Эльмира Нетесова - Заложники любви
Его номера телефона я вовсе не знаю. Где мои? — готова была расплакаться женщина.
— Я не знаю чем помочь! — развел руками комендант и спросил:
— А собственно вы чего хотите? Увидеть дочку с внучкой? Так никуда они не денутся, не сегодня так завтра объявятся. Дайте только дух перевести! Еще отдых от них запросите! Внучка забот потребует, это непременно,— рассмеялся Лукич и добавил:
— Так что вы готовьтесь заранее! Силы потребуются не малые,— вспомнил свое.
— Вы что же, считаете, что я с ребенком стану возиться, стирать пеленки?
— А как иначе?
— Наймем няню, как теперь поступают цивилизованные семьи. Не буду ни себя, ни Алену грузить. Пусть она живет нормальной жизнью современной женщины, я не позволю ей обабиться. Не удастся Анатолию сделать из моей дочки крестьянку. Она интеллигентка и такою останется навсегда,— зорько следила за каждым человеком, входившим в общежитие.
— Скажите, а он не выехал из общежития, забрал свои вещи или нет? — спросила Лукича.
— Насчет вещей, не знаю, здесь они или увез. Одно скажу точно, он не выписался от нас. Значит, обязательно появится! — сказал Егор уверенно.
— Ну, если Алена сегодня к вечеру не позвонит, придется обращаться в милицию. Пусть органы принимаю меры к дикарю. А вас попрошу, когда этот туземец появится, чтобы он немедленно позвонил мне. А то устрою ему веселую жизнь. Номер моего телефона у него имеется. И передайте, я утра ждать не буду, но достану его даже из-под земли! — пошла к выходу и в дверях, лицом к лицу столкнулась с Карамышевым.
Толик изумленно глянул на тещу:
— Что вы здесь делаете? Зачем пришли?
— Вас ищу. Мою дочь и внучку! Куда ты их дел?! — трясло бабу.
— Неужели думаете, что я их привезу в общежитие? Как вам в голову могло такое прийти?
— А где они?
— В нормальных условиях, в прекрасной квартире. Ритульку уже искупали, она спит. Аленушка тоже отдыхает. После родов нужно восстановить силы, прийти в себя. Ей сейчас вредны даже малейшие стрессы, ведь она кормит ребенка грудью.
— Ты считаешь, что разговор со мною ей вреден?
— Конечно! Аленушка не должна волноваться и переживать. Зачем ей ехать к вам? Она прекрасно устроена и о ней заботятся.
— Кто?
— Моя сестра!
— Кто она?
— Врач, подруга Аленки, они вместе учились и работали.
— Я сама хочу увидеть свою дочь! Почему ее от меня спрятал?
— И не думал о таком. Знаю, что моим нужен отдых. А я своими делами занят. Вот зарегистрировал рождение дочки, получил свидетельство о рождении. Теперь другими делами займусь, они тоже важные.
— Почему Алена не отвечала на мои звонки? Ты ей запретил? Забрал или спрятал телефон?
— Что вы накручиваете какие-то небылицы? Или все считаете меня приматом?
— Но почему она не отвечает на мои звонки?
— Себя спросите. Но только честно. Думаю, ответ сами знаете! — ответил раздраженно.
— Отвези меня к ней, или дай адрес своей сестры. Я немедленно хочу увидеть дочь,— потребовала женщина.
— Сейчас рано!
— Я мать! Слышишь ты, балбес? Украл дочь, теперь спрятал ее где-то и не хочешь показывать. Это не с добра! Может, она при смерти или находится в ужасных условиях, нуждается в чем-то? А ты отказываешься показать Алену! Значит, есть что скрывать!
— Поверьте мне! Ее нынешние условия гораздо лучите ваших. Можете не переживать!
— Я хочу сама увидеть и убедиться! Ты меня понял? Вези сейчас же! — схватила человека за руку и, не дав опомниться, потащила из общежития.
— Ну и женщина! Огонь! — качал головою вахтер, сочувствуя Карамышеву.
— Бульдозер, не теща! — согласился Егор, глянув, как баба запихивает в машину зятя. Она сама повела «Фольксваген», о чем-то споря с Толиком, не давая ему выйти.
Лишь вечером Карамышев приехал в общежитие за вещами, зашел к Титову и тот спросил:
— Все нормально обошлось?
— Какое там! Такой шухер подняла, всех на уши поставила!
— С чего? Что ей не понравилось?
— Понимаешь, Лукич, я даже предположить не смог бы всей изощренности бабы. Придраться было не к чему. Все в идеальном порядке. Большая, красивая квартира, закрытая лоджия, где можно дышать свежим воздухом, открыв окно. Полно еды, всякие фрукты. На кухне и в ванной стерильная чистота. При всем желании придраться не к чему. И все же нашла!
— К чему? — полюбопытствовал Егор.
— Сестра держит кошку. Красивая, породистая, а умница, каких поискать. Ее и не видно. Она все время на лоджии в кресле спит, там свежее. А кошка пушистая. Ей в квартире жарко. Так вот пока теща ее не видела, все было нормально, не придиралась. А тут Мурке поесть захотелось, и она пришла на кухню, к сестре. Та ей молока налила и поставила в углу. О-о! Что тут началось! Сразу дом свинарником обозвала. Начала всех стыдить, мол, какое имеем право в одной квартире с малюткой держать инфекционное животное, носителя глистов, блох и прочих нечистот! Меня даже смех разобрал. У нас в деревне завсегда в доме жили кошки, иногда в сильные морозы запускали в дом собаку. Поверите, за все годы ни у кого глистов не было. Откуда им взяться у Мурки, если она никуда не выходит. Совсем домашняя. Ее купают каждую неделю, она спит в кресле, на чистой подушке. Я и сказал теще, что кошка чище ее. И нечего к ней прикипаться и наезжать. Ну, тут баба вообще поехала. Такое понесла, милицией, санэпидемстанцией грозила, вызвать обещала. Я и ляпни, чтоб и вендиспансер, и психушку позвала. Ее проверить! Она мне чуть по морде не заехала. Опередил шизофреничку и велел выметаться, покуда меня до кипения не довела. Знаешь, в натуре трясти стало от дуры. Дочку разбудила, Аленушку до слез довела. Тут я пригрозил, что вызову милицию, чтоб вывели из квартиры. Она хвост поджала, поняла, что перегнула палку. Ну, и я перестал выбирать выражения, заговорил с нею на своем, рабочем языке. Назвал дерьмом и сволочью, сказал, что не пущу к ней Аленку и Ритульку. Мол, не достойна придурковатая. Заодно предупредил, что на родственные отношения пусть не рассчитывает, сама нарвалась, чтоб ни по каким праздникам не навещала и не звонила бы больше Аленке. Она не станет с нею говорить. Не о чем! Вот так и расстались с тещей врагами. Умоталась она домой злее собаки. Конечно, меня во всем винила. Кого ж еще? Да мне не привыкать быть в крайних. Я своих успокоил и сюда бегом. Кое-что из вещей заберу,— побежал вверх по лестнице.
Егор Лукич был спокоен за семью Карамышева. Знал, Анатолий не даст своих в обиду, сумеет защитить всех и каждого.
Шло время. Уходили жильцы из общежития на службу в армию, другие, создав семьи, находили себе другое, отдельное жилье, на их место вселялись новые. Жизнь шла своим чередом. Лишь старожилы никак не могли сыскать себе подходящую пару. Так вот и Колька, сколько времени прошло, сиротствовал в одиночках. Ни одна женщина не решилась связать с ним свою судьбу, и хотя Глафира дважды приезжала в общежитие из деревни, привозила Лукичу мед и сало, угостила человека своим, домашним, Николай хоть и видел ее, подойти не решился. Оно и понятно. На коленях бабы сидел малыш, а рядом муж, здоровяк и весельчак. Он Кольку мог шутя на палец накрутить. Как сам сказал Титову, с Глашей ему повезло. Женщина даже внешне изменилась, готовилась стать матерью во второй раз.
К Лукичу нередко заглядывали женщины, жившие в общежитии раньше. Со всеми он поддерживал добрые отношения, помнил всех. Лишь некоторых не смог признать. Относился настороженно. Одною из таких была Софья Пронина.
Внешне баба ничем от других не отличалась. Не уродка и не красавица. В меру вертлявая, слегка кривоногая, с оловянными глазами, она стреляла ими во всех мужиков и, проходя мимо, подкидывала зад, как подушку, будто пыталась взбить остатки прежней роскоши, но не всегда ее усилия венчались успехом. На нее редко оглядывались мужики. Оно и понятно, Сонька была бабой не первой свежести. Ее широкий рот настораживал и отталкивал. Да и слухи о ней ходили всякие. Средь них ни одного доброго. С такой репутацией, да еще в общаге, конечно, рассчитывать не на что. Но и деваться, некуда. Купить квартиру или комнату было не по карману. Для притона баба явно постарела и на заводе от нее были не в восторге. Гоняли из бригады в бригаду, из цеха в цех. Ее несколько раз увольняли за неуживчивый и склочный характер, но Сонька подавала жалобы в суд и ее восстанавливали на работе вновь.
С иными бабами она дружила, с другими враждовала.
Лукич никогда не общался с Софьей, не терпел ее глаза, похожие на две пули, и голос, скрипучий, так похожий на тележный визг.
Она никогда не встречалась постоянно с кем-то из мужиков, зато западала на многих. Частенько не стесняясь никого вокруг, делала кому-то предложения встретиться вечером, нередко получала отказы, ее осыпали насмешками, на какие не обижалась и не обращала внимания.
