Фэнни Флэгг - Рай где-то рядом
— Вы любите птиц? — спросила она Дороти.
— Очень.
Элнер продолжала:
— Вот интересно: Эрнест сюда прикатил на «кадиллаке».
— Мы стараемся сделать путешествие приятным. Сестра ваша приплыла на «Куин Элизабет», в каюте первого класса.
— Попали в точку! — засмеялась Элнер. — Не иначе как Мэкки сюда пожалует на моторной лодке, в которой обожает рыбачить.
— Может быть. — Дороти подлила Элнер кофе. — Мы с Реймондом всегда говорим: если чего-то очень хочешь — непременно получишь. А люди все разные: кому подавай парусник, а кому личный самолет. На прошлой неделе к нам прикатила парочка на мотоцикле «Харли-Дэвидсон».
— А почему я поднималась на лифте, который ходил ходуном?
— Вы ведь любите кататься на аттракционах в парке.
Элнер хихикнула:
— И то правда. Вы с Реймондом так стараетесь, чтобы после смерти всем было хорошо!
— Стараемся.
— Ей-богу, знали бы люди, какая здесь благодать, — форменный мор начался бы.
Дороти рассмеялась.
— Люди не должны сюда попадать раньше времени, но у нас и впрямь совсем не страшно. — Дороти указала на пурпурные глицинии и крошечные белоснежные розочки, увивавшие изгородь: — Взгляните! Дивная сейчас пора, согласны?
— Конечно! Особенно здесь. Я будто попала в картинку из журнала. — Элнер принялась за добавку пирога. Проглотив кусочек, она посмотрела на Дороти: — Честное слово, такого отменного домашнего пирога мне не доводилось есть с тех самых пор, как вы умерли. Не знаю, как он у вас получается таким нежным и пышным, у меня никогда так хорошо не выходит.
— Рецепт сохранился, что я давала по радио?
— Да, в кулинарной книге, и я все делаю как положено, но как у вас не получается.
— В следующий раз нагрейте духовку до ста девяноста градусов — возможно, для пирога жару маловато.
— Попробую, спасибо за совет. Кстати, очень приятно было познакомиться с Реймондом, он просто чудо.
Кивнув, Дороти налила себе еще чашку кофе.
— Да, он очень добрый и все принимает близко к сердцу.
— Я так и поняла.
— У него душа болит, когда люди не ладят друг с другом. Он считает, что почти все зло в мире — от радикалов и фанатиков. Мол, шуток не понимают, сами злобствуют и других доводят до белого каления.
— Может быть, он и прав, Дороти. Если подумать, у рядового фанатика с чувством юмора туго.
— Пожалуй, — согласилась Дороти. — А когда злишься, невозможно быть счастливым.
— Никак невозможно.
— Но есть у меня подозрения, что дело в другом. — Дороти оглянулась на дверь, не идет ли Реймонд, и зашептала: — Боюсь, Реймонд слегка промахнулся с гормонами — отпустил мужчинам больше тестостерона, чем нужно. Сами посудите, Элнер… ведь почти все войны затевают мужчины.
— Верно подмечено. — Элнер откусила еще кусочек. Дороти вздохнула.
— И все-таки Реймонд умница. Старался как мог, и хорошо, что разрешил мне помогать, ведь все его творения — океаны, деревья и прочее — сперва вышли грязно-серыми. Он цвета различает совсем плохо, я до сих пор ему подбираю носки, чтоб не синий в пару к коричневому.
— Как удачно, что вы вовремя спохватились, — сказала Элнер. — Только представьте грязно-серый мир — сплошная скука.
— Спасибо. Однако, знаете, Элнер… — отозвалась Дороти задумчиво, — боюсь, не ошиблась ли я с цветом.
— В чем же, милая?
— Я имею в виду людей. Может, не надо было разных цветов кожи? Признаться, я каюсь. Не ожидала от этого стольких бед.
— Не расстраивайтесь, Дороти, теперь все по-другому. Моя племянница Линда недавно удочерила китаяночку, и цвет лица у малышки чудесный, все всхищаются.
— Что ж, будем надеяться на лучшее. Кстати, Реймонд, несмотря на все трудности, очень верит в будущее.
— После разговора с ним и у меня на душе полегчало, — сказала Элнер. — Хотя и раньше было не особо тяжко.
На веранде появился Реймонд:
— Дорогие дамы, простите, что помешал, но Элнер пора назад.
Дороти глянула на часы:
— Ой! Мы так мило беседовали, я вас задержала.
Элнер опешила:
— Я здесь не насовсем?!
— Нет, — покачал головой Реймонд. — Очень жаль расставаться, но придется вас отправить домой.
— Я даже с Уиллом не повидаюсь?
— В другой раз, — ласково пообещала Дороти.
Элнер медленно отставила чашку.
— Что ж… Очень жаль, конечно. Хотелось с Уиллом повидаться… Но это не от меня зависит. Рада была снова вас увидеть, Дороти, и с вами побеседовать, Реймонд.
— Взаимно, дорогая моя, — отозвался Реймонд.
Дороти завернула в салфетку кусок пирога:
— Вот, милая, это на дорожку.
— Лучше пусть вам останется на потом, — попробовала отказаться Элнер.
— Берите, берите, у меня еще половина осталась — боюсь, нам и ее не осилить.
— Спасибо. — Элнер встала из-за стола и спрятала пирог в карман. — Вы знали, чем меня порадовать. — Она перевела взгляд с Дороти на Реймонда и обратно. — Что я могу для вас сделать?
Реймонд, подумав, отвечал:
— Передайте там всем, что все не так уж плохо, с каждым днем все больше людей получают образование, все больше женщин голосуют на выборах, развиваются новые технологии, идет вперед медицина…
— Минуточку, Реймонд… — Элнер искала глазами карандаш. — Можно я запишу?
— Не надо. Просто передайте, что мы всех их любим и стараемся для них и что надо держаться, ведь впереди столько всего хорошего. Что-нибудь еще, Дороти?
Дороти добавила:
— И напомните, что счастье — дело их собственных рук. В мире много солнца, и счастье зависит от каждого из вас.
— Поняла, — кивнула Элнер, стараясь удержать все в памяти. — Впереди много хорошего, счастье — дело наших рук… что-нибудь еще?
Дороти переглянулась с Реймондом, и тот помотал головой:
— Нет, это самое главное.
Элнер вдруг почувствовала, как халат ее надулся теплым воздухом. Она медленно и плавно слетела с крыльца во двор, словно огромный воздушный шар, и оторвалась от земли. Поднимаясь все выше, Элнер внизу увидела Реймонда и Дороти среди розовых фламинго и синих лебедей, они улыбались и махали ей на прощанье.
— До свидания, Элнер! — кричали Реймонд и Дороти.
— Счастливо оставаться… спасибо за пирог! — крикнула она в ответ, уносясь ввысь и пролетая мимо водохранилища Элмвуд-Спрингс в сторону Канзас-Сити.
Прощание с Элнер
14:46
Подняв глаза и увидев Линду, спешившую ей навстречу по коридору, Норма вновь залилась слезами. Немного придя в себя, мать и дочь завели речь о вскрытии: не надо этого делать. Зачем, сказала Линда, — тетю Элнер все равно не вернешь. Смерть так жестока, так бесповоротна. Надо отпустить тетю Элнер с миром — к чему длить мучения? Решили исполнить ее волю и предать останки кремации. При слове «останки» Норма снова разрыдалась. Как можно человека, что еще утром был жив-здоров, называть «останками»? Преподобная Сюзи Хилл сказала:
— Знаю, как вам тяжело, Норма, но, наверное, она одобрила бы.
Мэкки и Линда ее поддержали. Мэкки сказал ждавшей их молодой медсестре, что они готовы проститься с тетей Элнер. Норма позвала и Сюзи, но та отказалась:
— Там должны быть только родные, идите втроем, а я подожду в коридоре.
Норма, Мэкки и Линда прошли к палате Элнер, молоденькая медсестра отворила дверь, и, шагнув внутрь, они тихонько приблизились к кровати. Мэкки обнял Норму, взял за руку Линду; они стояли рядышком, глядя на тетю Элнер. Медсестра отошла в сторону, чтобы родные простились с покойной, прежде чем ее отправят в нижний этаж. Вопреки ожиданиям Линды, смотреть на тетю Элнер оказалось вовсе не страшно. Правильно сказал отец: будто только что уснула. Норма прижалась к Мэкки, глаза ее вновь блестели от слез. Элнер лежала так тихо, так безмятежно — не поверишь, что умерла. Все молчали, тишина стояла такая, что каждый мог слышать свое дыхание. Так и замерли они в мертвом молчании, каждый мысленно прощался с Элнер…
— Ты на меня, конечно, сердишься, Норма, но если б не осы, я бы не упала, — раздался голос тети Элнер.
Мэкки отпрыгнул от кровати на добрый фут:
— Господи Иисусе!
Молоденькая медсестра, что застыла в изножье кровати, издала леденящий душу вопль и пулей метнулась из палаты, вереща во все горло. Линда тоже вскрикнула, выронила сумочку и выскочила следом. Мэкки и рад бы пуститься бежать, да ноги не слушались, он прирос к месту. А Норма, у которой не хватило сил даже упасть в обморок, сказала:
— Тетя Элнер! Что же вы делаете — притворяетесь мертвой? Вы хоть представляете, как вы нас всех переполошили? Мы уже и Линду сюда вызвали, и все такое прочее!
Элнер хотела ответить, но ей не дали рта раскрыть: из переговорного устройства раздался истошный женский вопль:
— Тревога! Тревога! Палата 212, тревога!
