Андрей Неклюдов - Я – контрабандист
ПОД АРЕСТОМ
На третий день пути под вечер мы бросили якорь на ближнем рейде против мыса Анны. Осталось войти в бухту – и мы на месте. Как раз сегодня «своя» смена. Но мы почему-то стоим.
Бесцельно я брожу по палубе. Волн почти нет, лишь мелкая сонная рябь. На ней замысловатыми вензелями переливаются различные оттенки серого и голубого, напоминая рисунок агата (такие агаты мы с Олегом находили в Якутии). А прямо под бортом извиваются, точно играющие друг с другом огненные медузы, яркие блики солнца.
Нагретая палуба отдает краской. Кажется, время остановилось. Нет, это мы остановились, а оно идет, идет. Индигово-синяя тень от прибрежных скал все дальше протягивается по поверхности воды. Семь вечера. Пересменка таможни в восемь.
– Шо-то будет, – предрекает Шурик таким тоном, будто это касается лишь меня, но никак не его.
Но вот в половине восьмого с грохотом поползла из-под воды цепь. Может, еще успеем?.. Но по тому, как медленно мы вползаем в бухту, с какой ленивой неспешностью пограничник натягивает свою желтую ленту-границу, становится ясно, что к своей смене мы не попадаем. Поговаривали, что нас обошел и вклинился перед нами все тот же «Бурильщик».
Опять не успели!
Среди встречающих, выстроившихся в ряд, я разглядел Олега и Максима Румянова. Лица у них были пасмурные, как, наверное, и у меня.
– Смена целый день ждала вас! – с упреком, как будто я тоже был виноват в задержке, сообщил мне Олег, когда нас, пассажиров, уже прогнали через досмотровый зал и возле ленточки-границы удалось задержаться и поговорить. – Да я понимаю, – досадливо скривился он. – Как вообще дела?
– Плохо, – ответил я, решив сразу выложить худшее – про украденный мешок тапок и, самое скверное, об оставшихся в Корее деньгах.
Выслушав меня, Олег неподвижно уставился вдаль. Его молчание было для меня тягостнее любых упреков.
– Всех требуют на судно! – строго окликнул меня Володя, золотозубый представитель турфирмы, который в первом рейсе ратовал за «алексеевцев». – Звереют, – отозвался он на вопрос, как идет досмотр. – Грозят опечатать все внутренние помещения, где складирован груз.
Помещения в самом деле опечатали, в том числе и мою лабораторию, что повергло меня в полнейшее уныние.
Выходило, что лучше было бы весь товар везти на палубе под чипсами…
– Повторяю: на судне продолжается таможенный досмотр. Хождение по судну и выход на берег категорически запрещается, – звучало по трансляции. – Разгрузка опечатанных помещений будет разрешена только под наблюдением работников таможни.
Я воспринял это как приговор. «Под наблюдением» – это значит, всё будут считать. А у меня и считать необязательно: два ряда коробок чипсов за дверью, а дальше сплошь мешки.
Мы с Безбережным, понурые, сидели без дела в своей каюте. Время уже подвалило к полуночи.
Наконец пронёсся слух (народ, несмотря па предупреждение, все же осуществлял «хождение по судну»), что таможенники покинули теплоход.
– У вас опечатали? А у тебя? Что собираетесь делать? – тревожно переговаривались между собой коммерсанты.
В это время радио объявило:
– Судно находится под арестом. Любая выгрузка запрещена. С восьми утра будет продолжен таможенный досмотр.
Пассажиры, кто с отчаянием, кто со злобой в глазах, матерясь, разбрелись по своим каютам, как по камерам заключения. Судно под арестом. Сообщения с берегом нет. Остается только ждать, чем все это кончится.
– С нашей стороны никаких проколов не было, – пробормотал Шурик, словно заочно оправдываясь перед кем-то (перед Олегом, конечно же). – Тут уж элемент везения. Нам не повезло. Значит, и Олегу тоже…
Вот тебе и благоприятный период, вспомнил я Шурины предсказания.
Однако в шесть утра «Морской биохимик» почти бесшумно отвалил от причала и на самом малом ходу, воровски прячась в тумане, направился в глубь бухты – на сорок четвертый причал. Видимо, было достигнуто какое-то соглашение с таможней.
– Не ссы, Вадька! – вошел в каюту отлучавшийся Шурик. – Я сейчас говорил с кэпом. Он сказал: приводите своего таможенника, он мне в бумагах отмечает, что груз соответствует списку, ставит печать – и, пожалуйста, снимайте пломбы!
Здорово. Получается, у каждого должен быть свой таможенник. А может, у каждого и есть такой?
С палуб уже вовсю шла разгрузка. Толкались пассажиры, грузчики, милиция, бандиты. Среди последних я многих уже узнавал в лицо. Они по-хозяйски разгуливали по судну, покуривали, приятельски переговаривались с охранявшими теплоход омоновцами.
Подошел Олег с напарниками и Пашей-«макаровцем».
– Что с опечатанной лабораторией будем делать? – хмуро спросил я.
– Вскроем, – без тени сомнения ответил Олег. – Стоимость товара несравнима ни с какими последствиями.
Вскоре, однако, появился один из «своих» таможенников. Его привел представитель турфирмы Володя. Таможенник был при форме, с папочкой, щеголеватого вида. Он даже не взглянул на опечатанные двери, а сразу поднялся в каюту капитана. Через какое-то время оттуда с лихорадочной поспешностью выскочил Володя и принялся собирать с коммерсантов по сто долларов, после чего было разрешено помещения распечатывать.
Я прикинул в уме, что с десяти или двенадцати человек набралась сумма не менее тысячи долларов. Я за целый рейс столько не заработал. Да, выгодно быть таможенником.
– Ну как там Корея? – спросил у меня Румянов, когда мы, грязные и потные, отдыхали на мешках в Жупиковской квартире.
– Наваривается, – ответил я, незаметно для себя уже пользуясь распространенным среди коммерсантов жаргоном.
В тот же вечер я сбегал на почту и позвонил в Питер, домой. Как там? Может, институт уже работает?..
– Нет, все по-прежнему, – охладила меня Катя. – Твой шеф, мне сказали, подрабатывает ночным дежурным в гостинице.
Мой руководитель дежурит в гостинице. Известный ученый Скрыплев разносит телеграммы. Я вожу контрабандный товар. Все при деле. Но выиграло ли от этого государство? И уже не в первый раз у меня возникло подозрение, что кому-то, каким-то силам выгодно, чтобы люди интеллектуального труда в нашей стране деградировали.
ОБЫЧНЫЕ «ЗАМОРОЧКИ»
Потянулись монотонные, хотя и довольно хлопотные дни. Товар расходился медленно. Приезжавшие из Уссурийска, Благовещенска, Южно-Сахалинска знакомые покупатели-оптовики жаловались, что торговля идет вяло: у народа мало денег, везде задерживают зарплату. Олегу же нужно было скорее все продать, чтобы вернуть долг и получить новый кредит до своего отъезда в Америку.
– У Безбережного объявление вышло, – сообщил он однажды, – «Продаются тапочки “Жеребенок”». Жеребенок! О-о-хо-хо! Ни один человек не позвонил. Он не понимает, что меня подводит такими объявлениями. Мне же за него деньги отдавать.
Десять тысяч детских тапочек «зависли» у Шурика, и получить с него деньги до своего отъезда Олег уже не надеялся.
У нас дела обстояли не намного лучше. Так, выявилось, что хозяин магазина «Новая Москва» мистер Чу напихал тапочек совсем не тех расцветок, каких я заказывал.
– Особенно вот эти, красные с мордочками – стопроцентный тормоз, – заключила Ольга, выкладывая образцы товара в прихожей. – Наши женщины такое не носят.
Несколько раз Олег вывозил меня на Некрасовский рынок, где я располагался недалеко от входа с двумя коробками тапок и связкой юбок.
Сперва я чувствовал себя скованно, мучительно топтался возле своего товара, безнадежно озираясь, но после двух-трех выездов вполне освоился.
– Самые лучшие тапки! Отличная цена! Оптовая! – рекламировал я, удивляясь самому себе (увидели бы меня сейчас мои коллеги!).
Порой набегала толпа женщин. Они наперебой начинали выхватывать тапки из коробок, мерить, копаться снова, подбирая нужный размер.
– Не все сразу! – кричал я. – По очереди! Женщина, вы расплатились? А вы зачем вторую пару взяли? Первую положите обратно!
И все же за целый день удавалось продать не больше двадцати пяти – тридцати пар тапок и три – пять юбок.
– С такими темпами шестьдесят дней нужно выходить на рынок, чтобы все тапки распродать, – сделал заключение Олег.
Но все это показалось мелочью, когда обнаружилось еще одно пренеприятнейшее обстоятельство.
До этого дня к нам не раз приходили покупатели, интересующиеся спортивными штанами «Монтана», но уходили, когда Олег называл цену.
– Э-э-э! Дорага! – кричали эмоциональные вьетнамцы. Или хохотали, просто покатывались со смеху, как хорошие актеры: – Такой цена никогда нету!
– А какая ваша цена? – спрашивал Олег.
Те называли, и тут уже была наша очередь хохотать.
Вьетнамцы уходили. Потом возвращались и называли цифру ниже нашей, но чуточку выше своей.
– Размеры все есть? – всякий раз уточняли они.
– Все, – уверенно подтверждал я, ибо заказывал все размеры поровну.
