Фэнни Флэгг - На бензоколонке только девушки
– Господи боже, Сьюки, у тебя жуткая кожа. Ты когда ходила к косметичке?
Сьюки смогла только одно – не удавить ее прямо перед скобяной лавкой. Пошла своей дорогой, но сердце у нее колотилось, а руки вспотели. Тогда она поняла, что расстроена сильнее, чем думала.
Добравшись до дома, позвонила Дене.
– Сьюки! Я так рада твоему звонку. Как ты, милая?
– Ужасно.
– Ох. Трудности?
– Ну, если желание убить кого-то посреди бела дня в полуквартале от полицейского участка называть трудностью, то да.
– Ой, милая, совсем это на тебя не похоже.
– Не похоже, верно. У меня, может, нервный срыв, а я и не ведаю.
– Ты обеспокоена?
– Да, обеспокоена. Учитывая, что я понятия не имею о своем генетическом устройстве, кто знает, на что я способна? У меня могут быть еще живые родственники в тюрьме. Я, может, представляю опасность для себя самой и окружающих.
– Ой, Сьюки, я уверена, что это не так.
– Правда?
– Конечно. Я уверена, что ты происходишь из милой, очаровательной семьи. Иначе это была бы не ты.
Вешая трубку, Сьюки понадеялась, что слова Дены – правда. Она изучила вопрос и выяснила, что у человека по двадцать три хромосомы от каждого родителя. Она, вероятно, никогда ничего не узнает о своем неведомом отце, но предположила, что ради детей и их здоровья – да и ради себя самой – ей надо найти хоть что-то о семье по материнской линии. При малейшей вероятности, что у нее есть склонность к домашнему насилию, ей надо знать об этом сейчас, а не потом.
Через несколько часов Сьюки все-таки собрала волю в кулак, позвонила в справочную и спросила номер телефона Торговой палаты Пуласки, Висконсин. Запаслась небольшим бумажным пакетом – на случай, если опять начнет задыхаться. Набрав код региона 920 и номер, услышала женщину с очень густым и отчетливым выговором, на слух Сьюки – чужим:
– Это Мэриэн. Чем могу помочь?
– О… здравствуйте. Вы меня не знаете, но я звоню поинтересоваться о Юрдабралински.
– О ком?
Сьюки произнесла по буквам:
– Ю-Р-Д-А-Е-Р-А-Л-И-Н-С-К-И.
– А, Юрдабралински. Семья с Автозаправки.
– Что, простите?
– Они когда-то владели городской автозаправочной станцией.
– А, ясно… А вы случайно не знаете, здоровая ли была семья?
– Здоровая?
– Да. Не было ли в семье диабета, болезней сердца, умственных отклонений, онкологии или алкоголизма?
– Ох ты. Я ничего об этом не слыхала. Моя мама ходила в школу с парой девчат Юрдабралински, и, насколько я помню, в семье было четыре дочки и сын, две девочки – близнецы.
– Близнецы? Правда? О боже.
– Ну да. Одна дочка подалась в монахини. И все были здоровы, насколько я знаю.
– А вы не знаете, кто-нибудь из них еще жив?
– Сейчас посмотрим… Мне кажется, Тула Танавски была Юрдабралински, пока не вышла за Норберта, но они переехали в Мэдисон. Вы родственница?
– Ой, нет. Я учусь в колледже, собираю материалы для исследования по польским семьям.
– Ну, у нас тут в Пуласки их навалом. Если хотите, я поищу для вас еще что-нибудь о Юрдабралински, где они и что с ними, но это займет несколько дней. Мы на этой неделе очень заняты. У нас Дни польки в Пуласки, и тут по уши событий – парад и все прочее.
– Ой, ну да, не буду вас задерживать. Позвоню на следующей неделе.
– Как вас зовут, дорогуша?
– Меня? – Сьюки запаниковала. – Элис. Элис Зяблик.
– Ну хорошо, Элис. На той неделе созвонимся.
Врать этой женщине было противно, и Сьюки понимала, что голос у нее не студенческий, но ей надо было не выдать ни свою подлинную мать, ни Ленор. Как она уже поняла, одно вранье плодит сотни новых. Но хоть какую-то информацию добыла. Женщина сказала, что Юрдабралински были здоровы – насколько ей известно. Сьюки большего вообще-то и не требовалось. Руки у нее тряслись. А если стала монахиней именно ее мама? Тогда она Сьюки точно не захочет видеть. И что ее ребенка воспитывали не католичкой, ей тоже не понравится. Сьюки стала теперь осведомленной. Более чем. Повторного звонка она боялась. Кто знает, что она еще обнаружит?
О боже. Дена права. Сьюки нужна профессиональная помощь.
Помощь
Пойнт-Клиэр, Алабама
– Алло, доктор Шапиро?
– Да?
– Вы меня не знаете, но я вот хотела спросить. Я живу в десяти минутах от вашей приемной. Вы на дом не выезжаете?
– О, вы не выходите из дома? – спросил он с некоторым беспокойством.
– Да… ну, в некотором смысле. У меня проблема, которая, по массе причин, не должна стать достоянием общественности.
– Понимаю, но уверяю вас: все, что мы обсуждаем на приеме, конфиденциально. Хотите назначить встречу?
– Я бы хотела, но не могу. Знаю, это трудно понять, но моя проблема связана с моей матерью. И если кто-нибудь увидит, как я вхожу к вам в приемную, она об этом проведает. Она всех знает.
– Ясно. Вы все еще живете с родителями?
– Ой, нет. Я пятидесяти… хм… шестидесятилетняя женщина, замужем, с четырьмя взрослыми детьми.
– Простите. У вас голос звучит моложе. Вы не могли бы поподробнее?
– Этот звонок не записывается, верно?
– Не записывается.
– Со мной недавно случилось кошмарное потрясение. Я обнаружила, что, возможно, я – дочь польской монахини из Висконсина и не та, кем себя считала.
Моя подруга Дена сказала, что мне нужна профессиональная помощь. Она сама замужем за психиатром. А сегодня я хотела удавить свою мать и поняла, что Дена права. Она уже советовала мне позвонить вам, но я не стала. А теперь боюсь, что у меня нервный срыв. Мне, наверное, лекарства нужны, но кто знает. Вы мне можете что-нибудь прописать по телефону?
– Нет, мне нужно с вами увидеться.
– Ох… черт.
– Давайте, наверное, встретимся у вас дома, если хотите.
– А вы сумеете?
– Да.
– Чудесно. Когда?
– Секундочку… хм… У меня завтра после обеда есть часовое окно, в четыре. Годится?
– Совершенно. Запишите адрес. Ой… знаете, доктор Шапиро, я тут подумала, и, кажется, зря я все это. Моя мать живет через дом от меня и может объявиться в любую минуту. И она никогда не стучит. Я понимаю, что прошу слишком многого, но можем мы назначить встречу в каком-нибудь другом месте?
– Хорошо. Если вам так удобнее. Где?
– Так, сейчас подумаю. О! Давайте в «Вафельном доме» на трассе 98?
– Идет. Как вас зовут?
Повисла пауза.
– Я бы предпочла… если вы не возражаете. Я бы предпочла, чтобы никто не узнал о моих свиданьях с психиатром.
– Ладно, договорились. Но как я вас узнаю?
– О боже. Хорошо, давайте так. На мне будет шляпа – и розовые туфли с помпонами. Идет?
– Идет.
– А, и сколько это будет стоить?
– Ну, давайте сначала встретимся и поглядим, что потребуется делать дальше.
Положив трубку, доктор Шапиро крепко призадумался. Он никогда не встречался с пациентами вне приемной, а в «Вафельном доме» и подавно, однако эта бедная дама по телефону – или параноик-шизофреник, или самый сумасшедший человек из всех, с кем ему приходилось разговаривать. Так или иначе помощь ей нужна точно.
Пуласки, Висконсин
Май 1941 года
Винк окончил школу и трудился теперь на заправке полный день вместе с двоюродным братом Флорианом. Он знал, что родителям он нужен дома. Отец теперь работал чуть меньше и уж был не такой сильный, как прежде. Он годами спал на кушетке прямо на станции, день и ночь на ногах, на жутком морозе, – все это уже начало его доканывать. Но у Винка было летное свидетельство, и он рвался на фронт. Кое-кто из его друзей проник в Канаду, поступил в ВВС Великобритании, отправился в Англию и уже был в гуще боев. Но Винк пообещал своей девушке Энджи, на два года моложе, что пойдет с ней на выпускной бал, теперь она получила все, что желала, и ему не хотелось оставлять ее, незамужнюю, в городе с мужланами вроде себя самого. Он не очень понимал, что делать, а потому позвонил Фрици и спросил ее. Она сказала:
– Ну, Виник-Краник, брачные колодки – не по моей части, но если тебе так хочется, то вот у тебя отличная деваха. Ты же знаешь, мне Энджи всегда нравилась, так что давай, полный вперед.
– Хорошо! Спасибо, Фрици.
– Эй, тебе денег-то на кольцо хватит?
– Ой… забыл совсем.
– Не волнуйся. У меня сейчас как раз привалило. Повезло в покере в Де-Мойне на прошлой неделе, так что пришлю немного, когда она тебе кивнет, – а она кивнет.
– Вот спасибо, Фрици. Но я не знаю. Может, тянул слишком долго. Она тут пользуется спросом последнее время.
– Так слезай с телефона, дубина, и дуй к ней.
Винк зря беспокоился. Энджи Бруковски была от него без ума аж с восьмого класса. Винка она считала самым красивым, самым чудесным и милейшим парнем на свете. В жизни у нее была лишь одна цель – стать миссис Венцент Юрдабралински, и поэтому она, конечно же, сказала «да», и они сговорились на июнь. От обеих семей на свадьбе было не меньше двухсот родственников, а на банкет собралось столько народу, что его устроили в Бальной зале Зелински, за городом.
