Дмитрий Лекух - Игра слов
Можно и люлей огрести.
Точно так же, правда, могли огрести люлей и «маевцы», если б сдуру отправились в наши «Семь дорог» или в поделенную нами с МХТИ пивную с залихватской кличкой «Залетная», неподалеку от Белорусского вокзала.
Тем не менее, храбрецы время от времени все-таки находились, и тогда начиналось такое веселье с мочиловом, что не всякая фанатская драка фору даст.
Мама не горюй.
Студенты, говорят, еще со средних веков подраться любили, а мы чем хуже, спрашивается?! Я, кстати, как раз благодаря таким «мочиловам» некоторый авторитет в этой, откровенно говоря, далеко не самой любимой альма матер и заработал.
А на чем его еще, простите, зарабатывать-то?!
Учился-то я там, увы, из рук вон плохо, в художественной самодеятельности и прочих КВН отродясь не участвовал, а на мои спортивные победы всем без исключения студиозусам было банально насрать: большинству из них даже сам вид спорта, которым я занимался, был, скажем так, несколько непонятен.
Подумаешь, мужики с горок на лыжах катаются…
А вот приобретенный в уличных фанатских драках бесценный бойцовский опыт – врать не буду, народ уважал.
Со мной даже пятикурсники за руку здоровались, такие дела.
Словом, – поехали…
…Московские пивные тех безмятежных и, в принципе, благословенных лет, конечно, – заслуживают отдельной поэмы.
Восторженной, хотя и несколько грязноватой.
А что?
Мечта отцов всех мировых революций и прочего передового пролетариата в ее подлинном, земном воплощении.
С литровыми банками и тщательно промытыми пакетами из-под молока вместо кружек. С солеными сушками, с хрустящими картофельными хлопьями и с пересушенной таранью. Со «стоячими столиками», за которыми царил дух всеобщего братства и полного, абсолютного равенства.
Со смертным боем бьющим по мозгам знаменитым «ершом», наконец.
С вечно недолитыми кружками пива, по которым и определяли «правильную» пивную: среди работников сиих заведений царил железный закон «или – или».
Или – разбавлять, или – не доливать.
Делать и то, и другое среди этой братвы по каким-то, мне до сих пор не ясным причинам, считалось «западло».
Естественно, все разумные люди предпочитали пивные «недоливающие».
В разбавленном виде и без того не самое лучшее «Жигулевское» превращалось в совсем уж неприличного вкуса желтоватого цвета мочу, которую не то, чтобы пить, – на которую даже смотреть было противно.
А недолив…
А что недолив?!
Подумаешь…
Объективная реальность, данная нам в ощущениях…
…Взял две кружки, налил в автомате первую, разлил пополам.
Потом долил в каждую из них еще по одной, такой же «неполноценной».
Получились – две полные и не разбавленные кружки нормального вкусного пива, за шестьдесят копеек ровно.
Обычная арифметика…
…Вот там-то, в пивной, неторопливо посасывая пивко, мы и проторчали, – фактически до самого вечера.
Компания, причем, – расширялась и расширялась.
С каждой новой институтской «парой», прости меня Господи.
А что?!
Все-таки сидеть на лекциях скучнее, чем обсуждать предстоящую игру с голландцами: большая часть МАДИ всегда традиционно болела именно за «Спартак», да и остальные на международных матчах всегда поддерживали «наших» – неважно кого, включая искренне нелюбимых всеми хохлов из «Динамо» Киев.
Это уже в новые времена, когда ненавистная конюшня Кубок УЕФА взяла, я чуть от злости собственную бейсболку не съел.
Но это уже было – потом.
В наши дни.
Тогда времена были – куда более, в этом смысле, патриархальные.
На стадион, правда, поехали немногие: кто-то по причине чрезмерной увлеченности пенным напитком с прочими интересными добавками. А кто-то элементарно из-за плохой погоды, которая в этот хмурый октябрьский день выдалась почему-то особенно гнусной и промозглой.
Осенний, колючий московский дождь, переходящий в снег, – это, знаете ли…
Пронизывающий, норовящий прорваться сквозь любую щелку в одежде, ветер. Наледь на поручнях.
Гололед, естественно.
А к вечеру еще и вполне конкретно подморозило.
Так что к «Мужику с гранатой» в урочное время выдвинулись исключительно самые стойкие.
Я, в общем-то, врать не буду, – тоже с самого утра довольно прилично набрался.
Но, чтобы пропустить такой матч, – этого я не мог никогда и – ни при каких обстоятельствах.
Фига себе!
Одна шестнадцатая финала!
Да еще после того, как в одной тридцать второй сам знаменитый лондонский «Арсенал» считай, что почти вчистую вынесли!
«Пять – два» на их поле!
На знаменитом, теперь уже снесенном «Хайбери»!
Я что, идиот?!
Словом, – поехали…
…На стадионе было еще более холодно и промозгло, чем можно было предположить, и я даже чуть не протрезвел.
Спасибо друзьям.
Спасли.
Выручили.
Это сейчас в Лужниках меры безопасности, в смысле проноса спиртного, стали драконовскими. А тогда представить себе мента, лезущего в трусы мирного гражданина в поисках, скажем, чекушки водки или фляжки дурного армянского коньяка, было, ну – совершенно нереально.
Проще инопланетян вообразить, прямо на красной площади, чем простого советского постового милиционера, ласково похлопывающего по напрягшейся от волнения промежности не менее простого советского обывателя.
Да о чем тут говорить: у них и резиновых дубинок-то тогда не было.
Только в «перестройку» появились, за что и были тут же ласково прозваны в народе «демократизаторами».
Про всяческого рода металлоискатели и прочие «детекторы» – я уж – и не говорю…
…Игра оказалась скучной, просто до неприличия.
Видимо, холодно было не только на трибунах, но и на поле.
Да еще и менты, для собственного удобства, весь дошедший до стадиона народ согнали на одну центральную трибуну. Где, как это у них водится, и перемешали его как следует по всеобщей неразберихе так, что и со своими-то толком не пообщаешься.
По скользким от намерзшего льда ступенькам-то особо не побегаешь, да еще и в несильно, скажем так, трезвом виде, ага.
Можно и навернуться.
Хорошо еще, что у нас с моим приятелем Бобом «было».
Точнее, – не у нас, у него.
Фляга коньяка в трусах и аж две чекушки водки, заныканные в капюшоне сверхмодной и сверхпрестижной, по тем временам, «Аляски».
Я-то, увы, – не таким запасливым оказался.
Если б не Борька – пришлось бы вместе со всеми остальными в снежки играть, прямо на трибуне, чтобы хоть немного согреться.
А так – первую «чебурашку» мы хряпнули за гол Эдгара Гесса, который он, если мне не изменяет память, заколотил дальним ударом со штрафного.
«Самый лучший из СС, наш, советский Эдгар Гесс!»
Любили мы тогда его, этого молчаливого казахстанского немца, игравшего за наш московский «Спартак», – врать не буду.
Ой, любили.
Удар у парня был – ну совершенно сумасшедшим…
Вторую хлопнули – в перерыве.
Холодно, блин.
Коньяк же постарались растянуть на весь второй тайм и даже немного оставить на «после финального свистка», ибо в нашей компании всегда действовал лозунг: до конца игры с сектора – ни ногой.
Вне зависимости от счета и содержания игры.
Даже речовка была такая: «кто трибуны покидает, тот „Спартак“ не уважает».
Ага.
Хотя в тот раз – очень хотелось уйти пораньше: игра тянулась, как хреновая таллиннская жвачка, заполнившая в конце имперской эпохи – на короткое время, по неясному капризу партии и правительства, – все прилавки кулинарий и прочих продуктовых магазинов.
Жевать, кстати, эту, вполне себе конкретную дрянь, – было непросто.
Сначала-то еще ничего, а вот потом – бумага и бумага.
Так что – ну ее на фиг, если уж совсем прижмет, – лучше за какую-нибудь американскую фарце переплатить…
…А на террасе было, мягко говоря, – крайне неуютно.
Холодно, ветрено и промозгло.
Особенно когда минут за десять до конца игры народ с сектора потянулся.
Невооруженным ведь глазом было видно – не забьют.
Та-а-акая тягомотина.
Но – дал слово – терпи.
И футбол нас за это, как водится, – вознаградил: на девяностой минуте матча мой любимец тех лет Серега Швецов положил-таки такую нужную, такую решающую банку этим проклятым голландцам!
Вколотил, можно сказать!
В своем, только ему присущем стиле!
Боже ж ты мой, как же мы тогда радовались…
…А потом выход с трибуны почему-то перекрыли менты, и нам пришлось радоваться уже другому: недобитой, к счастью, фляжке с коньякием и мультфильму про то, «Как казаки в футбол играли», демонстрируемому прямо на лужниковском табло.
Да – ну и ладно.
Зато – отличная победа и – не менее отличное настроение…
…Утром, когда я, перед уходом в институт, в очередной раз давился на кухне вечной и неизменной, как брови Леонида Ильича Брежнева, маминой гречневой кашей с молоком, в квартире неожиданно раздался телефонный звонок.
– Дим! – кричит собирающаяся на работу мама из нашей единственной комнаты. – Это тебя! Этот, друг твой чернявый. Боря, из медицинского. Тети Нины сын. Ну, той, которая с телевидения. Ты иди, подойди к телефону, он что-то срочное говорит!
