ПИТИГРИЛЛИ - КОКАИН

– А чемоданы оставил?

– Он взял их с собою. Оставил только некоторые костюмы.

– Хорошо. Можешь идти.

Она сняла с себя шляпу, поставила принесенные цветы в воду, положила вуаль на шкатулку, в которой хранилось,,ее прошлое".

Два противоположные чувства будила она в обоих мужчинах: муж тешился тем, что обманывал себя, видя в жене нечто лучшее, чем обыкновенная спутница жизни: – куртизанку; а Тито мучился от ревности до того, что настаивал на том, чтобы переложить содержимое в желтые чемоданы, вперемежку с платками и галстуками, перчатками и пижамами.

133

Калантан, как и все женщины, была не в состоянии понять ревность, да еще ревность к прошедшему, улыбнулась снисходительно, вспомнив отчаяние Тито и свою утешительную фразу:

– Дитя, но ведь прошлое не принадлежит нам!

Да, оно не принадлежит больше, раз его украдут, чтобы увезти в далекую Америку.

Как только пароход отчалил от пристани, Мод сейчас же начала кокетничать с разными пассажирами.

А так как почти за все время перехода море было неспокойным, то Тито почти не выходил из своей каюты.

Кто-то сказал ему, что для того, чтобы избавиться от морской болезни, надо воздержаться от пищи.

И Тито постничал.

Иные советовали ему побольше есть.

И Тито ел.

Один растакуэр*, который возвращался в родные Пампасы, предписал ему сардельки.

Тито ел сардельки.

Кто советовал ему лежать, кто, наоборот, – стоять; кто давал капли, кто поил вином – ничто не помогало.

Тем временем Мод порхала по палубе и заводила знакомство с пассажирами всех национальностей. Один дипломат из Боливии спросил у нее, не страдает ли Тито от ее постоянных измен, на что она ответила, что мужская ревность все равно, что лакированные ботинки: все зависит от первого раза. Если не лопнут в первый же день, то будуть держаться.

____________________

* Прожигатель жизни (фр. - Д.Т.)

Ее видели даже выходящей из каюты первого класса, но так как это касается только Тито, то не станем останавливаться на таких невинных проделках.

Когда они проходили через экватор, Мод танцевала и заслужила много аплодисментов и подношений.

Один тенор испанский, который, как сам говорнл, пел во всех больших театрах Европы и Америки, страстно прижимаясь во время бури к Мод, уверял ее, что готов провести на океане всю свою жизнь лишь бы вдыхать в себя аромат ее тела.

Но и растакуэр, увидев, что заботы его о Тито совершенно напрасны, решил заняться Мод, которая в свою очередь нашла, что этот последний «интереснее» тенора, опиравшегося главным образом на чувства.

Так как зал, в котором находился рояль, был расположен подле каюты растакуэра, то он мог любоваться танцами Мод, демонстрированными исключнтельно для него. В благодарность за это он извлекал из глубокого жилетного кармана объемистый бумажник и дарил ей «на память» нечто весьма осязательное.

Любезность за любезность, благодарность за благодарность: Мод тоже позволяла ему производить осмотр ее туалета.

Тито знал, чувствовал, что Мод посещает с научной целью пароходные каюты, но теперь он испытывал безболезненную ревность. Если кто испытывает физическую боль, – пусть это будет даже морская болезнь, – нравственные страдание перестают угнетать. Я готов предложить новый род терапии.

Угрызение совести лечить вспрыскиванием инфлуэнцы.

Ревность – бациллами малярии.

Любовь – бациллами холеры.

135

Думаю, что в будущем медицина должна будет идти в этом направлении.

Пароход сделал остановку в Рио-де-Жанейро. Как только Тито почувствовал себя на твердой почве, он хотел ехать до Буэнос-Айреса по железной дороге. Но когда узнал, что Кокаина намерена и дальше следовать морем, решил и дальше жертвовать собой.

Не будем описывать ни разгрузки парохода, ни видов Буэнос-Айреса: кто все это видел и испытал, тот и так хорошо знает, а кто с этим не знаком, тот пусть сейчас же познакомнтся.

Не будем описывать также и посредственный успех Мод. Красота ее шла на убыль; однако электрические рефлекторы и ассортименты пудры, карандашей и белил делали из нее привлекательное создание.

После пребывание в продолжение нескольких месяцев в Буэнос-Айресе она в сопровождении Тито, Пьерины и собачки отправилась в Монтевидео.

Монтевидео: три месяца.

Розарио: пятнадцать дней.

Белая Губа: предложение руки и сердца лакового фабриканта.

Фрай Бентос: вулканическая любовь директора большой фабрнки собачьего экстракта.

Через год после того, как они высадились в Америке, Мод заключила очень выгодный контракт с Казино в Лаплате, самым элегантным купальным местом в Южной Америке.

Полмиллиона «семейных воспоминаний» Калантан Тер-Грегорианц были уже на исходе. Здоровье Тито тоже становилось все хуже и хуже. Почти бес-

прерывное странствование из города в город, из гостиницы в гостиницу и постоянное появление, точно грибы после дождя, новых поклонников и любовников Кокаины постепенно ослабляли его и развивали малокровие.

Он надеялся, что выгодные контракты, заключенные на Америку, и вырученные от ликвидации прошлого Калантан деньги сделают его единетвенным обладателем Мод, но растакуэр, с которым она познакомилаеь на пароходе, следовал за ней по всем городам.

Кокаина расточала свои знаки внимания направо и налево: из любви к искусству и из-за бесвыходного положения; предчувствуя приближающееся разрушение, она старалась не упустить ни одного случая, ни одного дня. Она знакомилась с мужчинами, которые были даже недостойны ее внимания.

– Они даже не чувствуют к тебе никакой признательности.

– А ты думаешь, – дерзко смеясь, говорила она, – что я всякий раз жду от них признательности или уважения? Благодарность? За что? Я иду на уступку не ради их, а ради своего удовольствия или же ради денег, которые они дают мне. Уважение… признательность… Роскошь! Если ты думаешь меня обуздать этими доводами, то советую тебе поискать кого-либо другого.

– Твоя красота окончательно увядает, – говорил ей в отчаянии Тито, который уже было, попробовал угрожать ей, что бросит. – Несмотря на свои двалцать четыре года, ты выглядишь старухой. Я люблю тебя, потому что чувствую себя точно припаянным к тебе, потому что родство душ связывает

137

нас, но красота твоя здесь ни при чем. Ты старуха. Тобой может интересоваться только тот, у кого животные наклонности. Только я, который помнит твою закатившуюся красоту, могу увлекаться тобой.

«Ты почти труп. Благодаря пудре и разным втиранием, ты можешь обмануть только слепого, но потом тебя оттолкнут и отбросят, как плохо сфабрикованную фальшивую бумажку. Ты можешь расчитывать еще на каких-нибудь пять-шесть мужчин и несколько приключений, и больше ничего.

«Итак, Коканна, если ты не хочешь, чтобы я навсегда покинул тебя, откажись от этих немногих приключений. На всю твою жизнь я останусь верным тебе. Когда уже никто не будет смотреть на тебя, я все же буду любить, говорить, что ты хороша, и дам тебе иллюзию того, что так тебе дорого: что ты можешь нравиться.

«Но за это я прошу у тебя в продолжение периода агонии твоей красоты быть мне верной, чего до сих пор ты не могла дать мне.

«Подумай, что к тебе приближается ужас одиночества. Подумай о том времени, когда ты должна будешь одна проводить ночи в холодной постели, а, проснувшись, смотреть на желтое тело, которое ни в ком не возбудит уже желаний.

«Если ты откажешься теперь от всех тех мужчин, которые ищут тебя, то и тогда я буду любить тебя.

Кокаина слушала его с холодным вниманием, а затем сказала:

– Мысль о том, что я должна отказаться, пугает меня.

– Отдаешь ли ты себе отчет в том, что я предлагаю тебе взамен?

– Да. И все же предпочитаю остаться завтра и навсегда покинутой, чем отказаться от удовольствия, которое ожидает меня сегодня. Призрак оди-

ночества не так страшен, как действительность сегодняшнего дня, т. е. отказа от всего.

– Несчастная! А подсчитала ли ты все то, что тебе остается? Разве ты не помнишь, что каждое утро тебе приходится вырывать волосы около губ? Разве ты не видишь, что кожа на шее стала у тебя такой, как у индюка?

– Да. Но приключения еще щекочут меня.

– Подумай, что завтра ты будешь старухой.

– А ты послезавтра.

– За деньги я найду молодых, свежих и красивых женщин.

– Я тоже найду за деньги веселых мужчин.

– Это большая разница, – возразил Тито. – Я всегда платил, как платит всякий мужчина, даже в двадцать лет, когда ему кажется, что женщина отдается ему по любви. Ты же всегда продавала свою любовь, а теперь окажешься в печальной необходимости покупать у других. Познаешь, как это печально платить за любовь.

– Это то, чего я еще не испробовала. Как знать, быть может в этом есть и хорошая сторона. Посмотрим. А теперь мне пора: в четверть десятого мой выход; смотри, уже девять. Прощай.