Андрей Неклюдов - Я – контрабандист
– Все, я чист! – широко улыбаясь, объявил он. – Денег больше нет.
Оказалось, что на всю оставшуюся валюту (больше половины суммы) он купил тапочки, десять тысяч пар.
Я смотрел на него с ужасом, а он благостно улыбался и выглядел счастливым человеком, который, совершив важное дело, готов был теперь отдыхать и предаваться удовольствиям.
…При погрузке одна из Шуриных коробок разорвалась, и из нее посыпались крохотные белые тапочки, типа чешек, с изображенным на них жеребенком. Шура сунул руку в другую коробку, в третью… Все тапочки были детских размеров. После этого он отошел к борту, уперся лбом в металлическую трубу поручня и стоял так минуты три, после чего мы молча продолжили погрузку.
Половина Шуриных коробок не вошла в контейнер, и их пришлось складывать на палубе. Я уже предвидел, что и моих двадцати кубов лаборатории далеко не хватит для всего товара, основная часть которого должна была поступить в последний день – день отхода.
КОШМАРНЫЙ ДЕНЬ
Настал этот последний – кошмарный – день. С утра я еще метался по Техасу, пытаясь «пристроить» оставшиеся доллары. Несмотря на предупреждения Олега, зашел я и в магазин «Новая Москва», хозяин которого, мистер Чу, пообещал мне полторы тысячи женских цветных тапок. К часу дня денег почти не оставалось, и я поспешил на причал принимать груз.
Все пространство набережной напротив «Бурильщика» и «Биохимика» было загромождено товаром, так что в первую минуту я не знал, как пробраться к судам.
Я никогда не бывал внутри муравейника, но сейчас я имел возможность наглядно представить, что там делается (впрочем, в муравейнике, думаю, значительно больше порядка). В тесноте, но узким лабиринтам проходов, с мешками и коробками на плечах, сталкиваясь и порой едва протискиваясь, беспрерывно двигались люди. У трапа царила полная неразбериха. Напирая друг на друга, ругаясь, коммерсанты, матросы стремились пролезть со своей поклажей вперед других.
– Куда прешь?! Куда хватаешь?! Это наши коробки! – доносилось со всех сторон.
Шла погрузка сразу двух теплоходов, стоящих бок о бок. Хуже всех приходилось тем, кто, как и я, пришел на «Морском биохимике». Чтобы попасть на свое судно, нам надо было перебраться сперва через левый борт «Бурильщика», затем через его правый борт, наконец, через наш левый борт – и так с каждым тюком. И опять в такой ответственный момент пропал куда-то Безбережный, хотя одним из условий, на каких Олег ссудил его валютой, была помощь мне в погрузке.
А тем временем откуда-то с периферии этого гигантского муравейника донесся крик: «О'лэг!» Привезли мешки с мужскими тапками. Чертыхаясь, обливаясь потом, я принялся таскать их в одиночку. Попав с горем пополам на наш «Биохимик», я, скрючившись, под тросами, среди уже наваленного груза пробирался к вертикальной лесенке, по которой все с тем же мешком карабкался на верхнюю палубу, где я рассчитывал разместить часть товара. Причем надо было спешить, пока палубу не завалили сплошь чипсами. Вернувшись очередной раз на берег, я недосчитался одного мешка.
– Не видали, мешок с надписью «Олег» никто не тащил? – с едва сдерживаемой яростью обращался я ко всем, кто попадался на глаза.
– За своим бы уследить, – отвечали мне столь же раздраженно.
А тут уже прибыли кроссовки из «Оза».
– Восемь-сто! – кричал мне сквозь общий гам хозяин магазина мистер Ли.
– Восемьсот? Ноу! Пятьсот только! – толковал я ему. – Больше денег нету.
– О'кэй! Некст тайм! Деньги потом!
Великолепное предложение. Брать товар под реализацию очень выгодно, и не многим удается столковаться о таких условиях. Но я вынужден был отказаться: я не представлял, где размещу даже то, за что уже отданы деньги. К тому же капитан, наблюдая с мостика за происходящим, грозил прекратить погрузку.
– Вы отвечаете за свой товар, а я за людей! – кричал он. – Судно не рассчитано на такой вес!
Наконец появился Безбережный с многочисленными пакетами в руках. Он накупил нам в дорогу зелени, соков, печенья и был искренне удивлен и, более того, обижен моим возмущением.
– Смотри, что тут творится! – тряс я, словно актер-трагик, растопыренными пальцами, уже не владея собой. – Мы не успеем загрузиться! В девять вечера отход!
– Да шо ты говоришь! – воскликнул он насмешливо. – Задержим отход.
Чего ему было нервничать, если у него весь товар давно находился на борту.
К четырем часам дня, когда все кроссовки и тапки были подняты на палубу, прибыли наконец две машины, груженные матрацевидными тюками.
– Звонить! Ю! «Катюша»! Але!.. – напрягая лицо, тыча в меня пальцем, пытался втолковать мне шофер, после того как мешки были свалены на пыльный асфальт причала.
Я поспешил к пропускному пункту, чтобы позвонить Пете. Из телефонного разговора я понял, что штанов «Монтана» привезено только две с половиной тысячи (то есть на тысячу семьсот меньше) и что остальных не будет. Я был огорошен этим известием настолько, что не осмыслил до конца слова Пети о том, что на неиспользованную сумму (почти пять тысяч долларов) он приготовит костюмы к следующему разу. И только уже волоча мешки и переваливая их через борт «Бурильщика», я осознал, что значило оставить тут деньги. Мало того, что за них впустую придется платить процент, но Олег не скоро сможет вернуть их кредитору, а, значит, выплаты по процентам еще более возрастут.
Я вновь помчался к телефонам, однако до «Катюши» не дозвонился. Рабочий день окончился.
А у нас самая тяжелая работа только начиналась.
Когда через несколько часов все восемьдесят мешков очутились на борту «Биохимика», мы с Шурой обессилено свалились на них и лежали, хватая сухим ртом воздух и закатывая глаза. Теперь пусть отчаливают – наш груз на борту, а таскать его во внутренние помещения можно хоть всю ночь.
Какие-то люди орали на нас и пинали ногами наши мешки (так как это место на палубе также предназначалось для чьего-то товара), но мы даже не огрызались.
Гора товара на берегу уменьшилась к этому времени лишь наполовину, и потому отход был отложен до шести часов утра.
– Ну что, продолжим? – через силу приподнял я голову.
– Надо пить чай, – промычал Шура мрачно, почти с ненавистью в голосе.
И после мы не раз уходили в каюту, заваривали зеленый чай и жадно хлебали его. Затем опять плелись на палубу и волоком тащили мешки, протискивая их через узкие проходы, перекатывая через овальные проемы дверей. Мешки трещали, цепляясь за бесчисленные зазубрины, штыри. Мне казалось, никогда еще я не испытывал такого физического напряжения. Я уже не вспоминал про оставшиеся деньги, а вскоре перестал волноваться и по поводу того, поместится ли вся эта куча в лабораторию.
– Все поместится, – бесцветным голосом промямлил Шура.
Да, все мешки поместились, и даже осталось у дверей немного места, чтобы прикрыть товар чипсами. Не знаю, что бы я делал, если бы Петя полностью доставил весь заказ. И в душе я даже радовался, что товара оказалось меньше.
После душа я вспомнил, что не ел ничего с позавчерашнего дня, а может быть, и дольше. Но хотелось только пить. К чаю у нас имелось лишь Шурино печенье, которое, конечно же, в горло сейчас не полезет. И, отдохнув, я решил отправиться в город купить карамели в каком-нибудь из круглосуточно работающих магазинов.
Было уже около полуночи.
«СМОЛ-СМОЛ ДРИНК»
За все четыре дня беготни и нервотрёпки не находилось минутки взглянуть на город, и теперь я брел не спеша, с удовольствием вдыхая посвежевший воздух, внемля веселому гомону улиц, с таким чувством, будто я только сейчас прибыл и первый раз сошел на берег. Тело слегка ныло, ноги двигались вяло, но и в этом была своя прелесть.
Людей на улицах было не меньше, чем днем. Раскатистой волной накатила на меня и подалась дальше, обдав меня запахом духов, говорливая, всплескивающая смехом компания девушек и парней. Пронесли за клешню громадного красного краба. На скамейках весьма респектабельные мужчины пили из бутылочек пиво, прямо из горлышка.
На последние семьсот вон я купил два пакетика конфет и брикет бледно-зеленого фруктового мороженого и уже предвкушал душистый влажный холодок во рту, как вдруг услышал за спиной:
– О! О'лэг! Гуд ивнинь!
Это был мистер Ли из магазина «Оз». Широко расставив ноги, он придерживал под собой нетерпеливо урчащий и дрожащий мотороллер. Молодое приятное лицо, тонкие очки, чуть сдвинутые к кончику носа… В эту минуту кореец Ли показался мне милым давним другом.
– Смол-смол дринк? – показал он мне пальцами как бы уровень налитого в стакан спиртного.
Корейцы, с которыми я сталкивался, в большинстве своем, как и я, не очень хорошо владели английским, и эту фразу, дословно означающую «маленький-маленький напиток», следовало понимать как «чуть-чуть выпить».
Я уселся на заднее сиденье, и мы поехали по освещенной огнями, пестрящей людьми и витринами улочке – в горку, под черным корейским небом, сквозь волны острых запахов каких-то кушаний и рассеянных ароматов цветущих в кадках деревцев.
