Ариадна Борисова - Манечка, или Не спешите похудеть
Роза Федоровна челюсть бы проглотила от возмущения, если б выведала, где Лерка подбирает эту глянцевую макулатуру. Мне-то известно: в автовокзале, он находится рядом с нашим домом. Но Розу Федоровну практические мелочи жизни мало занимают, зато журналы она прочитывает от корки до корки. Кажется, считает научными — биологическими, ведь в них так много органики — организма, органов, оргазма… Старуха до сих пор относится к печатному слову, как к вырубленному топором, чем Лерка немало забавляется.
— Бабуль, зырь, какие телки клевые.
Роза Федоровна полистала и не поняла:
— Не вижу здесь КРС.
Теперь не понял Лерка.
Пришлось объяснять Розе Федоровне, что «телки» в переводе с молодежного сленга — девушки, а Лерке, что КРС — животноводческая аббревиатура, означающая крупный рогатый скот.
Про нашу семейную ситуацию можно сказать загадкой: два конца, два кольца, посередине гвоздик. Это я — гвоздик примерно посередине в ножницах между началом и завершением только что прошедшего века.
Сын и мне подсунул журнал. Я хотела бросить его в Леркину наглую морду, но он меня знает и честно предупредил:
— Смотри, мамуля, обратно прилетит.
Я его тоже знаю, поэтому не бросила. И невозмутимо сказала:
— Ах ты, сволочь.
Надо же как-то сохранять остатки родительского достоинства. Кстати, если не ошибаюсь, Энгельс говорил, что ребенок, который переносит меньше оскорблений, вырастает человеком, более сознающим свое достоинство. У нас наоборот. Я Лерку обзываю, а достоинство страдает совсем не его, что вынуждает меня закреплять позиции:
— Броненосец по телкам.
Сын засмеялся:
— Не парься, мамуля. Лучше почитай, где лист загнутый. Я такой, кумекаю: кем тебе бабуля приходится? И вообще, ху is ху в нашем семействе?
Я хмыкнула, но стало любопытно — что он имеет в виду? И прочла, как один мужчина женился на вдове. У той была дочь. Отец этого мужчины влюбился в его приемную дочь и женился на ней. Таким образом, отец превратился в зятя своего сына, а приемная дочь сына — в его же мачеху. Через некоторое время женщины родили детей — мальчика и девочку. Сын мужчины, женившегося на вдове, сделался братом деду и дядей собственному отцу. Дочь отца мужчины (мужа вдовы) стала одновременно его сестрой и внучкой. Следственно, вдова является бабушкой своему мужу, а он не только ее мужем и внуком, но внуком и дедушкой самому себе.
Ясно, идиотский родственный пасьянс раскладывается с целью высмеять тещ. (Теща — это я. Дочь Светка недавно вышла замуж). Наш народ возле тещиного дома без шуток не ходит. Свекровям меньше достается.
Моя свекровь с мужем (свекром) живет в большой квартире, но в другом городе. Роза Федоровна — мать матери моего мужа Вовы — живет с нами. Я ей — невестка. Деваться Розе Федоровне некуда по причине того, что к дочери (моей свекрови) она не хочет. Или, скорее, ее туда не хотят. Как называется бабушка мужа по отношению к невестке — жене внука, неизвестно. Свекровь в квадрате?
Энное время бабка-свекровь действительно проживала в квадрате — примерно столько места уделяли ей правнук Лерка и сиамский кот Михаил Самуэльевич Паниковский в их общей комнате. В зале ютились я с мужем Вовой и отгороженная стенкой дочь. Стенка была не кирпичная, мебельная, но считалось, что закуток за ней — полноправная Светкина комната, где она заводила музыку в любое время суток. Понятно, какой «содом и геморрой» (цитирую Лерку) творился в доме.
Светка скоропалительно выскочила замуж на первом курсе пединститута. «Ну, спасибо», — злилась я на дочь, а по пути на себя. Есть в кого. В мамочку пошла. То есть в меня. Потом подумала как следует и (нехорошо, конечно) вздохнула с облегчением. Во-первых, легкомысленная Светка оказалась по сравнению со мной очень даже разборчивой. Муж попался приличный, работает менеджером в процветающем предприятии и, как ни странно, влюблен в эту стрекозу по уши. Во-вторых, у него собственная квартира, причем в соседнем доме. Из чего вытекает «в-третьих» — в доме освободилось место. Подъезд очистился от Светкиных воздыхателей, мебель в зале встала вдоль стены, и Михаил Самуэльевич с постелькой и миской переехал к нам с Вовой.
Через определенное время Светка сообщила, что собирается стать мамой. Еще раз мерси, доча. Мне сорока нет, а уже отправляют в тираж. Примерила себя к новому статусу. Получалось не очень. В голову полез обидный анекдот: сначала она — девочка, потом — девушка, молодая женщина, молодая женщина… молодая женщина… старушка умерла.
Как всем беременным, дочери не хватало костного материала. Говорят, девочки «съедают» больше маминых зубов, чем мальчишки. Но Светке повезло с плановым зачатием во время изобилия витаминов в аптеках. В магазинах я в восторге замирала перед детскими туалетными наборами, платьишками, игрушками. Раньше, в диком безденежье девяностых, мы о таких мечтать не смели. В магазинах было пусто, как в стратосфере, только звездочки мерцали на коньяке «Наполеон». А между бутылками паленого коньяка — стопочки турецких презервативов с усами. Правда-правда, не вру. Усы были черные, свирепо встопорщенные, и весь комплект удивительно напоминал белого от ярости душмана-лилипута в полиэтиленовом дождевике. «Чтоб лучше щекотались», — объяснила продавщица, приметив, как я пялюсь на усатые презервативы. Позади нее на полках возвышались пирамиды из банок кукумарии. Ку-ку, Мария. Какой остолоп обозвал так бедное морское растение, не подумав, как по-русски звучит? Одиннадцать тысяч за банку теми деньгами, мамочки мои! А финансовая пирамида из трех букв, в которую мой Вован сдуру бросился, как в омут головой, а ваучеры рыжего пройдохи, а зарплата раз в год перед выборами?! Я из кожи вон лезла, чтобы дети голода не знали. Если на столе в праздник стояло блюдо с пельменями, значит, ночи не спала — тряпкой махала в борцовском зале по соседству. Зал великанский, почти стадион. Ни одна уборщица не держалась, понедельно нанимали. А еще надо было потакать гастрономическим претензиям Вовы, Михаила Самуэльевича и диетическим нуждам Розы Федоровны. Вы, может, думаете, что жалуюсь… Ну и думайте, но выговориться дайте!
Чес-слово, выгадывать приходилось на всем. «Все» была я сама. Мне всегда хотелось дорогие серьги и косметику. Мне хотелось норковую шубу, сделать операцию на бедрах — убрать целлюлитные «месторождения», съездить на море. Вместо этого я пахала на двух работах, как папа Карло. Заходила за хлебом в соседний комок и целую минуту разглядывала дорогущий абрикосовый компот в мучительных спазмах — купить не купить. Я тогда пылко любила этот компот. И так ни разу и не купила.
После роддома мы забрали дочь с ребенком к себе. Нет-нет, ничего такого, просто Светкин муж на полмесяца отбыл в важную командировку. Перед отъездом привез все необходимое — кроватку, ванночку, детское приданое. Сверх того — корзину цветов с доброй сотней пришпиленных скотчем записок-сердечек. Всю ночь, наверное, сочинял и клеил, вот не лень было. Светка читала, смеялась и немножко плакала. И я, глупая, вместе с ней.
Паниковский переехал к Лерке с бабкой, мы с Вовой — на матрац в кухне. А в зале, сразу ставшем центром мироздания, воцарилась новенькая внучкина жизнь, измеренная пока что несколькими днями и классическим (3.500) весом.
Коллеги приветствовали:
— Здорово, бабка!
Я оглядывалась: сзади никого. Ага, нормально. Это мне.
Вовка отнесся к дедовскому званию стоически. С изумлением я слышала, как над детской кроваткой раздаются его воркующие трели, а из уст (когда он опрометчиво полагал, что находится вне досягаемости чужого слуха) изливается смесь флоры, фауны, политики и бог знает чего еще: «Кукушечка, пташка, Бабрак Кармаль (этот-то с какого привета?), а-ля-улю, цветочек, белочка, солнышко…»
Роза Федоровна стала бабушкой с двойной приставкой. Порывшись в сундуке, с которым никогда не расставалась, вытащила заветную коробочку с известными сокровищами: два колечка, мелкие бусики из янтаря и серебряная брошка в виде оленихи с олененком. Животные такие изящные и миниатюрные, что непонятно, как художнику удалось вделать в махонькие мордочки совсем уж микроскопические, но живые и яркие бирюзовые глазки. Брошку старуха добавила к сдержанной телеграмме моей свекрови: «Поздравляем внучкой».
Имя дочке, племяннице, внучке и праправнучке придумывали всей толпой, перетряхнув святцы и гороскопы. Выбрали — звонкое, красивое, с сочетанием звуков из имен родителей. Но тут позвонила Светкина подружка — «Ой-ой, только так не называйте!» — зачитала из какой-то специальной книги перечень имен с характерами и даже заболеваниями. С сожалением отказались от избранного и начали снова. В результате внучка до приезда зятя жила без имени. Он и назвал. Мне не понравилось, но книга вещала неплохо, и у Пушкина встречаются посвященные строки.
