Пора домой (сборник) - Жемойтелите Яна
Валерии было чуть за пятьдесят, когда ей наконец простили красоту. Она не состарилась в одночасье, вовсе нет. У нее обнаружилась опухоль груди, и молочную железу ей иссекли до самых ребер. Вряд ли кого заботил косметический эффект: тогда он вообще мало кого заботил в провинции, потом, по сути, молочная железа Валерии вообще была не нужна, тем более она против операции не возражала: надо – значит, отрежьте сколько надо. Она ничуть не изменилась после этого, продолжала так же наряжаться и ходить на каблуках, только блузки обросли воланами на груди. И только теперь наконец ей начали высказывать открытое искреннее уважение, хоть и приправленное жалостью к недоженщине: она перестала быть конкуренткой. Ей даже позволили защитить докторскую по теме восстановления утраченных органов, хотя на практике многое из того, что предлагала она, удавалось осуществить только ей одной. Теперь у нее часто бывали гости, стареющие хирургини интересовались вышитыми подушечками, заглядывались на старинные часики Павла Буре – единственное материальное наследство, доставшееся ей от покойного мужа. И вдруг для всех стало очевидно, что Валерия Павловна – очень душевный, открытый человек, деликатный, нежадный. Говорили: «Какая молодец, держится!», сантехнику вызывались чинить, электропроводку… Накануне Нового года, управившись с пирогами, Валерия решила подзавести часики Буре, чтобы тикали весело, как и прежде. (Она втайне соотносила себя с этими часиками – вот же хватает сил отсчитывать время второй век подряд. Если простой механизм это может, значит, и человеку положено «тикать» сто лет.) Так вот, открыла она дверцу буфета, в котором часики стояли, а часиков-то и нет! Обшарила все полки, не желая понять, что часы хоть и ходят, но самостоятельно уйти из дома не могут, что их украли. Кто украл? Кто-то из гостей. Но ведь этого никак не могло случиться, потому что плохих гостей у нее просто не бывало, к ней захаживали только прекрасные люди. Может, злодей тайком в квартиру пробрался, когда никого дома не было? Но как он узнал про часики?.. В милицию заявлять Валерия постеснялась, а месяца через два увидела свои часики в витрине антикварного магазина. Хоть бы в Питер потрудились отвезти, в самом деле, так нет же, нагло на соседней улице выставили. Знали, что не будет Валерия мелочиться. Вдобавок часы отказались ходить. Так что сбыли их вовсе по дешевке. В общем, часики свои Валерия просто выкупила у антиквара.
Это происшествие, вообще-то, не так давно случилось, лет шесть назад, когда Валерия уже была замужем. Да-да, второй раз она вышла замуж только в восемьдесят лет. А что? Она была красивой старушкой, даже в гробу… Впрочем, до смерти оставалось ей еще десять лет. А когда тебе восемьдесят – это, наверное, много. Да если и не за восемьдесят, десять лет – это ведь тоже жизнь. Познакомилась она с мужем в санатории, где проходила восстановительное лечение после того, как ей отсекли вторую грудь. В восемьдесят лет молочная железа и так обычно ни на что не годится, а у Есинской опять обнаружили опухоль. Она велела резать, хотя тот же Кульбер сомневался, перенесет ли старушка наркоз (полагаю, на самом деле он думал: ну сколько там ей еще осталось, могла бы и с опухолью года два протянуть). Ничего, Валерия наркоз перенесла и еще попросила принести ей в больницу туфли на каблуках, чтобы выходить гулять в приличном виде. Так вот, после больницы Есинскую сразу же отправили в санаторий, там ее и присмотрел отставной полковник Васильчиков, по мужским меркам еще не очень и старый, семьдесят пять ему было, овдовел недавно. А поскольку Васильчиков большую часть жизни прожил человеком семейным, то в тот момент как раз находился в состоянии поиска, не привык жить один. Валерию Павловну он в первый же день приметил за обедом, глаз положил: какая хорошенькая женщина, как со старинного портрета, и платье еще все воланчиками расшито. Это он сам именно так и рассказывал. Подошел познакомиться, вместе в библиотеку сходили, книжками обменялись, потом обсудили прочитанное… Есть такая особая форма флирта: натуральный книгообмен. Прежде была распространена среди студентов-интеллектуалов, и на этом фоне многие редкие книжки часто «уплывали», но иногда книгообмен приводил к созданию академической семьи, весьма нестойкой, кстати, потому что семья вообще создается не для совместного чтения. Однако у Валерии с полковником Васильчиковым все как раз удачно сложилось, уговорил он ее составить ему партию, хотя она, конечно, ничего такого не ждала. И настолько счастлив с ней был полковник Васильчиков, что торопился поделиться этим своим счастьем со всеми вокруг, всем рассказывал, какая у него замечательная жена, и к нам в редакцию пришел, чтобы мы напечатали в газете, что есть на свете такая удивительная женщина Валерия Есинская, осветившая финал его жизни… Над ним, конечно, посмеивались, хотя он говорил истинную правду. Наверное, мужики только к старости кое-что понимать начинают. Во всяком случае, полковник Васильчиков единственный из мужчин за девяносто лет жизненного пути Валерии Есинской разглядел в ней прекрасную женщину, несмотря на то что к тому времени она как раз лишилась вторичных половых признаков, иссекли их под корень. Но жизнь без молочных желез – это, как оказалось, тоже жизнь. И ей снова завидовали, теперь с оттенком «надо же!»…
Когда они только поженились, в самую зиму, у нас в городе была выставка-продажа изделий меховой фабрики. Полковник Васильчиков вывел жену как будто бы на прогулку, они часто гуляли возле ДК, в котором и была эта выставка. Так вот, он сказал ей: «Давай зайдем, просто посмотрим». Зашли. Полковник Васильчиков выбрал шубу из французского мутона и попросил Лерочку примерить ее, тоже просто так, посмотреть, как она сидит на фигуре, он в юности увлекался портновским ремеслом, поэтому глаз у него был наметан. Лерочка примерила. Полковник одобрительно кивнул и, ни слова больше не говоря, купил для нее эту шубу. Тогда она расплакалась прямо в этом ДК, не смогла сдержаться, именно потому, что к ней никто никогда вот так не относился, как он…
Полковник Васильчиков в свою очередь оказался единственным человеком, который плакал навзрыд на похоронах Валерии. Вообще, когда уходит старый человек – это не так уж страшно, это естественно, тем более если он давно отошел от общественной жизни и пробавляется заслуженной пенсией. А Валерию сопроводили на пенсию как раз после свадьбы. И не только потому, что теперь коллектив был за нее спокоен: есть кому позаботиться о старушке. Нет. Случилось еще кое-что. В больницу доставили мальчика пяти лет в критическом состоянии, нужны были срочная операция, дорогие препараты. А у матери денег не было. Откуда? Простая бюджетница, к тому же без мужа, дай бог, самой ноги не протянуть. Валерия вызвалась прооперировать мальчика просто так, без денег и дорогих препаратов. Не могла она понять, как же это теперь получается, что без денег человек не жилец. Ребенок тем более. Неужели можно сидеть сложа руки? На войне же оперировали без всяких наворотов, скальпелем одним обходились и спиртом… Оперировать Валерии разрешили, потому что мальчик все равно бы умер. Но она опять вытянула его. Радоваться бы? Почетную грамоту Есинской выписать? Премию вручить? Как бы не так. Вмешался Минздрав: это что же получается, что мы бесплатно всякую безотцовщину оперировать будем? Этак у нас все бюджетники бесплатно оперироваться захотят, а следом и бомжи. Ступайте-ка вы, Валерия Павловна, на заслуженный отдых. А мы вас с честью туда сопроводим, электрочайник подарим, чтобы коротали вы тихие семейные будни за пирожками с капустой, которые, кстати, вам здорово удаются…
Прошлым летом Есинская ощутила недомогание. Давление поднялось, шум появился в голове, и теплые дни не в радость. Полковник Васильчиков уговорил ее подлечиться в горбольнице, отлежаться немного, терапию пройти. Согласилась. Две недели вылежала и вроде пошла на поправку, опять попросила туфли на каблуках ей принести, а еще – бигуди. И вот как-то вечером, когда она в палате перед сном бигуди крутила, две медсестры слишком громко переговаривались в коридоре: «Кто эту старую каргу госпитализировал? Еще в отдельную палату. Зачем? Все равно ведь скоро копыта откинет…» На следующее утро, когда полковник Васильчиков принес жене яблоки и апельсины, она спросила, откуда фрукты, блокаду ведь еще не прорвали. Потом, будто опомнившись, спокойно произнесла, что время ее истекло. Как ни печально, она была права – в том смысле, что ей не стоило оставаться в мире, который покинули ценности минувшей эпохи. Их смыло потоком времени, и в данном случае это не просто красивый образ, мол, все кануло в Лету: ценности эти засосало в урчащую бездну, подобную чреву городской канализации.
