Мартин Уиндроу - Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре
Нам повезло. Когда мы высадились в Дувре, таможенники настолько впечатлились видом дурно пахнущих мужиков, вповалку спящих на полу грязной военной машины среди столь же грязных одеял и остатков пищи, что нас пропустили без досмотора. А ведь остальным пассажирам пришлось куда хуже – к ним такой снисходительности не проявили.
Когда я, наконец, добрался до дома, Джин оказалась цела. Она не рассказывала ни о каком кровопролитии, и Мамбл тоже чувствовала себя неплохо. («Смотри-ка, какой красоткой стала Мамбл. Добавка SA37 пошла ей на пользу!») Выяснилось, что главной проблемой стал мой холостой сосед. Встретив Джин в лифте, он стал настойчиво ухаживать за ней, и ей нелегко было отделаться от нежеланного поклонника. В квартиру она его не впускала и перекрикивалась с ним через закрытую дверь, пытаясь найти убедительное объяснение своему нежеланию эту дверь открывать.
* * *Несмотря на поведение совы в сезон спаривания, я не был уверен в том, как Мамбл отреагирует на других сов с течением времени. Я решил, что простейший способ проверить это, не подвергая никого риску, это съездить в выходные на «Уотер-ферм» и познакомить ее с миролюбивым Уолом. В субботу утром я собрался и поставил открытую корзинку-переноску на стол в кухне. Мамбл тем утром вела себя довольно тихо. Она посмотрела на корзинку и мгновенно запрыгнула в нее без всяких уговоров. Я спустился в гараж, открыл машину, поставил корзинку в выстеленный пленкой багажник и открыл ее. Я заметил, что сова какая-то сонная, и глаза у нее затянуты пленкой. Впрочем, она быстро встряхнулась и уверенно устроилась у меня на плече. (Днем неясыти сидят, прислонясь к чему-нибудь. Мои плечо и голова выполняли роль толстой ветки и соседнего с ней ствола дерева.)
Так сова просидела около сорока пяти минут – мы ехали по оживленным в субботу торговым улицам южного Лондона, постоянно останавливаясь на светофорах и пробираясь между заполненными людьми тротуарами. Так мы протащились несколько километров, а потом выехали на трассу, которая повела нас прямо в Кент. И при этом я был уверен, что ни один человек не замечал, что я еду с совой на плече. Даже пассажиры машин, останавливающихся рядом со мной, которые должны были бы обратить на это внимание и хоть как-то заинтересоваться, оказались полностью безразличны. Мамбл пару раз ущипнула меня за ухо, потом спустилась на застеленный пластиком пол за моей спиной, но решила вернуться в корзинку, где и провела следующие два часа. За всю дорогу она не издала ни звука.
Все время, что сова провела в одном из свободных вольеров Дика, она была сонной и вялой, и даже ела неохотно. Ее раздражал яркий солнечный свет, играющий на траве и на поверхности пруда, раздражало соседство с курами и утками. Когда Эврил принесла на руке Уола и показала сов друг другу через проволочную сетку, Мамбл ссутулилась и укуталась крыльями, как делала дома, услышав крик чужой совы. Но она не стала нервничать и нападать на Уола. Может быть, она понимала, что находится на его территории?
Как бы то ни было, эксперимент не удался. Я решил повторить его в ближайшее Рождество, когда мы собирались провести на «Уотер-ферм» целых пять дней. Свободный вольер находился под открытым небом, а погода выдалась ужасная, и я был очень благодарен своему племяннику Грэму за то, что он помог мне натянуть пленку над крышей и закрыть одну стенку вольера, чтобы защитить Мамбл от дождя. Я давно понял, что плохая погода ее не беспокоит. Оказавшись на балконе в грозу, Мамбл относилась к этому совершенно спокойно. Она вылезала из своего убежища и усаживалась на самую крайнюю жердочку, чтобы насладиться брызгами дождя. А молнии вызывали у нее такой же восторг, с каким дети смотрят на фейерверк.
В соседнем вольере жила полудикая пара серых неясытей, так что Рождество обещало быть интересным. Мамбл была совершенно счастлива такому соседству. Она с интересом болтала с этими совами, не проявляя явной враждебности. Гораздо больше беспокоились неясыти, часто прячась от нее. Когда Мамбл слышала, что они двигаются и пытаются сбежать, она начинала пристально за ними следить. Своих цыплят она поедала с отменным аппетитом и даже купалась, несмотря на плохую погоду. Несколько вечеров три совы пели хором. Больше всех шума производила Мамбл. Поскольку совы находились всего в паре метров и обычно видели друг друга, вряд ли они пытались запугать друг друга. Скорее всего, они вместе отпугивали других сов.
Когда мы вернулись домой, мне стало ясно, что встреча с временными соседями повлияла на поведение Мамбл.
Она никогда не была грубоватой, но три-четыре дня вела себя довольно высокомерно, требовала еды и ухала не так и не там, где всегда. Конечно, такое отсутствие дружеских чувств меня немного расстроило, но я утешался тем, что, если со мной что-то случится, Мамбл без особых проблем сможет устроиться в чьем-нибудь вольере.
* * *Несмотря на довольное вежливое общение с Джин, когда та в июне согласилась последить неделю за Мамбл, после осени 1979 года мне стало ясно, что поведение совы становится все более территориальным. Отношение ее ко мне не изменилось. Я по-прежнему мог знакомить ее с настойчиво желавшими такой встречи гостями, когда те устраивались на диване в гостиной. Но если кто-то приходил, когда сова свободно летала по квартире, она воспринимала это как вторжение в ее личное пространство и вполне могла спикировать на голову нежеланного гостя. Военные каски меня выручали, но пару раз мне приходилось быстро ловить сову и запирать ее в кухне. Там она начинала подпрыгивать и царапать дверь, возмущенно ухая и кидая на нас яростные взгляды из-за стекла. Это было неприятно. Некоторые гости воспринимали такое отношение очень лично. Кроме того, мне было трудно готовить для них кофе.
Осенью 1979 года поведение Мамбл по отношению к гостям стало абсолютно нетерпимым. Как-то вечером я готовил ужин для Грэма. Племянник сновал между кухней и гостиной, принося столовые приборы, вино и прочее. Мамбл сидела на двери, наблюдая за тем, как он проходит мимо. Раньше она всегда относилась к нему если не дружелюбно, то по крайней мере вежливо и отстраненно. Но в тот вечер Грэму явно не понравился ее взгляд: «Мне кажется, она что-то замышляет». И предчувствие его не обмануло. Когда Грэм проходил мимо нее в следующий раз, он почувствовал резкий удар в основание черепа. Удивленный, он поднял руку. На руке оказалась кровь. Увидев, что Мамбл вернулась на дверь и снова прицеливается, Грэм испытал смешанные эмоции. С одной стороны, сова казалась пушистой и милой. Это был домашний любимец дяди. С другой стороны, она только что клюнула его до крови и явно собиралась это повторить. Времени у него хватило лишь на то, чтобы схватить пустую картонную коробку и воспользоваться ею как щитом. Это сработало, но Мамбл тут же зашла на следующий круг.
Услышав его крик, я выскочил в коридор с деревянной ложкой в руке. Увидев племянника в картонной коробке на голове, я, к своему стыду, расхохотался. Грэм до сих пор помнит мой смех и то, как я повторял: «Надо же, она никогда не делала ничего ПОДОБНОГО!» Так ведут себя хозяева собак, пытающиеся утешить жертв своих любимцев и внушить им, что они сами виноваты в неподобающем поведении. Мамбл пришлось поймать и поместить в клетку на балконе. Но Грэм вспоминает: чувство облегчения омрачалось печалью из-за того, что ему больше никогда не удастся так тесно общаться с этим прекрасным диким созданием.
Несмотря на явные свидетельства того, что моя сова – пожалуй, чуть запоздало – овладела всеми взрослыми инстинктами и готова защищать свою охотничью и гнездовую территорию, признаюсь, я поверил в это не сразу. Впрочем, долго прятать голову в песок мне не удалось. И это произошло, когда ко мне пришла моя подруга Белла. Раньше Мамбл благосклонно позволяла ей погладить себя и немного поворковать над ней. И на этот раз Белла, как обычно, потянулась к сове, сидевшей на двери. Мамбл мгновенно спикировала ей на голову, как пушистый кирпич, с выставленными когтями. Когда я осматривал голову Беллы, дабы убедиться, что она не пострадала, подруга с прямотой, принятой на Северном Кавказе, где она выросла, высказала все, что думает о существе, которое раньше казалось ей живой плюшевой игрушкой.
Урок оказался предельно ясен. Двух толкований быть не могло. Мамбл больше не непредсказуемая, но все же очаровательная игрушка, которую можно всем показывать и с которой можно играть. Она стала взрослой, опасной птицей, защищающей свою территорию и признающей только одного хозяина. С этого дня и до конца ее жизни я никогда не позволял кому-либо находиться с ней в одной комнате.
Много лет спустя мы с Диком провели эксперимент (на Дика я надел надежный защитный шлем). Мы с братом очень похожи – у нас одинаковый рост, сходное телосложение, мы оба носим бороду. Он – опытный сокольник и умеет обращаться с птицами. Их общество его не пугает. Мы провели довольно много времени в том же помещении, где стояла ночная клетка Мамбл. Я не стал накрывать ее одеялом, чтобы птица привыкла к Дику. Как только я открыл клетку, она набросилась на Дика, но позволила мне поймать ее и снова посадить в клетку. Наши отношения были только нашими, и чужим в них места не оставалось.
