Алексей Санаев - Золотая книга. Пурана № 19
И как раз в тот момент, когда я совершенно перестал в этом сомневаться, короткий тычок в плечо заставил меня проснуться. Рот мне зажала тонкая, но твёрдая рука Савитри Пали, а её волосы свисали мне прямо на лицо.
– Ни слова! Уходим. Дикари! – прошептала она и бросилась к лесу. Как и прежде, одежды на ней не было ровно никакой, и она, абсолютно голая, с пистолетом в руке, смотрелась весьма странно. Поэтому я поначалу не понял, что с нами вообще случилось. Когда же понял, ноги уже сами несли меня вслед за ней, в глухие джунгли.
Если бы моя подруга проснулась на десять секунд позже, наши с ней биографии закончились бы уже сегодня. Однако, по счастливой случайности, сперва она услышала из-за ветвей человеческие голоса, вскочила и успела скрыться за стволом ближайшего дерева, чем и спасла жизнь нам обоим.
По её словам, дикарей было четверо, все мужчины. Чернокожие, низкорослые, с редкой растительностью на голове и – как и мы – совершенно голые, они несли на руках большую рыболовную сеть, а ещё у каждого висел на плече топорик с изогнутой ручкой, вроде мотыги, и она готова была поклясться, что наконечники их были металлическими, что для дикарей, никогда не добывавших металлов и не торговавших с другими островами, было в высшей степени странно. Четверо друзей громко разговаривали и отчаянно веселились, направляясь к побережью, и резко оборвали смех только тогда, когда, выйдя на пляж, увидели разнообразные предметы женской и мужской одежды коллекции 2009–2010, живописно разложенные на прибрежном песке.
Их замешательством Савитри воспользовалась максимально верно, молниеносно бросившись бежать в мою сторону. По счастью, от места встречи двух цивилизаций меня отделял небольшой песчаный холм, и моё распростёртое тело туземцы видеть не могли. Не стараясь дальше проследить за действиями пришельцев, я схватил ножи, бутыль с пресной водой, и мы ринулись к нашей лесной штаб-квартире.
– Самое плохое начнётся, когда они увидят мои следы, – было первое, что сказала Савитри, когда мы с ней оказались на дереве, укрыв для надёжности наше убежище несколькими срезанными ветками с крупными жёсткими листьями. – Они будут нас искать.
– В лесу следов не видно, – возразил я. – А здесь они нас вряд ли отыщут. Собак-следопытов, насколько мне известно, у них нет. К тому же у вас осталась ваша пушка, – кивнул я на «магнум» в её руке.
Савитри с некоторым недоумением взглянула сперва на пистолет, потом на меня. Со стороны эта сцена наверняка смотрелась весьма комично: два обнажённых человека, один из них с пистолетом в руке, сидят на дереве и разглядывают друг друга, в то время как за ними по пятам гонится кровожадное племя аборигенов. Если бы мне показали эту сцену ещё недели три назад, я бы ни за что на свете не поверил, что такое может случиться со мною. А теперь, находясь в самом центре этой фантасмагории, я не мог не подумать о том, что фигура у Савитри Пали была на редкость правильная – как раз для Болливуда, который она так некстати покинула ради такого вот приключения. А гладкая смуглая кожа…
– Вы как себя чувствуете? – спросила она с улыбкой, прочитав мой взгляд и прерывая неловкое молчание. – Как ваша простуда?
– Уже лучше, – ответил я тоже с улыбкой, отводя взгляд в сторону. Я и вправду отлично согрелся и ощущал себя вполне бодрым. – Кроме того, моё здоровье – это не самая большая проблема. Гораздо хуже то, что мы, помимо Андрея и катера, потеряли всю оставшуюся одежду: туземцы её наверняка разорвут на цветастые ленточки. Я просто не могу поверить: теряю уже вторые брюки за одно путешествие, такого раньше не бывало.
Савитри вытащила из рюкзака невесть как затерявшуюся там бейсболку и нахлобучила на голову, подобрав под неё свои длинные кудри.
– Без порток, но шляпа, – изрекла она очередной перл по мотивам своего русского самоучителя. – Вы на Сентинеле, одевайтесь в соответствии с местными правилами хорошего тона. За одежду свою можете не волноваться: аборигены здесь боятся брать чужеродные вещи. Когда сюда приходили катера с учёными, чтобы «цивилизовать» Сентинель, местным жителям бросали не только одежду, но и украшения, посуду, инструменты, однажды даже целого жареного поросёнка оставили на пляже. Всё это они с завидным постоянством либо швыряли обратно в море, либо закапывали в песок. Им чужого не нужно.
– Ну уж конечно, – не согласился я, вспомнив её рассказ. – Вы же только что сами сказали, что у них были топоры с железными наконечниками.
– Да, это действительно странно. Хотя знаете, к этим рифам и до нашего несчастного катера прибивало много погибших кораблей. Вполне вероятно, что они находят там металл и используют его для своих орудий. Голова-то у них работает не хуже, чем у нас с вами…
– Тихо… – Я пригнулся. – Слышите?
Мы мгновенно замолчали. Вдали действительно послышались невнятные голоса туземцев – на каком-то неведомом клокочущем языке они перекрикивались между собой, очевидно, где-то на берегу. Вполне возможно, они увидели в нескольких сотнях метров от берега нашу белеющую на солнце лодку – и теперь, безусловно, не сомневались, что её пассажиры обосновались где-то на острове.
Мы сидели на корточках в своём укрытии и практически не дышали. Крики туземцев почему-то периодически перемежались странными раскатами хохота, отрывистыми и довольно жуткими на слух. Таким истерическим смехом разразилась моя последняя секретарша, когда я объявил ей об увольнении по итогам испытательного срока. Видимо, так же смеялись и наши далёкие предки в каменном веке, ещё до того, как родители стали говорить им «веди себя прилично». Эти нечеловеческие звуки то отдалялись, то снова приближались, пока наконец нам не стало понятно, что в поисках задействовано вовсе не четверо, а уже десятка два туземцев. Они нарезали круги по лесу и пляжу, постепенно расширяя периметр.
Удивительно, но по джунглям аборигены перемещались совсем неслышно, в то время как мы с Савитри, пока бежали сюда, продирались сквозь лианы с шумом небольшого бульдозера. Тем не менее, слава богу, тихий шорох шагов возле нашего дерева мы услышали своевременно, ещё до того, как двое дикарей остановились прямиком под нами и начали о чём-то говорить: быстро, выкрикивая гортанные звуки. Язык их звучал в высшей степени интересно, но во мне в тот момент возобладал не антропологический порыв, а инстинкт самосохранения, и я удержал себя от того, чтобы полезть в рюкзак за диктофоном. Вместо этого я снова достал нож и приготовился дорого продать свою жизнь, а Савитри, с кинжалом в одной руке и пистолетом в другой, плотно прижалась к моему плечу.
Когда туземцы ушли – их поиски в нашем районе продолжались как минимум пару часов, – мы ещё некоторое время сидели без движения, прижавшись друг к другу. Зимний день в этих широтах длиннее нашего, московского, но солнце уже начинало клониться к западу, и джунгли мягко погружались в прохладу и мрак. Шум океана усиливался, и в нём постепенно потонули удаляющиеся вопли аборигенов, ужин которых сегодня, по всей вероятности, останется без жаркого из белого человека.
Убедившись, что опасность с земли нам больше не грозит, я отодвинул наши маскировочные приспособления, спрыгнул вниз и помог Савитри спуститься следом.
– Удивительно, что они не обнаружили нас, – совершенно поникшим голосом сказала она. – Я не была уверена, что мы искусно замели следы… Выходит, мы с вами неплохие следопыты.
– Или они – плохие, – предположил я, и мы оба измученно засмеялись. И только сейчас, когда в одно мгновение спало величайшее напряжение этого ужасного дня, мы, кажется, осознали, что оказались на крохотном островке посреди огромного океана, без связи с землёй, почти без припасов, без возможности вернуться в наш мир и ежеминутно подвергаясь смертельной опасности. Мы очутились здесь вдвоём – молодые, неопытные, ещё вчера совершенно не представлявшие себе, что нам придётся испытать приключения почище тех, которыми три века назад разбавлял свою скучную жизнь Робинзон Крузо.
У нас не было никакого плана, да и не могло его быть. Мы радовались уже тому, что остались в живых, надолго ли – неизвестно. Мы стояли посреди леса, наполненного диковинными звуками и запахами, смотрели друг на друга и беззвучно смеялись над поистине трагическим и в то же время дурацким положением, в которое попали, по большому счёту, из-за собственного врождённого авантюризма.
В такой ситуации было бы сложно совладать с собственным организмом, и Савитри заметила это даже быстрее, чем я сам. А я опомнился уже в тот момент, когда она подошла ко мне недопустимо близко, взяла за руку и взглянула на меня снизу вверх своими огромными блестящими глазами, в которых я за мгновение разглядел все самые удивительные сокровища Азии.
Никогда в жизни мне не было так трудно сделать шаг назад. И я совершенно не слышал своего деревянного голоса, который – вопреки моему единственному желанию – произнёс:
