Сергей Морозов - Великий полдень
В прихожей на низких скамеечках сидели две полупомешанные бабы. Они молча кушали размоченный чернослив и сморщенные груши. Но, едва завидев меня, они тут же понесли какую-то дичь.
— Ветер-ветерочек подуй на мой на садочек! — нараспев затянули бабы. — Во моем ли во садочке миленький гуляет…
— Приятного аппетита, — смущенно проговорил я, поспешно пробираясь дальше по коридору.
— Миленький гуляет, письма отправляет, — продолжали тянуть бабы вслед, — письма отправляет, назад па а лучает!
Таким образом, атмосфера вблизи храма и впрямь образовалась самая патриархальная, даже с мистической отдушкой.
В соседнем продолговатом помещении за длинным, покрытым клеенкой столом на натурально деревянных скамьях сидело несколько прихожан из церковного актива, певчие, служки, убогие и доканчивали свой постный завтрак. Они пересказывали друг другу «святые сны», советовались насчет их вещего значения. Я разглядел на столе миски с гречневой кашей, рис и те же сухофрукты. Пахнущий мятой чай разливали из старинного алюминиевого чайника.
— Приятного аппетита, — вежливо повторил я.
Мне предложили присоединиться к трапезе, но я, поблагодарив, отказался.
Вся эта атмосфера напомнила мне недавнее прошлое, когда наш, тогда еще начинающий батюшка о. Алексей служил в небольшом столичном храме, и из любопытства я несколько раз наведывался к нему. Там было все точно также — постные завтраки и пересказывание бабьих снов. Как-то раз я пришел к о. Алексею, чтобы он высказал мне свое мнение церковного человека по поводу одного моего странного сна, мысли о котором долго не давали мне покоя. Я понимал, что в этой ситуации ничем не отличаюсь от малахольных баб, пересказывающих «святые» сны, ничем не умнее их, но все же мне было ужасно любопытно услышать, как именно он, о. Алексей, его истолкует.
А сон был такой. Мне приснилось, что ко мне пришел некий священник, суровый, бородатый. Я завел с ним что-то вроде дискуссии: вот, мол, уже многие из моих близких, знакомых окрестились, но как насчет меня самого — могу ли я пойти окреститься, если я неверующий? Я бы, пожалуй, окрестился, но мне неприятно лгать, когда меня спросят о вере. В общем, развивал эту мысль, так и эдак выворачивал. Священник все молчал, а потом как бы в ответ на все мои умствования вдруг стал совершать надо мной таинство крещения — поливать водой, читать молитву и все такое. Я почувствовал себя окрещенным. Во сне я даже как положено осенил себя крестным знамением. И, словно в подтверждение основательности произошедшего, откуда-то свыше мне было сообщено, почему пальцы (персты) складываются таким, а не иным способом. Я увидел (или, точнее, мне было явлено) ладонь самого Христа, пробитую гвоздем и персты Иисуса, сведенные судорогой, сложены именно таким способом. Значит, пальцы, так как их складывают, чтобы перекреститься, есть точная имитация судороги, когда ладонь пробивают гвоздем? Помню, я тогда еще в самом сне удивился реальности совершившегося факта, а так же тому, что все это произошло во сне: что же это получается, теперь я вроде как действительно крещен, — и крещен особым, самым основательным образом — самим Святым Духом? Если верить богословской литературе, даже святые отцы рассматривают сны либо как дьявольское наваждение, либо как прямое вмешательство Бога. Не говоря уж о примерах из Библии. Стало быть, если это было не наваждение, я действительно крещен во сне? Ведь для Церкви сон — та же реальность… А, с другой стороны, если я крещен во сне, то с какой стати мне такая честь?
Все это я по порядку изложил о. Алексею. Я думал, он вникнет, станет расспрашивать меня о подробностях моего странного сновидения, но о. Алексей, бывший инженер, не придал сну никакого значения и без колебаний объяснил все с самых что ни на есть естественнонаучных, даже банальных позиций. Ерунда, мол, все это, Серж. Суемыслие. Мол, думал ты накануне об этом — вот оно и приснилось. Только и всего. Прибавил только: «А окрестить тебя, дружочек, действительно давно пора…»
О. Алексей уже откушал у себя на втором этаже и, хотя служба была еще не скоро, спустился в свою служебную комнатенку, где обычно готовился к службе. Теперь он, в полуоблачении, сидел и, прищурясь, смотрел телевизор. Я поцеловал его руку, он кивнул, я присел на соседний стул.
Шли новости. Навстречу выборам. Государственный совет призывал народ к сознательности. Конфликты между отдельными ветвями власти имелись, но незначительные, и военные наконец объявили, что готовы повсеместно гарантировать нейтралитет и условия для свободных выборов. Об этом заверял в частности наш горе-генералиссимус Сева.
— Глядите-ка, батюшка, у него и сейчас на лбу шишка от вашего щелчка! — весело сказал я для затравки разговора, давая понять о. Алексею, что уже в курсе последних событий. — Всего-то, оказывается, и хлопот! Что значит вмешательство свыше!
— А что ж, — усмехнулся о. Алексей, — прикажешь что ли из-за этого Москву с иконами обходить? Много чести.
— А что Папа? — спросил я. — Как он теперь — простит нашего маршала?
— Конечно, простит. Уже простил. Он, слава Богу, к заповедям Христовым теперь ревнив стал.
— Это почему же? — не утерпев, поинтересовался я. — Неужто последнее покушение так повлияло?
О. Алексей пропустил мой вопрос мимо ушей.
— Господь не оставит Папу без присмотра, — продолжал он. — Недаром приставил к нему этого доброго ангела… Рядом с ним теперь чистая кроткая душа. Папа будет держаться за нее, и его собственная душа потянется к чистоте. Это для него пример и опора. Своего рода оселок.
Я изумился его словам. Уж не Альгу ли он имеет в виду? Это ее, чистую и добрую, Господь приставил к Папе, чтобы умягчить его душу?
— Да и что было прощать-то? — продолжал о. Алексей. — Папа премного поумнел и научился управляться с мелким бесом. Ему ведь теперь не супротив бесенят, а супротив самого Сатаны надобно вооружаться!.. А ты, Серж, — вдруг строго прикрикнул он, — ты лучше за собой смотри! Как бы тебе самому с бесом не подружиться! — И не успел я опомниться, как он с размаху щелкнул меня костяшкой пальца по лбу. — Ты хорошенько подумай, о чем тебе со мной потолковать надобно! Брось суемыслие, да почаще молись и в храм ходи. Сатана он не дремлет! Сначала завертит, завертит, а потом — цап тебя! — и к себе за пазуху…
Он взял со стола нагрудный крест, поцеловал его и надел на себя. На этом наша беседа закончилась.
Таким образом и я вышел от о. Алексея, наставленный на ум, потирая на лбу шишку.
Мне действительно нужно было о чем с ним потолковать, но, странное дело, совсем не хотелось. Может, меня и правда завертел лукавый, а я и не заметил? Впрочем, я был уверен, что ничего дурного у меня в мыслях не было. Напротив, моя мечта о «прощальной улыбке» была возвышенной и кроткой. Я отнюдь не собирался тайно грешить, отнюдь не планировал супружескую измену. Никакого блуда я вообще не допускал. Все мыслилось мне совершенно по-другому и религиозная сторона дела, честно говоря, волновала меня в настоящий момент меньше всего. Если уж рассуждать о церковных догматах, то я не нарушал никаких установлений, а, пожалуй, даже двигался в направлении праведности. Несколько лет назад, в пору моей горячей увлеченности соблюдением религиозных правил, жена отказалась освятить наш гражданский брак в церкви. Ей казалось нелепой ситуация: венчаться после того как мы давным-давно были мужем и женой. «Браки совершаются на небесах», — говорила Наташа. Странно, но обычно строгий и дотошный в таких вопросах о. Алексей не настаивал и не напоминал. Я же надеялся, что все решится само собой. Главное, чтобы по-человечески. В глубине души я с грустью сознавал, что такой, как я есть, я Наташе не нужен. У нее давно образовалась своя отдельная жизнь, которая, как я видел, была ей дороже меня — со всеми моими проектами вместе взятыми. Обидно и горько, но как говорится против рожна не попрешь… Впрочем, это такие тонкие материи, что невозможно было подобрать слова, исповедоваться сколько-нибудь внятно — даже перед самим собой. Не говоря уж о взыскательном о. Алексее.
Выйдя от него, я решил для самоуспокоения (именно так!) зайти в церковь пока не началась служба, иначе пришлось бы отстоять ее всю. Я переложил пальто с одной руки на другую и шагнул в сумрачное сводчатое пространство, похожее на катакомбы первых христиан и озарявшееся немногими свечами и лампадами. Нужно было сделать три или четыре шага вниз по ступеням. Уж я-то, автор всего проекта, достоверно знал, что этот маленький храм на Ключах (как и другие — большие и малые храмы внутри Москвы) был возведен одновременно с самим комплексом с применением самых новейших технологий и материалов, но у меня было такое ощущение, что этим намоленым камням сотни лет, что от древности они вросли глубоко в землю и что благовонный запах воска и ладана повис под их сводами еще во времена приснопамятного Московского царства.
