Пыльная зима (сборник) - Слаповский Алексей Иванович
– Странный вопрос. Конечно.
Однако не называет его «папа» или «отец». Никак вообще, обращается безымянно: ты.
– Раньше вот писали… – сказал Неделин. – Или говорили. Готов отдать жизнь… Жизнь за царя, – усмехнулся Неделин. – Ты бы смог?
– За царя? – улыбнулся сын, не желая, чтобы разговор стал серьезным.
– За меня. Если бы тебе сказали… Что есть возможность… умереть вместо меня. Ты бы смог?
Сын не понимал. Решил просто отшутиться.
– Запросто!
– Я серьезно, – сказал Неделин. – Я тебя уверяю: если ты внимательно на меня посмотришь и пожелаешь стать мной – ты станешь. Ну?
Сын растерялся. Решил наверно, что отец съехал с последних мозгов.
– Ну? – настаивал Неделин. – Попробуй.
Сын, потакая державному сумасшествию отца, посмотрел на него серьезно, грустно, преданно, будто и впрямь захотел разделить его боль, став им.
– Врешь, – прошептал Неделин. – Ты ради меня и одной клеточкой своего организма не пожертвуешь. И ты прав.
– Это у тебя просто настроение. Все будет хорошо.
– Конечно…
Нельзя требовать таких вещей. От своих ведь сыновей не потребовал бы. Что они поделывают сейчас? Уроки ли готовят, гоняют ли по улице? Что там известно о нем, пропавшем? Почему розыск не объявлен? Или – как он сумел худо-бедно исполнить роль Запальцева, так и Запальцев каким-то образом затесался в его семью? Невероятно. Но что на самом деле? – жена тревожна или успокоилась, дети плачут или забыли? Или не плакали и жена не тревожилась? Нужно вернуться домой, вернуться в себя. Но как? – для обмена необходимо взаимное желание.
Через несколько дней разрешили говорить, хотя состояние не улучшилось. Это был недобрый знак: видимо, уже не надеются на выздоровление, поэтому – пусть его, болтает – авось помрет быстрей, хлопот меньше.
Он вызвал идеолога, того самого, который дольше всех не мог снять пиджак.
– Послушай, – сказал ему. – Ты ведь мог бы меня спасти. Ты мне предан?
– Безусловно.
– Нужно лишь одно: посмотреть на меня и пожелать стать мной.
– Это невозможно. Я этого поста недостоин.
– Чудак! Я не пост имею в виду, я себя как человека имею в виду!
– Тем более невозможно.
– Да ты не думай, возможно или невозможно. Ты просто смотри на меня и думай: «Хочу им стать, хочу им стать!» Начали!
Идеолог смотрел старательно, не моргая, и видно было: действительно желал, честно выполнял задание. Неужели сам Неделин виноват? – и ему не хватает искренности в пожелании переместиться в тело идеолога? Или смущает, что идеолог – сам старик? Но ведь он будет только временным вместилищем, откуда предстоит в несколько приемов перейти обратно в себя самого. Нет, не получается!
– Я знаешь что сделаю, – сказал Неделин. – Я напоследок речь произнесу. Я скажу, что я… А впрочем… Глупо все, брат…
– Что именно?
– Все. И ты глуп. Иди.
Его навещали первые люди страны, которые наверняка связывали с его ближайшей кончиной свои надежды или опасения: в любом случае все они ждали его смерти, потому что устали жить и трудиться в одном направлении, всем хотелось чего-то иного. Хотелось перемен – и даже не обязательно к лучшему, но перемен, чтобы взбодрилась их старческая кровь, чтобы почувствовать интерес к жизни – положительный или отрицательный.
Пришла жена сына с отпрыском лет девятнадцати (внук, значит), отпрыск был нагл, трепал Неделина по плечу и фамильярно говорил:
– Хорош валяться, дед! Не симулируй! Страна без тебя пришла в упадок, поезда не ходят, самолеты не летают!
Неделин невпопад спросил, как учится внучек. Невестка переглянулась с сыном. Напомнила:
– Мы же после школы отдыхаем. На будущий год поступать будем на дипломата.
– Почему же он не в армии, как в его возрасте положено? – жестко спросил Неделин и, не получив вразумительного ответа, прогнал родственничков, сетуя в душе на коррупцию или как это называется.
Наверное, для его смягчения был прислан другой внук, смышленый парнишка, который явно тяготился своей обязанностью, и Неделину это понравилось.
– Ты меня прости, если что не так, – прослезился вдруг Неделин совсем по-стариковски. – Но помни, я вам всем только добра хотел! Прощаешь меня?
– Да я что… Я это… Брось… – бормотал внук.
Все ждали его смерти, а если кто и надеялся на выздоровление, то это были бодрые люди, боявшиеся утратить некие благоприятствия в жизни и быту, связанные с его существованием.
Лишь Елена Андреевна не хотела его смерти бескорыстно, по-супружески, по-человечески. Неделин видел это и был рад, что она постоянно рядом. От других посетителей все чаще отказывался и наконец попросил никого к нему не пускать, кроме лечебного персонала.
– Как же? А вдруг война? – спросила Елена Андреевна.
– Ну и что?
– Как же без тебя-то? Ты же председатель этого, как его… Комитета обороны.
– А какой с меня, полудохлого, толк?
– И то правда, – кивнула Елена Андреевна. Потом вздохнула: – А в общем, нам бы вместе помереть.
Она посмотрела на него печально, как бы даже завидуя: ты, мол, почти уже готов, а мне еще предстоит мучиться, и к чему эта отсрочка?.. Неделин почувствовал в себе странное тяготение, но сказал себе: ни-ни, не думай об этом, нельзя! Это же ужас – перейти в старушечье женское тело, это, может, еще хуже самой смерти, стоит только представить… – нет, нельзя и представить этого! – И он вскрикнул, увидев перед собой лежащего старика с ввалившимися глазами, старик тоже разевал рот, но беззвучно.
– Нет! – крикнул Неделин тонким женским голосом и потерял сознание.
Очнулся весь в поту, боялся открыть глаза. Решился это сделать лишь тогда, когда почувствовал себя лежащим. Увидел белое лицо Елены Андреевны.
– Что это такое было-то? – прошептала она.
– А что?
– Непонятное что-то. Показалось… Будто я как в обморок упала, как шибануло меня чем-то… Будто лежу как каменная…
– Ничего. Ты иди, отдохни. Я посплю.
– Поспи…
ГЛАВА 24
И настал момент, когда в Неделине все возмутилось: с какой стати он должен принимать на себя смерть, предназначенную другому? Он, если хотите, даже не имеет на это права – ни морального, ни юридического. Слишком ответственная смерть, слишком не по чину будут похороны.
И он отдал приказ: найти человека по имени Виктор Запальцев родом из Саратова и срочно доставить к нему. Указал приметы и возможное место пребывания: тюрьма.
Нашли не в тюрьме, а в психушке, быстро доставили к Неделину. Он потребовал, чтобы при их беседе никто не присутствовал.
Вид у мнимого Запальцева был лукавый и всепонимающий – как у настоящего маньяка.
Неделин сделал ему знак отключить телефон. Тот понял, отключил еще и радио, задумчиво посмотрел на провода пожарной сигнализации.
– Вряд ли… – сказал Неделин.
– А кто их знает! – сказал двойник. И рукой (как бы хвастаясь своей молодой силой) оборвал провода.
– Будем говорить, – сказал Неделин.
– Есть о чем?
– Без шуток у меня!
– Какой строгий! Ты не цыкай, ты мне никто и звать никак!
– Ты хоть понимаешь, что случилось? Понимаешь, что я – это ты?
– Я – это я, – мудро ответил двойник.
– Ты ведь сам виноват. Вспомни: ты посмотрел на меня, позавидовал, что у меня молодая красивая женщина, захотел стать мной – и стал.
– Но, однако, и ты захотел стать мной. Разве нет?
– Пора восстановить справедливость, – сказал Неделин.
– И всегда-то справедливость в таком виде, что ее восстанавливают! – воскликнул двойник. – Вот что: ищи дурака. Скоро у меня будет интересное удовольствие: смотреть по телевизору собственные похороны. Дикторы скажут, что умер великий сын великого народа. Объявят траур. Весь день – печальная музыка. Красиво! Увижу свою неутешную вдову. Фальшиво плачущих детей и внуков. Соратников, которые будут стоять с мрачными рожами, а один из них, председатель похоронной комиссии, уже будет предвкушать, как завтра он займет мой кабинет.