Эльмира Нетесова - Заложники любви
С иными бабами она дружила, с другими враждовала.
Лукич никогда не общался с Софьей, не терпел ее глаза, похожие на две пули, и голос, скрипучий, так похожий на тележный визг.
Она никогда не встречалась постоянно с кем-то из мужиков, зато западала на многих. Частенько не стесняясь никого вокруг, делала кому-то предложения встретиться вечером, нередко получала отказы, ее осыпали насмешками, на какие не обижалась и не обращала внимания.
Лукич старался не замечать и не видеть эту бабу. Она тоже избегала даже случайных встреч с комендантом, никогда не разговаривала, не заходила в кабинет к Титову. Может, так бы оно и длилось до бесконечности, если б не оторвался человек от бумаг и не глянул во внутренний двор общежития.
Он даже привстал, что понадобилось Прониной в такой ранний час возле мусорных контейнеров?
— Что она там забыла? — всмотрелся Лукич. Но ничего не увидел. Во дворе было сумрачно.
— Может, старые тряпки выкинула. Навела с вечера порядок в шкафу, а утром вынесла. А может, пропавшую жратву выбросила,— сел человек за стол и вовсе забыл о Прониной. А через час в кабинет влетела Анна:
— Егор! Ты только глянь, что я нашла в контейнере! — положила на стол пакет, развернула, и Егор Лукич ахнул:
— Ребенок?!
— Ну да! Сам видишь! Малец!
— А почему в контейнере?
— Выходит, кто-то из наших профур отмочил. Постороннему не войти, двор огорожен. А снаружи только через вахту. Выходит, только свои отчебучили,— согласился Лукич.
Он мог ожидать что угодно, но только не этого малыша. Ребенок был совсем голый.
— Присядь Анна. Я в милицию позвоню. Пускай приедут, заберут ребенка и разберутся,— дрожали руки мужика.
— Лукич! Это случайно не твой пацан? А то в таком малиннике ничто не мудро! — хохотнул дежурный в трубку.
— Петя! За такие шутки уши оторву и в угол до ночи поставлю! Ишь, разговорился! —осерчал Титов, добавив:
— У меня своя бабка есть. Я ей даже по молодости не изменял никогда!
— Ну и зря! Если б я был комендантом, каждый день менял бы подружек!
— А потом подбирал бы своих детей из контейнеров? Ты, давай, много не говори, приезжай, надо найти шалаву, какая мальца выбросила на мусор! — поторопил капитана. И спросил Анну:
— Он хоть живой?
— Вроде дышит, но не кричит. ;
— Наверное, замерз. На дворе холодно.
Анна взяла ребенка в руки, тот мигом закричал, задергался.
— Господи! У какой стервы сердце закаменело, что такого крохотного чуть не сгубила.
— Как ты его нашла?
— Ты ж видишь, пакет совсем чистый, новый. Такие не выбрасывают. Мне он пустым показался. Взяла, чтоб под мусор пустить. Когда подняла, почуяла, что-то в нем ; есть. Заглянула, вижу, ребенок. Свежего воздуха глотнул, вроде как пискнул. Ну, я скорее к тебе!
— У Серафимы простынь возьми, чтоб завернуть! мальчонку. Не везти ж его в милицию голышом. А в пакете, того не легче. Позови Симку, пусть спеленает.
Пока милицейская оперативка подъехала, ребенок уже был спеленут, бабы взяли на кухне молоко и поили малыша через соску. Тот сосал жадно, взахлеб.
В кабинете Лукича собралась почти вся обслуга общежития. Повара и кухрабочие, парикмахеры и уборщицы, даже вахтер не выдержал, все пришли глянуть на мальчонку, все возмущались сукой-матерью и жалели пацаненка.
— Эту шалаву убить не жаль!
— Ведь могла в роддоме отказаться или в приют отдать. Но зачем в мусор кинула?
— А ведь скажи, судьба у мальца счастливая,— восторгалась Анна, указав во двор:
— Гляньте, как припоздала нынче машина за мусором, обычно рано приезжают. Они не смотрят, что в контейнере, перекинули его в машину и увезли на свалку!
— А и верно, долго будет жить этот малыш! Увидел его Бог и пожалел! — решили хором.
— Я бы себе его забрала,— обронила моложавая буфетчица, добавив:
— Своих иметь не привелось, хоть этого вырастили б! Сыном стал бы!
— Я б тоже не отказалась, подала голос повариха.
— У тебя ж две девки! Куда еще?
— То дочки! Выйдут замуж и все, только их и виде-пи. А сын всегда с родителями и в старости не бросит.
— Он все ж чужой! — подал голос вахтер.
— Да что ты мелешь, Поликарп? Вон, своя мать, и выбросила стерва, как тряпку! Чужие к малышу сердце поимели, а она уж и позабыла, что сына на свет произвела... За такое на Колыму ссылать надо до конца жизни!
— Зачем долго возиться! На кол посадить проститутку и делу конец! — говорил вахтер.
— Но ведь жила средь нас!
— И теперь в какой-то комнате приморилась лярва!
— Люди! Пропустите нас! — приехала милиция. Сотрудники вошли в кабинет. Они расспросили Анну, Лукича обо всем, что касалось ребенка. И тут Егор вспомнил о Соньке Прониной:
— Я не могу утверждать, что это ее ребенок. Может, случайное совпадение, но в такое время никто из наших не выносит мусор. Только вечером, а тут спозаранок, когда все еще спали. А я пораньше приехал, что-то по спалось.
— Спасибо тебе, Лукич. Человека спас! Целую жизнь! И вам, Анна! Доброе у вас сердце,— благодарил капитан уборщицу.
— Люди мы! Нельзя, чтоб средь нас звери прижились! От того наша жизнь сложная, что не перевелись н ней гады,— передала женщина спящего ребенка Петру и, перекрестив на прощанье, сказала:
— Дай ему Боже светлую судьбу!
Сонька Пронина, увидев сотрудников милиции, не растерялась и не испугалась.
— Это ваш ребенок? — спросили ее.
— Нет! Не мой!
И тогда к Прониной подошла фельдшер общежития, потребовала расстегнуть кофту, потянула грудь за сосок, из него брызнуло молоко.
Баба поняла, что отпираться бесполезно. Она попалась на банальном, но кто увидел и выдал, кто выследил? Ведь все девчонки комнаты были в санатории. Уехали неделю назад. Все сложилось как нельзя лучше.,
О ее беременности никто даже не догадывался. Баба так затягивалась бандажом, что дышать было нечем. Родила уже под утро, без единого стона и крика. Никого не встретила по пути во двор. Вахтер дремал на своем стуле и не услышал ее шагов. Да и сама не лыком шита, , вышла в мягких тапочках, сама себе позавидовала, что все сложилось так удачно. Она собиралась навестить подругу, а от нее прямиком на завод, во вторую смену.
Но все планы сорвала милиция:
— Собирайтесь! — услышала совсем рядом голос капитана. Пронина поняла, ее забирают отсюда надолго и в это общежитие она уже никогда не вернется.
Софья спускалась по лестнице в сопровождении сотрудников. Мимо шли жильцы. Удивленно оглядывались на бабу. Она ни с кем не заговорила. Лишь в вестибюле, встретившись взглядом с Лукичом, поняла, кто указал на нее милиции. От горя перехватило горло, и Сонька крикнула, не сдержавшись:
— Чтоб ты провалился сквозь землю, старый барбос! Пусть твоя доля станет горше моей! Я ненавижу тебя, подлый мент! Тебе давно пора свалить на тот свет! — оборвался ее крик уже на улице.
Захлопнулась дверь машины. Сонька сидела, обхватив руками голову. От страха дрожали ноги и руки, зубы выбивали дробь. Бабе казалось, что жизнь для нее закончилась навсегда, осталась за дверью машины где-то очень далеко, что ее никто никогда не поймет и не станет слушать, ей попросту не поверят и высмеют.
Она не смотрела под ноги, когда ее вывели из машины, не видела следователя, какой задавал бесконечные, больные вопросы, на какие должна была отвечать.
Но ведь это ее личная жизнь. Она касалась только самой Софьи! Почему в нее лезут посторонние и дергают за самое больное? Ведь баба никого со стороны не трогала и никому не причинил боль. Она хотела иметь свою семью и, конечно, ребенка в ней. Баба давно мечтала о том. А какая женщина не хочет жить своим домом?
Пронина не была исключением из правил. Но ей не повезло с самого начала.
Баба сидит одна в полутемной камере. Не с кем даже словом перекинуться и Софья вновь ушла в воспоминания.
Сколько лет ей было тогда? Пожалуй, пятнадцать, не больше. Она не помнит, почему осталась наедине с отчимом. Он как-то странно присматривался к ней в последнее время, а тут схватил в охапку, свалил прямо на пол. Сонька, почувствовав боль, заорала. Отчим зажал ей рот рукой и предупредил, если скажет матери, он убьет ее и закопает так, что ни одна собака не сыщет.
Но мать сама догадалась и выследила, зачем мужик каждую ночь ныряет к дочери в постель. Она не стала говорить, упрекать, мать и сама не помнила, как все случилось, как оказался в руках топор. Она убила его прямо на Соньке. В лицо девчонке хлынула кровь. А мать все махала топором и рубила. Мужик уже умер, а она никак не могла остановиться.
Нет, мать не посадили. Ее лечили в психушке. Софью не пускали к ней. Когда свиделись, едва узнали друг друга. Софья, как никто другой, знала, что чудом осталась жива. Мать спокойно изрубила бы ее в мелкие куски, но девчонке повезло убежать.
