Александр Закладной - Там, где наши сердца
– Вижу.
– Про нас картина, – ухмыльнулся я.
Он недоуменно взглянул на меня:
– Почему?
– Неужели не понял? – бросил я, снова ухмыльнувшись. – Куча безмозглых людей, а в центре – два барана. Это мы с тобой.
Шольц не успел ничего ответить, потому что все люди вокруг внезапно стали падать на четвереньки и кланяться алтарю, стуча об пол лысыми головами.
– Опускайся на пол, – быстро шепнул я ему. – В чужой монастырь со своим уставом не ходят.
Денис не раздумывая сразу же упал на корточки и стал нелепо кланяться двум статуэткам. А когда поднял голову, то увидел, что я и не думал опускаться.
– Ну что? – весело ухмыльнулся я. – Уверовал уже в Кришну?
Услышав этот возглас, некоторые кришнаиты посмотрели на меня таким пронизывающим взглядом, что я стушевался и тоже бухнулся на колени.
Люди вокруг, кланяясь, бормотали какие-то молитвы, в которых постоянно повторялось слово «джай», а в моей голове отчего-то всплыла песня Александра Розенбаума «Гоп-стоп». Я добросовестно кланялся четырехруким статуэткам, напевая эту песню, и краем глаза заметил панический страх на лице Дениса.
– Ты чего? – испуганно воскликнул он, в ужасе заламывая руки. – Не поддавайся им, не поддавайся!
Я с удивлением взглянул на него и, еле сдерживая смех, сказал:
– Уши прочисть!
Денис подвинулся ко мне поближе и, услышав мою песенку, с облегчением вздохнул.
Спустя мгновение молитва закончилась. Продолжая сидеть на корточках, люди приготовились слушать рослого кришнаита в очках, вышедшего в центр зала.
– Интересно, кто это? – спросил Шольц, посмотрев на картину с изображенным на ней человекоподобным существом с головой слона.
– Это господь Ганэш, – тихо ответил кто-то за его спиной.
– Господь Ганэш, – зачарованно повторил Денис.
– Слонэнятко цэ, – скрывая улыбку, сказал я по-украински. – Из того мультфильма, помнишь? Про Петрика Пяточкина, который считал слонят.
Рослый и, по-видимому, самый главный здесь кришнаит в центре зала, прокашлявшись, стал рассказывать нам о том, что Шри Чайтанйа родился в этот самый день более пятисот лет тому назад и именно поэтому все присутствующие здесь должны быть безумно счастливы.
Денис с открытым ртом слушал оратора, а я, скучая, поглядывал по сторонам. В отличие от распространенного мнения, что кришнаиты – это исключительно молодые парни, последователи этого учения оказались довольно разношерстными. На ковре сидели и молоденькие девушки, облаченные в сари, и пожилые женщины, и несколько стариков явно профессорского типа – причем один из них тоже обритый, – и самые настоящие индусы со своими женами и детьми, и даже такие люди, глядя на которых проще было поверить в то, что они только-только освободились из мест лишения свободы, чем о их симпатиях к Кришне.
Мне хотелось зевать, и чем больше я старался этого не делать, тем больше хотелось. Зевота распирала меня изнутри. В конечном итоге, чтобы подавить ее, я уставился на вещавщего кришнаита и попытался сосредоточиться на его словах.
– …Когда Господь был еще грудным младенцем и его называли Нимай, он не переставая плакал. Но стоило ему слышать возгласы «Харибол», как он сразу замолкал. Поэтому в доме его родителей постоянно были слышны возгласы «Харибол», которые предвещали его великую судьбу.
Говорят также, что когда он подрос, то начал шалить, и один раз, когда он стал кидать репейники в волосы купающимся девушкам, даже брахманы не выдержали и пришли жаловаться к его отцу. И когда тот, рассердившись, взял палку, чтобы наказать своего непокорного отпрыска, то Нимай в страхе убежал от него и спрятался в доме. Представляете? – На лице кришнаита появилась улыбка. – Господь, Верховная Личность Бога, вечный благодетель всей Вселенной, убегал от своего отца и боялся его палки!
Прихожане послушно рассмеялись.
Минут через двадцать, когда лекция закончилась, снова начались танцы. Возле нас образовалось пустое место, и мы увидели то, чего не замечали раньше: еще один, маленький алтарь, прикрепленный к стене, а на нем, осыпанная цветочными лепестками, бронзовая статуэтка сидящего Свами Прабхупады, основателя движения «Харе Кришна». Я недавно где-то читал про него и знал, что Прабхупада долгое время был обычным человеком, получил европейское образование, занимался бизнесом. Потом к нему пришло озарение, он покинул жену и пятерых детей и начал проповедовать свое учение по всему миру. Кришнаиты очень почитали Свами Прабхупаду.
Видимо, заподозрив нас в покусительстве на их святыню, к алтарю Прабхупады подошли два широкоплечих кришнаита, оттеснив Шольца в сторону.
Один из них, поклонившись статуэтке и поставив там свечку, речитативом прочитал молитву, глядя отчего-то не на алтарь, а на Дениса: «Нама ом вишну-падайа кришна-прештхайа бху-тале шримате бхактиведанта-свамин ити наминэ».
– Это Свами Прабхупада? – желая показать, что и он кое-что знает, спросил Денис. – Основатель?
Кришнаиты посмотрели на него бесцветными глазами.
– Да, – они бесстрастно кивнули. – Это Шри Шримад Бхактиведанта Свами Прабхупада.
– Понятно. – Шольц, совсем осмелев, поинтересовался: – Вот вы сейчас читали молитву – она была на каком языке? На индийском?
– На санскрите.
– А что означает?
Кришнаит вздохнул и, глядя куда-то в потолок, начал терпеливо объяснять:
– Я выражаю почтение Бхактиведанте Свами Прабхупаде, который нашел себе прибежище у лотосных стоп Господа Кришны и поэтому очень Ему дорог.
Мы с Денисом, не сговариваясь, одновременно зажмурили глаза и попытались представить себе индийского мудреца Прабхупаду, бывшего бизнесмена, который сидит сейчас возле ног Кришны на далекой планете Вайкунтхалоке, где в озерах плавают прекрасные лебеди, а у всех жителей по четыре руки.
Через час мой интерес к кришнаитам полностью остыл. Танцы и пляски все не прекращались, и это мне ужасно наскучило. Шольцу тоже. Спустившись в раздевалку, мы попытались найти в огромной куче сложенной здесь обуви свои ботинки, но входная дверь распахнулась и в ней появился хмурый кришнаит.
– В-вы уже ух-уходите? – спросил он, подняв брови.
– Да, – весело ответил я. – Большое спасибо. Нам очень понравилось.
Кришнаит пожал нам руки и, уже уходя, спросил:
– Вы вкушали «прассад»?
– Нет, – необдуманно сказал Шольц. – Что это такое?
На лице кришнаита появилось выражение безграничного ужаса.
– Н-нет? – воскликнул он, замахав руками. – Это ведь с-самое главное. Это заключительная и самая главная часть с-сегодняшнего п-праздника. «Прассад» – это пища, которую мы пре-предлагаем Господу Кришне, священная пища…
Я уныло взглянул на Дениса.
Чуть погодя, когда жутко расстроенный кришнаит повел нас куда-то вниз, он украдкой шепнул мне:
– Кто меня за язык дернул?
– Вот, – сказал кришнаит, заведя нас в небольшую, но довольно мрачную комнатушку. – Там, на-наверху, уже закончили вкушать «прассад», поэтому вы можете это с-сделать здесь. Зд-здесь живут «преданные».
В комнатушке находилось несколько двухъярусных деревянных лежаков. На некоторых из них лежали кришнаиты, которые перебирали пальцами четки и вполголоса повторяли мантру «Харе Кришна», отчего в комнате стоял глухой гул.
Заикающийся кришнаит поднял одного из своих коллег с лежака и что-то зашептал ему, показывая на нас.
Я тоном знатока сказал Денису:
– Это келья монахов-отшельников.
Шольц кивнул и, мучаемый страшными подозрениями, спросил у меня:
– Слушай, а «прассад»-то этот как выглядит? Надеюсь, что-то съедобное?
Я был осведомлен в этом вопросе не больше него, но все же произнес:
– Я читал где-то, что у индусов любимая пища – обжаренные кишки овец и коз, приготовленные особым образом. Наверное, это и есть «прассад».
Лицо Шольца приобрело ярко-зеленый оттенок.
– Да шучу, шучу, – рассмеялся я. – Черт его знает, что это за «прассад». Принесут – узнаем. Может быть, мы съедим его, сразу просветимся и останемся тут жить, в этой каморке…
– Я здесь ничего есть не буду, – твердо сказал Денис, встряхнув головой.
Через пару минут перед нами возник голубоглазый и розовощекий кришнаит с двумя пластмассовыми тарелками. К огромному нашему облегчению, таинственный «прассад» оказался обычным рисом.
Шольц, просияв, повернулся ко мне, а румяный кришнаит, коварно воспользовавшись этим, бросил в наши тарелки два коричневых комка отвратительного вида.
– Ешьте, – сказал заикающийся кришнаит и дал одноразовые пластмассовые вилки.
Я кашлянул и взглянул на Дениса – он чуть не плакал от бессилия. Все без исключения кришнаиты прекратили читать молитвы и уставились на нас. Чувствуя себя приговоренным к смертной казни, Шольц зачерпнул немного риса с той части тарелки, где не было коричневого комка, и зажмурился. Я же вовсю жевал «прассад» и весело подмигивал ему левым глазом. Чуть-чуть выждав, чтобы убедиться, что меня не поразила никакая смертельная болезнь, Шольц вздохнул и с содроганием проглотил немножко. Кришнаиты снова потеряли интерес к происходящему, углубившись в молитвы.
