Денис Драгунский - Взрослые люди (сборник)

Когда они прощались на вокзале, он ничего не сказал. Она тоже ничего не сказала.

Это было очень тяжело. Он всю дорогу пил сначала ликер, а потом таблетки.

Но после Бреста стало легче. А на Белорусском вокзале – совсем хорошо.

Он подошел к двери, отпер. Пискнула коробочка, загорелась лампочка. Он нажал клавишу и побежал по пыльному паркету к телефону, вспоминая пароль. Брест или Гродно? Набрал номер.

– Пульт, – услышал он и вдруг вспомнил, что это Смоленск.

– Крендовский, Смоленск, – сказал он.

И милый, родной, единственный, месяц не слышанный голос ответил:

– Шелатонина сняла.

вечер у Клэр

Шенгенская зона

– Я должна тебе признаться, – сказала Клэр как-то вечером.

На самом деле ее звали Света, но это было в другой жизни, в Москве. Пятнадцать лет назад она перебралась сюда, в маленький городок на берегу Шельды, а до этого лет пять они с Леоном бойфрендились: она приезжала к нему раз в полгода на две недели.

Леон поглядел на нее поверх газеты. Он стал плохо слышать, особенно после ухода на пенсию. Он был сильно старше ее: когда они встретились, ему было сорок пять. Но она тоже была не очень-то юная.

Или он притворяется, что плохо слышит? Она замолчала.

– В чем признаться? – спросил он.

– Это случилось восемнадцать лет тому назад, – сказала она.

– Что? – спросил он.

– Погоди, – напряженно засмеялась она. – Ты знаешь, что такое livejournal?

– Знаю. Блог в Интернете.

– В России очень популярно. Люди пишут разные истории.

– Ну да, дневник, я понял, и что?

– Вот что, – решительно сказала Клэр. – Восемнадцать лет назад я приезжала к тебе. Ты уехал на день. А я открыла кран с горячей водой.

– Зачем? – спросил Леон.

– Неважно! Стирала белье. Не в том дело! Дело в том, что я тебе об этом не сказала. А потом тебе выставили слишком большой счет. Ты подал в суд и выиграл дело. Сказал мне об этом. Но я все равно тебе не сказала. Помнишь?

– Как я могу помнить, если ты не сказала? – пожал плечами Леон.

– Тебе выставили счет, и ты с ними судился. Помнишь?

– Не помню, – сказал Леон. – Да! Да! Помню! О-ля-ля! Я выиграл это дело! Я не заплатил ни сантима, а им еще присудили издержки!

– Это я спустила столько воды, – сказала Клэр.

– А при чем тут livejournal? – спросил Леон.

– Восемнадцать лет назад я рассказала об этом одному своему знакомому. А он, подлец, рассказал об этом в своем livejournal. Как бы смешной рассказ написал. И все теперь обсуждают. Говорят, что я сволочь.

– Он назвал твое имя?

– Нет.

– Он был твоим любовником? Одновременно со мной?

– Нет! Клянусь, нет!

– Зачем же ты читаешь его livejournal?

– Он популярный автор.

– Если он не назвал твоего имени и ты мне с ним не изменяла, в чем проблемы?

– Мне стыдно. Мне хочется отдать эти деньги.

Леон прошлепал к бюро, отпер дверцу, достал пачку квитанций.

– Сто пятьдесят евро, по нынешним деньгам, – сказал он через пару минут. – Купи себе билет в фитнес-клуб. Чем читать мемуары бывших приятелей.

– Я хочу отдать эти деньги фирме.

– Они давно разорились, их поглотили. Хозяин отравился снотворным.

– Это я виновата.

– О, да! – захохотал Леон. – Преступление и наказание! Купи на эти деньги цветы и положи на его могилу!

– Ты сволочь, – сказала Клэр.

– Тебя не поймешь, – сказал Леон. – То ты сволочь, то я. Русская душа.

– Ты меня никогда не понимал, – сказала Клэр.

– И не собираюсь, – сказал Леон и снова принялся за газету.

У нее как раз было сто пятьдесят евро наличными и карточка. На автобусе она доехала до международного аэропорта. Черт. У нее кончилась российская виза. Она взяла билет в Ригу.

Не Москва, но близко.

let us go Dutch

Люся, песочница и красный маяк

– Люся, ты ужрался в опилки, – сказала Наташа Алексею Ивановичу.

Они играли в одной песочнице, учились в одной школе, потом в одном институте, и даже полгода состояли в законном браке – черт-те когда, на третьем курсе. Но Наташа считала, что имеет на него особые права, и называла его детским именем. Хотя давно была замужем за французским банкиром. Лысый и в смокинге, француз бессмысленно улыбался. Он не понимал, что такое «ужраться в опилки», хотя знал русский.

– Все отлично, – сказал Алексей Иванович, садясь за стол.

Он сидел рядом с Наташей и ее Жан-Пьером, или как его там. Это Коля Васильев отмечал пятилетний юбилей внучки. Алексей Иванович был без жены, потому что жены у него не было. На данном историческом отрезке.

– Ты пригласил танцевать официантку, – сказала Наташа.

– А ты презренная снобка! – Алексей Иванович подставил коньячный бокал официанту. – Смелее, юноша! Еще смелее! – сказал он. Официант налил почти доверху.

Снова заиграл оркестр. Алексей Иванович выпил, прошел сквозь танцующих и опять наткнулся на ту самую официантку. Она была удивительно хороша.

– Позвольте на маленький танец, – сказал он.

– Извините, я на работе.

– Сейчас, сейчас мы вас уволим, – сказал он, взяв ее за руку. – Я, как бы сказать, отчасти хозяин этого кабака. Типа акционер… Где ваш директор?

– Извините, – она отняла руку и улыбнулась. – В другой раз.

– Я вас подожду, – трезво и зло сказал он.

Алексей Иванович стоял на тротуаре. Был снег и холод. Хмель почти выветрился, но болела голова.

Она вышла наконец. Подошла к нему, остановилась.

– Поедемте, – сказал он.

– Вы даже не спросили, нравитесь ли вы мне, – сказала она.

– Я догадался, – сказал он.

– Куда едем? – спросила она.

– К вам, – сказал он.

У нее была однокомнатная квартира на улице Красного Маяка.

Она вышла в кухню. Он осмотрелся. Чисто и скромно. Сплошная IKEA. Книг мало и очень разные. «Экономикс», «Как вести переговоры», и вдруг «Письма Достоевского к жене» и вообще нечто странное: «Гаспар из тьмы». Бедная девочка с претензиями. Но какая красивая. Но все равно тоска.

Он сел на диван и подпер голову кулаками.

– Вы загрустили? – она вошла, она была в коротком халате. – Вы отпустили машину? – он кивнул. – Давайте я вам вызову такси.

Он поднял голову. Она была просто чудовищно хороша.

– Ну нет! – он встал и обнял ее.

– А хочешь, я на тебе женюсь? – спросил он ранним утром.

– Спасибо, – сказала она. – Вы просто замечательный. Но я подумаю.

– Боишься?

– Я, в общем-то, не совсем официантка, – сказала она. – У меня договор с журналом «Бастард». Я пишу очерки о профессиях.

– Ага, – сказал Алексей Иванович. – Конечно. Журналистка инкогнито. И дочь банкира, да? Зачем ты унижаешься? Что плохого быть официанткой?

Она встала, взяла со стола его мобильник, нашла номер, нажала кнопку.

– Ты что делаешь?! – он приподнялся на локте и тут же услышал из мобильника громкий Наташин голос: «Люся! С ума сошел, звонить в семь утра?!»

– Мама, это не он, это я. Возможно, я выйду замуж. Поступило такое предложение.

«Налей ему полстакана, и пусть спит!» – раздалось в мобильнике.

Она нажала отбой.

– Я отзываю свое предложение, – сказал Алексей Иванович. – Извини.

– Вы ее до сих пор любите? – спросила она.

– Не знаю, – сказал Алексей Иванович. – А как тебя зовут?

сон на 23 января 2012 года

Без Пахомыча никак

Под утро приснился смешной сон.

Как будто я иду в театр. Спектакль называется «Бах». Про композитора. По афише видно, что спектакль очень длинный и многолюдный. Три действия. Человек сорок действующих лиц.

Но не в том дело.

А дело в том, что я сажусь на свое место – в ложе бельэтажа – и вижу, что рядом устраивается пьяноватый старик. Он напевает и матерится, ерзает и скрипит креслом. Достает банку пива и чипсы. Делает глоток, громко икает, хрустит чипсами, шелестит пакетом.

Еще в ложе сидит какая-то дамочка. Она шепчет: «Боже, он нам испортит весь спектакль!»

Уже второй звонок.

Я выхожу в коридор. Спускаюсь по лестнице в фойе. Навстречу – двое мужчин в одинаковых пиджаках с петличками.

– Здесь есть охрана? – спрашиваю я.

– Мы охрана, а что случилось?

– Тут пьяный, – говорю я. – Матерится и поет.

– Ну, а что мы можем поделать? – говорят они наперебой. – Человек купил билет. Что, мы его прямо вот так возьмем и выведем? Так нельзя. Это незаконно. Да и вообще он сейчас заснет тихонечко, и всё.

В общем, убеждают меня, что ничего страшного.

Я иду назад.

Прохожу мимо двери с надписью «Дирекция». Слышу разговор:

– Пересадите его в другую ложу! А то он еще полицию вызовет!

Понимаю, что разговор обо мне.

Останавливаюсь, прислушиваюсь.

– А у нас финал второго действия еще совсем сырой!

– Да, да, без Пахомыча никак. Пересадите этого скандалиста, живо.

Скандалист – это я. Пахомыч – это пьяный старик.