Кристин Айхель - Поединок в пяти переменах блюд
Ее небольшая речь, поначалу сопровождавшаяся охами и свистом, в конце получила полное одобрение.
– Она фантастически держится! – шепнула Сибилла Себастьяну.
– И сама она тоже ф-ф-фантастическая женщина! – шепнул он ей в ответ.
Регина перегнулась через Андре и пожала Штефани руку.
– Ах, мужчины, мужчины! – сказала она с комичным отчаянием и закатила глаза, будто она попадала в такие ситуации тысячу раз.
– Что значит «мужчины»? – запротестовал Герман. – Мы же не собираемся предавать проклятию всех истинных мужчин из-за одного, у которого обнаружилось столько бабьих черт характера – фальшивость, слабость, склонность к разврату…
Окончание фразы утонуло во всеобщем негодовании.
– Неплохо, леди, – сказал Андре и подмигнул Штефани.
– Спасибо, сердцеед! – шепнула в ответ она.
Андре улыбнулся ей своей щербатой улыбкой. Она не так уж плоха, эта тетка от Шанель. Похоже, она на меня запала.
– Неплохо, леди, – ухмыльнулся он и убрал с ее лба локон.
Штефани вздрогнула. Этот жест подарил ей упоительное ощущение душевной растерянности. Она схватила бутылку Андре и поднесла ее к губам.
Падение с высоты – тоже радость, подумала Сибилла. И одной ногой ты уже шагнула с пьедестала, Штефани.
– Итак… итак я могу… и никаких возражений! – решительно вскричал Себастьян. – Я понима-а-аю, драгоценная Штефани, что эт-т-тим пивом вы как-то хотите продолжать форс-с-сировать пивную историю, но я больше не могу выносить его вида. Я сейчас же позабочусь о подходящих напитках! – Он посмотрел на часы. – Еще раз позвоню Альфреду, моему мажордому, пусть он принесет шампанское!
Тин энергично вскочил, снова опрокинув стул, но Сибилла его ловко подхватила.
– Прекрасно, дорогой Себастьян, прекрасно! – пробормотала Штефани. Пусть звонит сколько хочет, она все равно будет пить пиво. Демонстративно поднесла бутылку к губам и стрельнула глазами в Андре. Он взял у нее бутылку, не отводя своих глаз от глаз Штефани, медленно, со значением слизнул пену с горлышка и стал пить.
– Похоже, у нас сегодня вечер мезальянсов, – произнес Герман, обращаясь к Сибилле. – На кухне творится черт знает что, а здесь… – Он показал глазами на Штефани с Андре. – Гм, вообще-то бывает и мужская прислуга, вы не находите?
Сибилла опустила глаза. Герман был так беспощадно трезв, как это у него получается? Ведь он постоянно подливал себе виски. Как утомительно находиться рядом с таким наблюдателем. Она была неосторожна. Так же неосторожна, как сейчас Штефани с Андре.
Сибилла наблюдала за ними со смесью отвращения и восторга. В итоге они займутся тем же, но на глазах у всех. Полностью поглощены друг другом. Безумие. А что же Регина? Непохоже, чтобы она особенно ревновала. Она с подозрением смотрит на то, что происходит рядом с ней, но от комментариев воздерживается. Странно, ведь она с ним очень близка, целует его, тискает, как мягкую игрушку в натуральную величину.
– A la bonne heur! – вскричала Регина в восторге. – Шампанское! Себастьян снова всех обошел, этот человек может все, смотри хорошенько, мой зайчик, у него ты можешь многому научиться! Софистикация без конца, просто класс!
– О'кей, ты права, Джина, крошка! – Андре ненадолго прервал интимное общение со Штефани и ухмыльнулся своей благодетельнице. – Никогда не забуду, как он стильно напустил в штаны!
– Андре!.. – Регина шлепнула молодого человека веером.
Штефани, напротив, непринужденно рассмеялась. Он прав, этот малыш Андре! Ей не надоедало на него смотреть.
Это было бы оригинально. Ни красоты, ни ума, ни денег, просто bel ami.[109] Почему она всегда влюбляется в мужчин, которые ее недостойны, спросила она себя с тайным высокомерием. Она жадно уловила слабый запах пота, затем скользнула взглядом по линии его губ, наслаждаясь ласкающим голосом, мягким и хрипловатым, как бы голосом против света, со слегка светящимися контурами, с обещанием в каждом слове, с бесстыдством в каждой паузе. Улыбка такая, что хочется сразу дать ему в морду, подумала Сибилла.
– Скажите, фрау фон Крессвиц, где вы подобрали нашего юного художника? – спросил Герман слегка укоряющим тоном. – Прямо на улице, или он прозябал в какой-нибудь академии?
– Ладно, ладно. – Регина помедлила, посмотрев на Андре, который тихо беседовал со Штефани. – Мне слишком хорошо известно, что все молодые художники для вас trash,[110] но, darling, ваша старая гвардия давно уже в кювете, жизнь идет дальше, се ля ви, как говорят французы, а этот малыш потрясающе талантлив – классик завтрашнего дня! – гордо закончила она.
Герман усмехнулся:
– В его возрасте другие уже отрезали себе уши!
– А откуда он взялся? – спросила Сибилла.
– Прямо из андеграунда! – восторженно ответила Регина.
– Андеграунд? Это какое-то изобретение семидесятых годов! – В голосе Германа звучала почти жалость.
– Именно, именно! – с торжеством в голосе заявила Регина. – Семидесятые сейчас переживают фантастическое возрождение!
– Вы словно упали с небес! – шептала Штефани.
– Осторожно, я черный ангел, очень, очень злой мальчик… – ответил ей Андре и погладил пивную бутылку.
Штефани смотрела на него, тяжело дыша. Она ощутила возбуждение, почти ничем не отличавшееся от страха. У нее было такое чувство, что она попала в ловушку.
– Боюсь, этот вундеркинд закончил европейский филиал вашей школы брачных аферистов, – заметила Сибилла и подмигнула Герману Грюнбергу.
– Едва ли, он еще новичок, я бы сказал, но не без талантов, – ответил Герман.
– Нет, он парень что надо, наш Андре, сорвиголова, – защитила его Регина. И в ее голосе опять было больше гордости, чем ревности.
Сибилла была поражена. Регина прикидывается или просто смирилась? Эти двое выделывали такое, что никак нельзя назвать безобидным флиртом.
Штефани и Андре были окутаны коконом вожделения, и пока они болтали о необязательных вещах, что-то в них давно уже прояснилось, что-то по ту сторону слов. То, как все сидели и болтали, делало их похожими на владельцев собак, которые остановились поболтать, пока их питомцы совокупляются под ближайшим кустом.
– Мне нравится, когда ты пьешь пиво из горлышка, – сказал Андре и протянул ей бутылку. – Тебе идет!
Штефани взяла бутылку. Да, черт возьми.
– Дело в том, – произнес Герман Грюнберг, бросив косой взгляд на Штефани и Андре, – что красота и уродство, возвышенное и тривиальное, умное и глупое, на самом деле никакие не противоположности. Часто они неразлучны. Возьмем, например, еду. Когда мясо еще аппетитно, когда в нем появляется душок и когда оно становится совершенно несъедобным? Границы так расплывчаты, я бы сказал…
– Твое мясо как раз между аппетитным мясом и тем, что с душком… – шепнул Андре Штефани на ухо, и она с удовольствием приняла этот сомнительный комплимент с оскорбительным душком.
– Я думаю, что рыба была не так уж хороша, но насладиться ею вполне было можно! – капризно надула губы Регина.
Опять она ничего не понимает, подумала Штефани.
– А впрочем, отвращение вовсе не является таким уж малым источником удовольствия, – продолжал Герман менторским тоном. – И показательно легко опрокидывает все понимание инсигний удовольствия. Вы не замечали, что от многих людей, когда они потеют, резко пахнет едой?
– Герман! Вы не-вы-но-си-мы! – восхищенно взвизгнула Регина.
– Нет, я говорю чистую правду. Например, возьмем ту маленькую продавщицу в писчебумажном магазине на углу. Если человек чувствителен к таким вещам, то ему не стоит заходить туда в жаркое лето. Телячье жаркое, я бы сказал, телячье жаркое с картошкой!
– Пожалуйста, пожалуйста, перестаньте, меня сейчас стошнит! – взмолилась Сибилла.
– И раз уж об этом зашла речь, то тошнота тоже раздражение, а раздражение в своем роде возбуждение, а разве не об этом у нас целый вечер идет речь? Фривольные беседы, раздражительные люди и, к счастью, возбуждающее женское белье?
Да, да, ты король остроумцев, устало подумала Сибилла, классный и вправду неподражаемый!
– Та-та – да-да, – напевая туш, вошел Себастьян. Он поднял руки, будто начиная дирижировать благодарным хором жаждущих гостей.
– А вот и я! Ящик из славного погреба Тина скоро прибудет! «Вдова Клико»! Игристая вдова! И если я все правильно расслышал, – он захихикал как школьник, – то это шампанское может стать дурным предзнаменованием… О, милейш-ш-шая Ш-ш-штефани, простите мне эту вес-с-сьма сомнительную, даже бездарную шутку, поскольку вы, конечно, никакая не вдова, но из кухни д-д-доносятся оч-чень странные звуки, на сей раз их можно назвать стуком, и если я не ошибаюсь, – Себастьян взмахнул руками, – птичка хочет вылететь из теплого гнездышка!
Все прислушались, из прихожей действительно доносился глухой стук.
– Ты не хочешь выпустить своего мужа? – громко взвизгнула в тишине Регина. За столом раздались хохот, аплодисменты.
