Елена Яворская - Жестяной самолетик (сборник)
Хмурый привратник, обреченный нести службу в разгар всеобщего веселья, поглядел настороженно — наверняка ничуть не усомнился, что посетитель «того».
— Третий этаж, налево, пятая комната, если от лестницы считать.
Эх, и занесла же сюда нелегкая! Как будто бы от тоски можно спрятаться… от жены, помнится, удавалось… Да, когда-то давно у него была жена… кажется, была. Он и сам начинал сомневаться, так много лет прошло.
Старый сморчок в коричневом, наверняка заполучивший вместе с ключами от библиотеки приличное жалованье и труднопроизносимое наименование, что-нибудь вроде «Главный Хранитель Общедоступных Библиотечных Фондов», обрадовался первому посетителю как родному:
— Проходите, пожалуйста! Присаживайтесь! Как вам у нас? Уютненько, правда? Какую книжечку изволите?..
«Эх, кабы в пивной так встречали!»
— Да без разницы. Лишь бы не скучная оказалась, ага?
— Один момент!
И правда — мгновение спустя на полированном столе (явно лучший в городе мастер делал, его приятелю-собутыльнику не чета!) лежала большущая книга в кожаном переплете. «Мифы Древней Греции» — было начертано на обложке красными буквами, гигантскими, как в букваре. Помнится, в школе он любил мифы. Нравилось воображать себя то Гераклом, то Тесеем. Ахиллес — тоже реальная тема…. В итоге же из него не вышло не то что Ахиллеса — даже какого-нибудь хилого телом, но могучего духом Орфея… кстати, вот он, Орфей, на картинке, улепетывает из мира теней… Эй, герой, остановись, Эвридику потерял… Ох-ох-ох, любое героическое деяние может свести на нет баба-дура!
А это кто? На картинке мужик, а перед ним — статуя. Разумеется, женщина. Резец у мужика выпал, челюсть отпала… всё, прощай, разум! здравствуйте, радости жизни!
Пигмалион? Что за Пигмалион такой, имя, вроде, знакомое, а толком ничего и не вспоминается…
Принялся читать. По мере чтения созрело решение. Такое, что лучше бы и не заходил никогда в эту проклятущую библиотеку!..
Вернувшись домой, первым делом отпер чулан. Стукнулся лбом о низкую притолоку, насилу прочихался от пыли, но искомое нашел. Повадился, видишь ли, столяр-собутыльник сбывать некондицию за четверть цены, «на растопочку»… ну, само собой, стопарик под это дело накатит — и ладушки.
Пришлось повозиться, выбирая в пыльном хламе что-нибудь поприличнее, пока не подкатилось под руку, будто живое, сучковатое поленце. Поднял, оглядел. И даже почувствовал что-то вроде вдохновения.
Наверное, Галатею полагается изготавливать из мрамора, на худой конец — из глины лепить. Но оба процесса он представлял себе едва-едва, а вот по дереву работать доводилось. В юности, развлекая племянников, сестриных детишек, выстругивал из чурбачков птичек, собачек, однажды лошадку даже изготовил, большую, такую, что младший племяш на ней сидеть мог.
Правда, лошадка — не Галатея, но не боги же, в конце концов, горшки обжигают!
Голодная крыса взглянула с укором.
— Ничего, проглотище, перетопчишься пока! Занят я! Не беспокоить!
За шкафом робко вякнул — и тотчас же затих, уловив недружелюбную ментальную волну, умница сверчок.
— Ну-с, приступим. В левую — долото, в правую — молоток… Или наоборот? Нет, вроде, правильно…
Сосредотачиваясь, принялся насвистывать «Не кочегары мы, не плотники…», резко оборвал — насвистишь еще, чего доброго, полное фиаско.
Долото вошло в дерево мягко — подозрительно мягко! — и, хрустнув, отделилось от рукояти.
— Говорили же мне: б/у не покупать, скупой платит дважды!
Отшвырнул обломки, в сердцах едва не угодив в крыску, порылся в ящике, облегченно вздохнул, нащупав старый добрый перочинный нож.
— Вот теперь — за дело! Кто там пискнул — «непрофессионально»? У меня, между прочим, еще молоток под рукой!
И, орудуя перочинным ножом, яростно засвистел «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью»…
Ножки, бедра, талия… Кособокая немножко получилась Галатеечка, но это мы потом рубаночком подправим… Ручки, плечики, шейка… шейка, пожалуй, удалась лучше всего.
Всё. Момент истины — личико…
— Не красавица, конечно, но с лица не воду пить…
Сердце ёкнуло.
Галатея до боли напоминала прежнюю супругу.
А ну как оживет да примется пилить… аттракцион «Почувствуй себя бревном». И не сойдешь с этой адской карусели, как бы ни тошнило. Не-ет, благодарю покорно!
Впрочем, если сделать разрез глаз более миндалевидным, а носик…
…Красавица — тоже не вариант. Дружбан-то совсем, считай, не пил, разве что по праздникам, а как жена-красотка появилась — понеслось…
— Уж не знаю, куда там Пигмалиона с его Галатеей кривая вывезла. Но староват я для таких… гм… экспериментов.
И несколькими скупыми, решительными движениями рубанка неудавшийся Пигмалион обнулил труды.
Сел на табурет и горько-горько заплакал.
Тоска смотрела на него из угла трогательно-синими глазами. Крыса сочувственно высунула нос из норы, а за шкафом сверчок запиликал что-то подозрительно похожее на траурный марш.
— У всех жены, дети… Даже у Джузеппе сынок есть… Может, человеком вырастет, настоящим.
Крыса громко, протестующе пискнула.
— А это идея! Сын — это же круто! — с надеждой воскликнул старый шарманщик Карло, в порыве творческого вдохновения хватаясь за нож.
7Все чаще припоминаю расхожую фразу: сказки мудры потому, что их можно постигать всю жизнь.
Но бывает — и что-то часто у меня это в последнее время бывает — сказки поворачиваются к нам неожиданными гранями.
В детстве мне представлялось, что «Царевна-лягушка» — сказка о любви и о чуде. А сейчас все чаще думается — о нереальных сроках выполнения ответственных поручений.
А «Волшебник Изумрудного города» — он о чем? О дружбе, о верности, о настойчивости в достижении цели? Безусловно. Но еще и о том, как наши внутренние силы, таланты, возможности подавляются неуверенностью в себе, и нужны внешние обстоятельства, чтобы их раскрыть. Пусть даже это внешнее обстоятельство — всего лишь старый шарлатан с богатой фантазией. Эх, объявление в газету, что ли, дать: «Ищу Гудвина. Нашедшему гарантировано вознаграждение»? Может, и во мне какие-нибудь особые дарования дремлют, а?
И уж тем более, никогда в детстве я не думала, что слова Зайца из известного вдоль и поперек мультика «Трям! Здравствуйте!»: «У меня уже всё остыло, а они по облакам бегают» станут повергать меня в сомнение, а точно ли на том поле росли квакушки… то есть ромушки… то есть ромашки?
А песенка Кваки-Задаваки: «Из этого из тихого болота я прыгну в Тихий, Тихий океан» будет навевать невеселые размышления о подавшихся в эмиграцию знакомых.
И только две самые любимые сказки, которые, по воле судьбы и издательства, когда-то были объединены под одной обложкой, как понимались, так и понимаются. Причем — вопреки официальным толкованиям… им вообще не нужны толкования. «Маугли» — история о том, что животные зачастую добрее, мудрее и благороднее людей. «Малыш и Карлсон» — повесть о поиске выхода из одиночества среди людей. Прошло много лет, а я по-прежнему чувствую себя тем самым Малышом и вздыхаю: «Похоже, что всю жизнь и проживёшь вот так, без собаки…»
Зато у меня Туська есть… ну, которая Мария-Антуанетта. С ней тоже не соскучишься. «Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!» — именно с таким выражением мордахи глядела она на нас с папашей, когда мы давились «овсянкой, сэр». Глядела — и цинично уплетала отварную рыбку.
А еще у меня есть сказки. Добрые-добрые. Ну прям как Туська… если забыть ее вовремя покормить.
Купили в магазине
(Зеленая ручка, на полях в стиле примитивизма изображен аист, десантирующий младенца в капусту)
— …ну ладно, пусть будет мальчик!
Молоденькая продавщица, уже открывшая рот, чтобы по третьему кругу начать извиняться за в высшей степени досадное недоразумение (магазин солидный, и зарплаты у продавцов отнюдь не в тугриках), звонко клацнула зубами от удивления, но быстро собралась, затараторила заученно и именно с того места, на котором прервалась:
— Батареечки в комплекте, а цвет мы вам сейчас подберем. Предпочитаете голубенький или васильковый?
— Голубой, — отчеканила Настюша. — Он сейчас на пике моды.
По правде сказать, она толком и не помнила, куда эти самые батареечки вставляются, — слишком уж раздражена была на дураков из отдела предварительных заказов. Ведь все-все-все дважды им обсказала! А они!.. Но сейчас мысль о том, что у нее будет мальчик, а не девочка, начала ей нравиться. Настолько, что она даже решила повременить со сменой личного психоаналитика. Как ни крути, это он с месяц тому назад отсоветовал ей накупать ярко-розовое и красное приданое для младенца — дескать, цвета агрессии.
— Это что, я, получается, агрессивная? — Настюша так стукнула рукой по столу, что сломала ноготок на указательном пальце; обломок, рикошетом отскочив от стеклянной поверхности стола, едва не задел благообразного дедулю в пенсне. Но он был очень опытным психоаналитиком — профессионально уклонился, не прерывая пространного рассуждения о том, что Настюше надо ориентироваться на оттенки голубого и зеленого… как в воду глядел!
