Харуки Мураками - Исчезновение слона
— В прошлом месяце попала в аварию, — сказала она будто между прочим. — Меня подвозили на мотоцикле, вот и выбросило. Не повезло.
В центре лужайки стояли два шезлонга из парусиновой ткани. На спинке одного висело большое синее полотенце, на другом валялись пачка красного «Мальборо», пепельница, зажигалка, большой кассетный магнитофон и журналы. Магнитофон работал, и из динамика чуть слышно играла какая-то неизвестная мне хард-рок-группа.
Она сбросила на землю все, что было на шезлонге, пригласила меня присесть, выключила магнитофон. Сев на лежак, я увидел, что между деревьев виднеются проход и пустующий дом. Было видно и белую каменную птицу, и золотарник, и проволочный забор. Я подумал, что девчонка, наверное, все это время отсюда наблюдала за мной.
Сад был большим и простым. Лужайка простиралась под небольшим уклоном, тут и там стояли кустарники. Слева от шезлонгов был большой пруд, окруженный бетоном, но, видимо, последнее время он не использовался, вода высохла, и солнце заливало его дно бледно-зеленого цвета, напоминавшее морское животное, лежащее кверху брюхом. Позади кустарников у нас за спиной стояло старое здание в европейском стиле с изящным фасадом, однако сам дом не был особенно большим и вряд ли строился с шиком. Просто большой сад, который был по-настоящему ухожен.
— раньше я подрабатывал в фирме, которая стригла газоны, — сказал я.
— Да вы что? — сказала девчонка без интереса.
— Наверное, много хлопот с таким большим садом, — сказал я, оглядываясь по сторонам.
— А у вас нет сада?
— Совсем маленький. Пара-тройка гортензий растет, и все, — ответил я. — А ты всегда одна?
— Ага. Днем всегда одна. Утром и вечером сюда приходит одна женщина помогать по хозяйству, а так одна. Не хотите чего-нибудь холодненького выпить? У меня пиво есть.
— Нет, спасибо.
— Честно? Не стесняйтесь.
— Я не хочу пить, — сказал я. — А ты в школу не ходишь?
— А вы не ходите на работу?
— Хотел бы, да работы нет, — сказал я.
— Безработный?
— Как сказать. Сам бросил.
— А чем вы раньше занимались?
— Что-то вроде помощника адвоката, — сказал я и, чтобы прервать этот быстрый разговор, сделал глубокий вдох. — Ходил по разным учреждениям и инстанциям, собирал бумаги, сортировал документы, проверял судебные прецеденты, занимался разными процедурами в суде, вот такая работа.
— Но бросили?
— Да.
— А жена ваша работает?
— Работает, — сказал я.
Я вытащил сигарету, засунул в рот, чиркнул спичкой. На соседнем дереве пела заводная птица. Повернув пружину раз двенадцать-тринадцать, она упорхнула на другое дерево.
— Коты всегда проходят вон там, — сказала девчонка и показала на край лужайки перед нами. — Вон, видите, мусоросжигатель за забором Судзуки-сан. Они вылезают сбоку, проходят через всю лужайку, пролезают под калиткой и отправляются в сад напротив. Всегда один маршрут. А вы знаете Судзуки? Он профессор в университете, часто по телевизору выступает. Знаете?
— Судзуки?
Девчонка принялась рассказывать мне об этом Судзуки, но я никогда не слышал о нем.
— Я и телевизор-то почти не смотрю, — сказал я.
— Неприятная семейка, — сказала девчонка. — Снобы, кичатся своей известностью. Да все, кто выступает по телевизору, сплошные жулики.
— Да что ты говоришь.
Девчонка взяла пачку «Мальборо», вытащила одну сигарету и, не зажигая, покрутила ее в руках.
— Ну возможно, среди них тоже есть несколько неплохих людей, но не в моем вкусе. Вот Мияваки-сан был порядочным человеком. И жена хорошая женщина. У мужа было два или три ресторана.
— И куда они делись?
— Не знаю, — сказала девчонка, постукивая ногтем по кончику сигареты. — Может, что-нибудь с долгами. Такая шумиха тогда была, а потом они исчезли. Уже года два прошло. Дом бросили. Там теперь только кошки плодятся. Неосмотрительно. Мама всегда жалуется.
— Неужели столько кошек?
Наконец девчонка взяла сигарету в рот и прикурила от зажигалки. После чего кивнула.
— Каких только нет. Есть с обожженной шерстью, есть с одним глазом… У него вместо глаза просто мясо наросло. Жуть.
— Жуть, — повторил я.
— У одной моей родственницы шесть пальцев. Девчонка чуть меня старше. Рядом с мизинцем у нее еще один маленький палец, как у младенца. Однако она его все время подгибает, поэтому так и не увидишь. Красивая девчонка.
— Хм, — сказал я.
— Как вы думаете, а это генетически передается? Ну, типа по крови…
— Не знаю, — ответил я.
Несколько минут она молчала. Я курил сигарету и внимательно смотрел на кошачью тропинку. Однако пока не прошло еще ни одного кота.
— Вы точно ничего не хотите попить? Я буду колу, — сказала девчонка.
Я сказал, что мне ничего не надо.
Девчонка встала с шезлонга и, подволакивая ногу, исчезла за деревьями, а я взял журнал, который лежал у ног, и стал его перелистывать. Вопреки предположениям, это оказался мужской ежемесячный журнал. В середине журнала мне попалась фотография женщины, сидевшей в неестественной позе, широко раздвинув ноги, так что сквозь прозрачное белье проглядывали гениталии и волосы на лобке. Ну и ну, подумал я и вернул журнал на место, а затем, сложив руки на груди, вновь развернулся к кошачьей тропинке.
Прошло довольно много времени, прежде чем появилась девчонка со стаканом кока-колы в руках. На ней уже не было футболки «адидас», а только шорты и лифчик от купальника. Фасон маленького лифчика с завязками на спине не скрывал формы груди.
День точно выдался жаркий. Я сидел в шезлонге на самом солнцепеке, отчего на моей серой футболке местами выступили черные пятна от пота.
— А вот если бы у девушки, которая вам понравилась, было шесть пальцев, что бы вы делали? — спросила девчонка в продолжение разговора.
— Продал бы ее в цирк, — сказал я.
— Правда?
— Шутка, — сказал я, вздрогнув. — Наверное, не обращал бы на это внимания.
— Даже если бы это могло передаться детям?
Я задумался на минуту об этом.
— Думаю, что все-таки не обращал бы внимания. От одного лишнего пальца никакого вреда не будет.
— А если бы четыре груди?
Я и об этом задумался.
— Не знаю, — сказал я.
Четыре груди? Я не видел никакой возможности прервать разговор, поэтому решил сменить тему.
— Сколько тебе лет?
— Шестнадцать, — сказала она. — Только исполнилось. Первый год в старшей школе.
— Школу не посещаешь?
— Нога пока болит, когда долго ходишь. И вокруг глаз еще не зажили порезы. У меня школа довольно строгая — если узнают, что я не просто болею, а попала в аварию, упав с мотоцикла, неизвестно, что мне там на это скажут… Я могу хоть год пропустить. Не то чтобы особенно тороплюсь перейти в следующий класс.
— Хм, — сказал я.
— И все же ответьте на мой вопрос. Говорите, что могли бы жениться на девушке с шестью пальцами, а четыре груди вас смущают?
— Я не говорил, что смущают. Я сказал, что не знаю.
— Почему не знаете?
— Не могу себе этого как следует представить.
— А шесть пальцев представить можете?
— Более или менее.
— А в чем разница? Шесть пальцев или четыре груди?
Я вновь задумался об этом, однако никакого толкового объяснения в голову не пришло.
— Я слишком много задаю вопросов? — спросила она и взглянула на меня из-под темных очков.
— Тебе об этом кто-то говорил? — спросил я.
— Иногда.
— Ничего плохого в том, чтобы задавать вопросы, нет. Это заставляет собеседника думать.
— Но большинство не хотят думать, когда я спрашиваю, — сказала она, рассматривая пальцы на ногах. — Просто отвечают первое, что в голову придет.
Я неопределенно покачал головой и опять повернулся к кошачьей тропинке. Что же я здесь делаю, подумал я. Ведь так ни одной кошки и не появилось.
Сложив руки на груди, я закрыл глаза секунд на двадцать или тридцать. С закрытыми глазами я почувствовал, что на разных частях тела выступает пот. На лбу, под носом, на шее какое-то чуть уловимое ощущение несоответствия, словно ко мне прикасаются влажными перьями, а футболка прилипла к груди, как флаг в безветренный день. У солнечного света оказалась странная тяжесть, которая проникала внутрь моего тела. Девчонка потрясла стаканом с колой, лед звякнул, словно коровий колокольчик.
— Если в сон клонит, можете поспать. Как только кот появится, я вас разбужу, — тихонько сказала девчонка.
Не открывая глаз, я молча кивнул.
Некоторое время не было слышно ни звука. И голубь, и заводная птица куда-то исчезли. Не было ветра, не было слышно даже машин. Все это время я думал о той женщине, которая звонила. Неужели я на самом деле ее знал?
Однако вспомнить никак не мог. Лишь ее тень вытянулась через проход, будто на картине де Кирико. Она сама уже где-то далеко, за пределами моего сознания. А в ушах так и звенит звонок телефона.