Александр Беатов - Время дня: ночь
В местном отделении милиции какой-то следователь начал допрашивать свидетелей. Николай продолжал настаивать на своей версии. Его устали слушать и отпустили восвояси. Последней допрашивали Александру Ивановну, пребывавшую в шоке, никем незамеченном.
— Зачем вы убили своего мужа? — сразу спросил следователь. — Свидетели видели, как вы вытолкнули его из окна.
Александра Ивановна упала в обморок — пришлось вызывать "Скорую Помощь". На этом расследование закончили, отнеся происшествие в разряд "бытовых несчастных случаев". Вечером, сдавая смену, старший милиционер спросил своего напарника:
— Случаем, ты не помнишь, как звали того алкаша, что утверждал, будто пострадавший не умер, а просто спит?
— А зачем тебе он? — поинтересовался напарник.
— Для большей отчётности — чтобы написать побольше "приводов".
— Так ему же тогда бумагу на работу отправят…
— А и пусть — ведь пьяный же был.
— Нет, не помню, — ответил напарник, — Кажись, Николаем звали, — В ожидании конца смены, он курил, сидя на скамейке, и пытался попасть плевком в другой плевок на полу. — А напиши любую фамилию. Один хрен…
— А как быть с адресом и местом работы?
— Напиши адрес покойника, а работа — Завод. Там много алкашей.
Старший милиционер посмотрел через стекло приёмной на напарника, сидевшего к нему спиной и, обратив внимание на его круглую лысину, сказал:
— Напишу "Круглов".
— Напиши "Круглов", — согласился тот.
Как будто специально, чтобы не отпускать солдата на похороны, о смерти отца Ваське сообщили поздно. Он принял известие с необычайной для него серьёзностью, ибо жизнь впервые больно задела его. Об утраченном отпуске и не пожалел. Только какое-то мстительное чувство глубоко засело внутри, и он решил ждать своего часа, чтобы свести с кем-нибудь счёты.
Ждать пришлось недолго. Уже через пол года он был комиссован из-за инцидента с командиром, которого Васька попытался убить. Он попал в психиатрическую больницу в подмосковный город Электросталь, и его стали от чего-то лечить.
Хоронить Петра Алексеевича помогала семья Волгиных, в лице Сашки и его матери, а также — новый сосед Александры Ивановны, которого ей подселили в комнату её покойной сестры. Ещё было двое каких-то незнакомых мужчин, которых сосед где-то нашёл, пообещав каждому по бутылке водки.
Похоронный автобус прибыл с небольшим опозданием к моргу. Загрузив его покойником, двинулись на кладбище, долго петляя по городу, который продолжал жить своей жизнью и ничего не хотел знать о чьей-то смерти.
Автобус проезжал мимо остановок, с толпившимися людьми, которые видели ехавших через окна и по их лицам вряд ли могли почувствовать "лихо", проезжавшее мимо. Да и лица-то ехавших на кладбище были вполне обычны — такие же, как и лица во всех других автомашинах, — бессмысленно скользившие по всему, что творилось за их окном.
И никто из людей, находившихся вне, не мог ни видеть, ни знать, что на полу автобуса стоял гроб, а во гробе лежало мёртвое тело. Так почему-то принято увозить покойников из городов незаметно. И уже не могло быть для мёртвых иного места, как на полу или в земле — будто они все были виноваты, что умерли.
Автобус выехал на какое-то шоссе, повернул в сторону и вскоре оказался на необычно обнажённом свежем кладбище. Остановившись у крематория, долго ждали. Когда подошла их очередь, Сашка, с соседом и двумя мужиками, под руководством энергичной женщины, в чёрном, подняли и внесли в здание крематория показавшийся чрезвычайно лёгким гроб и опустили его на специальный постамент. Из динамиков, расположенных где-то под потолком, заиграла траурная музыка, и служительница храма кремации объявила о том, что настало время последнего прощания с умершим, будто и на самом деле могла распоряжаться даже в таком деле, как смерть. Сашка услышал слабое рыдание Александры Ивановны, целовавшей и гладившей мужа по неподвижному лицу, и невольно почувствовал в сердце неприятное щемящее чувство скорбного сочувствия. Музыка стихла. Сашина мать и сосед отвели Александру Ивановну от гроба. Двое деловых служителей быстро прикрыли гроб крышкой. Под звуки вновь заигравшего траурного марша, вероятно, раздиравшего и душу самого покойника, вместе с постаментом гроб стал медленно уходить под пол, пока совсем не скрылся в образовавшемся прямоугольном отверстии. И Сашке представилось, как в подвале крематория оторвались от игры в домино два "земных ангела", в чёрных халатах, легко и быстро сняли с постамента гроб и без стеснения начали мародёрствовать. Служительница открыла двери и предложила провожавшим удалиться. Выходя, Саша оглянулся и увидел прежний постамент, ожидавший новую жертву, которую уже вносили через другие двери. Даже магнитофон не приходилось останавливать. Под звуки одной и той же мелодии входили одни и выходили другие — с небольшой, в сущности разницей: первые ещё с вещественным доказательством существования смерти, вторые безо всякой веры в возможность прежней жизни.
Увиденное сильно подействовало на Сашку. На обратном пути ему вспомнились прежние случаи его встречи со смертью людей.
Как-то в детстве он проснулся от раннего телефонного звонка, К аппарату подошёл отец, отвечал настороженно и односложно, так что и мать, и Сашина сестра уже совсем проснулись и ждали конца разговора.
Оказалось, что звонил отцов брат и сообщал ему печальную весть: у их сестры застрелился сын Юра, десятиклассник. Несчастье произошло случайно.
Придя из школы домой, когда родители были ещё на работе, парень стал заряжать самострел: набил латунную трубку, приделанную к деревянной рукоятке, серой, соскобленной со спичечных головок; зарядил пулей — металлическим шариком от подшипника. От неосторожного движения приспособление самопроизвольно выстрелило, поразив подростка прямо в сердце. Он ещё был жив, потому что успел добраться до телефона, набрать "03" и отворить входную дверь, рядом с которой его и нашли работники "Скорой Помощи".
Саша вспомнил поминки двоюродного брата. Во всю длину комнаты стоял длинный стол, невесть из чего составленный, вокруг — табуреты, с положенными на них досками, и стулья. На середине стола стоял открытый гроб с покойником — мальчиком, в новом школьном костюме, весь в цветах, со строгим выражением в лице.
Причина смерти была столь очевидна, что подростка даже не возили в морг и держали несколько дней до похорон дома. И хотя об этом не распространялись, по всей видимости, в эти дни наведывался священник.
В день похорон приходили одноклассники, человек тридцать, постояли вокруг умершего несколько минут, скорее по обязанности, из приличия, нежели из желания видеть мёртвого.
Вернувшись с кладбища, взрослые, как и полагается, много пили и ели, будто бы собрались на какой-то праздник. Большую часть времени Саша провёл в маленькой комнате со своими троюродными сёстрами: Надей, Верой и Наташей.
Другая смерть вспомнилась Сашке…
Мать Наташи, племянница Сашкиного отца, Лидия, чем-то похожая на певицу Зыкину, была замужем за неприметным мужичком — Николаем Ивановичем. Шли годы. Они вырастили двух дочерей: Веру и Наташу. То ли потому, что их семья была менее коммуникабельной, нежели другие, то ли из-за начитанности девочек и их воспитанности, то ли по какой-нибудь иной причине, вся родня считала их очень интеллигентной и даже как бы образцовой семьёй. Всё казалось у них благополучным до тех пор, пока не произошло несчастье: повесился Николай Иванович.
Сделал он это так, будто этим своим поступком хотел как бы всем нанести удар в спину, будто бы желая отомстить за что-то.
Как рассказывали друг другу полушёпотом родственники, он повесился днём, придя раньше обычного с Завода, где работал инженером, привязав верёвку к канализационной трубе, проходившей над унитазом под углом — из стены к потолку.
Сашка был на похоронах со своими родителями и, конечно, слышал все толки и сплетни о несчастных родственниках, заходил в туалет помочиться, смотрел на трубу, на сломанную и пока ещё не починенную щеколду, без всяких слов утверждавшую о том, как происходила трагедия. Все делали вид, что ничего не знают о самоубийстве. И даже присутствовавшие на поминках сотрудники покойного, среди которых был и представитель от парткома, говорили только о заслугах покойного перед Заводом.
"А может быть его и убил Завод?" — думал Сашка, вспоминая Николая Ивановича, — Родной брат того, где я работаю… Вполне вероятно, что какой-нибудь начальник или этот же самый парторг затравил его донельзя, так что не выдержали у человека нервы.
Сашке вспомнилось, как на богатых поминках, по установленному кем-то плану, первыми посадили за стол сотрудников Николая Ивановича. Обильно полилась водка, и проголодавшиеся люди энергично заработали вилками. Когда бутылки были опустошены, заводские стали подниматься, прощаться со вдовой и уходить, чтобы никогда больше здесь не появиться…
