Дэниел Уоллес - Арбузный король
Дед пользовался известностью в определенных кругах, причем отнюдь не только в Бирмингеме. Однажды его пригласили произнести речь на Общенациональном съезде риелторов. Он писал статьи для ежемесячного информационного бюллетеня. Он выдавал изречения вроде: «Риелтор продает не дом — он продает людям мечту» или «Магия места — вот над чем нужно работать». Он никогда не говорил: «Врите с три короба, пудрите людям мозги. Делайте все, чтобы спихнуть им товар». Нет, ничего подобного он не говорил, но именно этим он занимался все время. Бывало, когда мы с дедом ехали домой после рабочего дня, я смотрел на него и гадал, от кого может произойти человек, вытворяющий такие вещи. И как получилось, что сам я произошел от этого человека.
Стенной шкаф в прихожей хранил его трофеи: «Риелтор года. Эдмунд Райдер. 1977» и аналогичные за 1978, 1979, 1980 годы… Еще целую кучу призов он держал у себя в офисе. В не помню каком году он продал так много домов, что его наградили правом дать название улице в новом районе города. Он назвал улицу в честь Эллен и Люси: Люсэллен-лейн. Это название существует и поныне.
О нем говорили, что при желании он сможет продать вам по хорошей цене вашу же рубашку или ботинки, в которых вы к нему пришли, и даже ваш парик, если, конечно, вы его носите. Рассказывали, будто он трижды продал статую Вулкана японским туристам. «Это правда», — говорил он, когда его спрашивали на сей счет, из чего безусловно следовало, что все это вранье. Вулкан считался самой большой чугунной статуей в мире. Он стоял на вершине Красной горы, гордо возвышаясь над городом и над всем вообще, кроме разве что облаков. Вулканом звался римский бог огня и кузнечного дела, а поскольку Бирмингем в давние времена прославился как крупный сталелитейный центр, статуя была воздвигнута в качестве символа этой славы. Теперь здесь уже нет сталелитейной промышленности, но все еще есть Вулкан. Это нечто вроде статуи Свободы местного значения, с той лишь разницей, что Вулкан не является женщиной и не воспринимается чужестранцами как призыв пустить корни в этой обетованной земле. Я думаю, Эдмунд вполне мог бы его кому-нибудь продать. Я бы и сам запросто купил у него что угодно, не будь я тем, кто я есть.
— О'кей, теперь серьезно. Речь пойдет о твоем происхождении. Как известно, Зевс некогда спустился на землю в обличье быка. В один прекрасный день люди обнаружили его пасущимся на лугу. Подобные вещи случаются гораздо чаще, чем ты думаешь. Однажды он вот так же спустился на землю, чтобы поговорить с твоей бабушкой: он хотел с ней посоветоваться по какому-то вопросу. Как раз в тот момент твоя мама оказалась неподалеку, возясь с коровами. Ну и Зевс… знаешь, как это бывает… Словом, он соблазнил ее в укромном местечке за коровником. Ее беременность чудесным образом ускорилась, и ты появился на свет уже через несколько недель. В былые времена тебя бы причислили к полубогам, но, к сожалению, вера в сверхъестественные силы несовместима с современной школьной программой. Твоя мама впоследствии была приглашена на гору Олимп в качестве почетной гостьи. Там она близко сошлась с богом Аресом и с тех пор уже не возвращалась на землю.
Он никогда не отвечал на мои вопросы прямо и ясно. Он старался говорить забавные вещи, и очень часто ему это удавалось, но его нежелание сказать правду лишь усиливало мое желание ее узнать. Кем была моя мама? Куда она делась? Как она выглядела? Я как будто лишился частицы самого себя. Моя жизнь напоминала книгу, из которой кто-то вырвал первую сотню страниц. Я хотел знать свое прошлое. Все дети, с кем я общался в школе и кого видел по телевизору, как правило, имели мам. Мне нужна была история, правдивая история, чтобы, когда кто-то из ребят заговорит о своей маме, я тоже мог что-нибудь сказать про свою. Но дед лишил меня даже этой возможности.
И все же я любил его. Вот пример: одна моя нога была от рождения немного короче другой, из-за чего я прихрамывал при ходьбе. Дед специально выработал у себя хромающую походку, чтобы этим меня хоть немного утешить. Сердце у него было доброе. Единственным его недостатком была склонность к вранью. Если он после работы опаздывал к ужину, его не устраивало такое банальное объяснение этому факту, как дорожная пробка.
— Огромный трейлер, груженный кипарисовыми бревнами, на полном ходу разломился пополам, — рассказывал он. — Его шофер отделался легким испугом, но кипарисы выкатились на встречную полосу со скоростью тридцать-сорок миль в час. С полдюжины легковушек было разбито вдребезги, водители выскакивали из-за руля и бежали прочь, спасая свою жизнь. Это было зрелище, скажу я вам!
— Кипарисовые бревна? — уточнил я.
— Ты полагаешь, они были кедровыми? — задал он встречный вопрос.
— Ничего я не полагаю.
Любой реальный факт был для него как раздражающий камешек в ботинке, и он вытряхивал его прочь при первой же возможности.
— Сегодня я продал дом, — сообщил он однажды, снимая галстук и доставая из холодильника банку пива.
Я продал дом: эти слова мы слышали от него чуть ли не каждый божий день. Он вскрыл банку и пустил струю пива прямиком себе в глотку. Со стороны это выглядело очень вкусно. Я наблюдал за каждым его движением так, словно сам я прибыл с другой планеты для изучения человеческих нравов и обычаев. Мне тогда было двенадцать лет.
— Симпатичный домишко — я вам о нем рассказывал?
Анна, стоявшая у плиты и что-то помешивавшая в кастрюле, обернулась и посмотрела на него.
— Тот самый, в котором ночуют бабочки-данаиды во время своих перелетов на юг? — спросила она. — Помоги мне накрыть на стол, Томас.
Анна не была моей матерью и никогда не претендовала на эту роль. Но она не была и мачехой, поскольку мой дед и она не узаконили свою связь браком. Дед говорил, что после Эллен никогда больше не женится. Анна скорее была мне как старшая сестра, или тетя, или какой-то гибридный вид родственника, которому еще не придумали названия, да и вряд ли придумают, потому что этот вид представлен одной-единственной особью.
Я начал накрывать на стол.
— Их бывает так много, что в полете они затмевают солнце, — сказал дед. — Да, я говорю об этом самом доме. Продал его симпатичной молодой паре. Девица мною слегка увлеклась, это было заметно.
— Как ты думаешь, они не очень расстроятся, когда пройдет год и ни одна бабочка не появится у них во время перелета на юг? — спросил я.
— Они вполне могут там появиться, — сказал он. — Почему бы им этого не сделать?
— Но до сих пор они не появлялись, а ты им сказал, что появлялись.
— Разве я прямо так и сказал?
— А разве нет?
— Понимаешь, в тот самый момент я увидел, как это происходит. — Он направил взгляд в потолок, как будто разглядел там нечто интересное. — Да, я увидел, как они тучей подлетают к дому, и это напоминало солнечное затмение. Я думаю, миграции бабочек некогда действительно проходили через эти места. Или где-то неподалеку. Тысячи, миллионы бабочек. Все летят во Флориду. По пути они должны сделать остановку на ночь. И вот они садятся на кусты, на деревья, на сам дом… Эллен разбиралась в бабочках. Она любила бабочек. Она могла бы подтвердить, что такие вещи случаются. Чаще всего глубокой ночью, когда обитатели дома спят. А к моменту их пробуждения бабочки уже успевают улететь. За всем ведь не уследишь.
— Все рано так не бывает, — сказал я.
Дед пожал плечами.
— Да, я соврал! — признался он. — Есть такой грех. Я принадлежу к породе людей, одаренных богатым воображением.
— Проще говоря, врунов, — сказала Анна, поочередно глядя на меня и на него. — Таких людей принято называть врунами.
— Это в ней говорит зависть, — сказал дед, подмигивая мне.
Ей не было нужды это говорить, потому что я и так знал достаточно про породы людей. Я знал, что такие вещи, как зеленые глаза или рыжие волосы, могут передаваться по наследству из поколения в поколение. И это наводило меня на мысли. Получалось, что и я был той же породы. Разве я, как внук своего деда, не принадлежал к семейству, одаренному богатым воображением? Нас с ним разделяло лишь одно звено — моя мама, но ее я не помнил и ничего о ней не знал, кроме того что она умерла в день моего рождения. Анна огорошила меня этой новостью, когда мне было девять лет. Я ждал продолжения, но она сказала;
— Это длинная история, Томас. И я считаю, что эту историю ты должен впервые услышать от своего деда. Спроси у него.
И я спрашивал, день за днем. У меня не было другого выхода.
Я представлял загадку для самого себя.
— Люди спокон веку морочат друг другу голову легендами про аиста, — сказал он. — Лично я не понимаю, с какой стати. Аист — одно из наименее вероятных средств доставки младенцев на дом. Тебя, например, принес вовсе не аист, а орел. Прилетел сюда однажды утром — большой, красивый, важный. Сбросил тебя на диван — мягко и аккуратно. Гостил он здесь недолго: посидел на кухонном шкафу, пока Эллен разбиралась, что к чему. Убедившись, что все в порядке, он улетел… Я вижу, ты мне не веришь. Ну так вот тебе доказательство: он оставил свое перо.
