туфли так жали! Но удивление и любопытство были сильнее боли. Сердце ее едва не выпрыгивало из тугого корсета. Ну надо же, первый раз она согласилась поработать эскорт-girl и сразу же вляпалась в какую-то таинственную историю.
Шли они долго – у Алены создалось впечатление, что вглубь дом простирался минимум на пять этажей. Подвал имел структуру муравейника – от основного широкого коридора с лестницей отходили узкие коридорчики с дубовыми темными дверьми. Перед одной из этих дверей Сокольский и остановился.
– Прошу, – он распахнул дверь перед слегка запыхавшейся Аленой.
Она осторожно вошла внутрь – сначала заглянула и только потом переступила ногой через порог. Никакой садо-мазо атрибутики внутри комнаты не было. Обычная обеденная зала, разве что мрачновато обставленная – но такой уж был вкус у хозяина всего этого великолепия. Черные шелковые обои с бархатными лилиями на стенах, размашистая черная люстра, украшенная миллионом переливающихся хрусталиков, ложное окно – на самом деле просто подсвеченный витраж, медвежья шкура на полу, старинный стол из черного дерева с резьбой, а за столом – брюнет, похожий на кинематографического итальянского мафиози, и красивая блондинка с отстраненным лицом.
Брюнет улыбнулся, устремился навстречу Сокольскому, они обнялись, похлопали друг друга по плечам.
– Все хорошеешь, – похвалил Сокольский брюнета.
– Прошел курс лечения стволовыми клетками в Швейцарии, – похвастался тот, – если понадобится, могу дать контакт… Познакомьтесь с моей спутницей, ее зовут Елена, она актриса и недавно получила предложение от Тинто Брасса.
Блондинка холодно улыбнулась и кивнула. Ее взгляд буквально вцепился в Алену, сканируя: кто такая, одноразовая ли куколка или законная супруга, и сколько стоит ее платье, и почему она так странно переминается с ноги на ногу: неужели туфли жмут?!
– Алена, – представил ее Сокольский, – модель. Она несовершеннолетняя.
Брюнет понимающе хохотнул. А она подумала – вот что, оказывается, имела в виду Янка, говоря о мужской конкуренции. Они меряются не только автомобилями, домами, яхтами и костюмами, но и сопровождающими их куколками!
