Гарольд Роббинс - Пират
Когда Юсеф рассказал, что собирается дать небольшой ужин в честь Майкла Винсента, режиссера, которому предстояло снимать фильм Бейдра «Посланец», она согласилась, что с ее стороны это был бы милый жест — сыграть роль хозяйки. В особенности, когда Юсеф намекнул, что Бейдр был бы весьма доволен таким ее предложением.
«Небольшой ужин» Юсефа был накрыт на двенадцать персон в «Ля Бон Оберж» — ресторане на полпути между Каннами и Ниццей. Как хозяйка, она восседала во главе стола с Винсентом, почетным гостем, — американец по правую руку от нее. Юсеф сидел по левую. Поскольку Бейдр отсутствовал, место в конце стола многозначительно пустовало. Посреди стола между двумя хорошенькими девицами сидел Жак, белобрысый жиголо, которого ей представила принцесса Мара на приеме вдень ее рождения. Без всякого интереса, но все-таки она подумала: кто это с ним сидит?
Заказанный Юсефом ужин был выше всяких похвал. И «Дом Периньон» лилось неиссякаемым потоком. По первому же глотку она поняла, что сегодня шампанское на нее подействует. Но на сей раз это ее не тревожило. Майкл Винсент был обаятельный человек, хотя пил только шотландские виски, к тому же он был американец, с кем можно было перекинуться рискованной шуткой, смысл которой никто за столом толком бы не понял.
Посередине ужина она поняла, что Жак постоянно держит ее под наблюдением. Всякий раз, когда ее взгляд пробегал вдоль стола, она видела его внимательные глаза. Но расстояние было слишком велико для того, чтобы между ними завязался разговор.
После ужина Юсеф предложил всем пойти в дискотеку и продолжить вечер. К этому времени она была уже достаточно на взводе, и потому идея нашла у нее горячую поддержку. Она любила танцевать.
Они еще не пробыли и часа в «Уиски», когда она, подняв взгляд, увидала стоявшего перед ней Жака.
Он поклонился почти официально:
— Могу я пригласить вас на этот танец?
Она слушала музыку, отдаваясь жесткому ритму «Роллинг Стоунз». Посмотрела на Винсента:
— Извините…
Он кивнул и стал разговаривать с Юсефом, сидевшим по другую от него сторону. Она танцевала, еще не выйдя на паркет.
Жак повернулся к ней лицом и повел. Сперва она восприняла его манеру критически. Рок и в самом деле был не в духе француза. Его движения в танце были напряженно скованными. Ему бы лучше постоять с краю, если он намерен продолжать все эти бальные па. Но вскоре она позабыла о нем, растворившись в собственном танце.
Его голос возник над звуками музыки:
— Вы обещали мне позвонить.
Она взглянула на него удивленно:
— Обещала?
— Да.
— Что-то не помню, — сказала она.
И это было сказано честно.
— Врете, — сказал он тоном обвинения.
Не говоря ни слова, она резко повернулась, чтобы уйти. Он поймал ее за руку, потянул назад.
— Простите меня, — сказал он искренне. — Пожалуйста, танцуйте со мной.
Она посмотрела на него, затем позволила отвести себя обратно на паркет. Кончился рок, пошла музыка кантри. Он обнял ее и крепко прижал к себе.
— Последние три дня я не мог ни есть, ни спать, — умоляюще сказал он.
Она была равнодушна:
— Мне не нужен жиголо.
— Я знаю это лучше, чем кто-либо еще, — сказал он. — Кто-нибудь другой, такой же красивый, как вы… Я хочу вас только для себя.
Она скептически взглянула ему в глаза. В нее вдавилась его упругим твердость.
— Чувствуете, как я хочу вас?
Ее глаза закрылись, голова опустилась на его плечо. Она позволила себе удовольствие ощущать этот напряг. Хмель в ее голове начал розоветь. Может, он говорил правду?..
Если она чего и не заметила, так это улыбку, которой француз обменялся с Юсефом.
Грубая ткань ее мешковатой гимнастерки и брюк до боли натирала кожу, когда она шла с пятью другими новенькими к командиру части. Грубые кожаные ботинки гулко бухали по дощатому полу барака. Желтый свет керосиновых ламп слабо освещал комнату.
Военачальница сидела за столом в дальнем конце комнаты, по бокам от нее сидели два бойца в форме. Она изучала лежавшую перед ней бумагу и не поднимала головы, пока они не приблизились на половину расстояния от двери до стола.
— Внимание! — рявкнул их сержант.
— Ан-наср! Победа! — проорали они, как были обучены в первую же ночь по прибытии в учебный лагерь несколько дней тому назад.
Лейла почувствовала, как натянулся на ее груди лиф, когда она рывком расправила плечи. Лиф тоже был из грубой бязи. Она смотрела прямо перед собой.
Военачальница неторопливо встала: Лейла увидела, что у нее на погонах полковничьи знаки различия. Молча оглядела новоприбывших, затем резко, на удивление сильным голосом выкрикнула:
— Ибдах аль-аду!
— Смерть врагам! — рявкнули они в ответ.
Она кивнула, слабая улыбка одобрения мелькнула на ее чувственных губах.
— Вольно! — скомандовала она обычным голосом.
Слышен был хруст и шорох грубой ткани, когда женщина принимала более расслабленную осанку. Она обошла стол и встала перед ними:
— От имени Братства палестинских борцов за свободу я приветствую ваше вступление на путь нашей священной борьбы. Борьбы за освобождение наших народов из-под ига Израиля и империалистического рабства. Я знаю, каждая из вас пожертвовала многим, чтобы прийти сюда. Вы покинули тех, кого любите, возможно, подвергли себя остракизму со стороны ваших соседей, но я вам могу пообещать одно: в конце нашей борьбы всех ожидает свобода, какой не знал никто из нас!
И во имя нее ваша борьба только начинается. Вас призовут к еще большим жертвам. Быть может, вам предстоит отдать свою честь, даже свою жизнь для завоевания свободы, к которой мы стремимся. И мы победим!
Здесь вас научат многому. Владеть оружием. Пистолетами. Винтовками. Ножами. Как делать бомбы. Маленькие и большие. Как убивать голыми руками. Как драться. Все это надо для того, чтобы вы наравне с нашими мужчинами смогли сбросить сионистских захватчиков обратно в море и возвратить землю ее законному владельцу, нашему народу!
Вы, каждая из вас, уже принесли священную присягу верности нашему делу. И с этого момента вы должны забыть ваши настоящие имена и никогда их не употреблять в этом лагере. Вы будете откликаться только на присвоенное вам имя, и если случится непредвиденное и вы попадете в плен, вы не выдадите имен ваших товарищей. С этого момента ваша верность принадлежит вашему делу и вашим братьям по оружию!
Военачальница сделала короткую паузу. Женщины безмолвно и восторженно внимали.
— Последующие три месяца будут самыми трудными и жизни любой из вас. Зато в конце учебы вы сможете пойти дальше и занять место в ряду таких, как Фатмах Берноуи, Мириам Шахкашир, Аида Исса и Лейла Халед, а также других женщин, проявивших себя как равные среди наших братьев по борьбе. — Она снова обошла стол и заняла свою позицию между двумя бойцами. — Желаю вам успеха!
— Внимание! — гаркнул сержант.
— Ан-наср, — гаркнули они в ответ, мужественно выпячивая груди.
— Ибдах аль-аду! — крикнула военачальница.
— Ибдах аль-аду! — прокричали они в ответ.
Командир отдала честь:
— Р-разойдись!
Они сбились в кучку и пошли за сержантом в ночную темень.
— Отправляйтесь в свою казарму, девочки, — сухо сказал сержант. — Ваш день начинается завтра в пять утра.
Он повернулся и пошел в мужской сектор лагеря, а они отправились в свой небольшой барак. Лейла пошла в ногу с молодой женщиной, чья койка была рядом с ее.
— Правда, наш офицер — замечательная женщина? — спросила Лейла. — Я впервые в жизни почувствовала, что мни жизнь имеет какой-то смысл.
Соседка удивленно посмотрела на нее, как на инопланетное существо:
— Я рада, что ты такое почувствовала, — сказала она скучным голосом. — Я пришла сюда только ради того, чтобы быть рядом с моим парнем. Но мне не удалось нигде быть к нему поближе, а меня прямо распирает от желания… Я бы не удивилась, если бы оказалась в твоей койке ночью и полизала твою киску.
На высоте тридцати пяти тысяч футов над Атлантическим океаном в темно-синем, начиненном звездами небе Бейдр спал в своем самолете, состязаясь со временем на пути в Нью-Йорк. Вдруг он проснулся, сам не понимая отчего, и сел на постели. Глаза его были влажны от слез.
Он смахнул их рукой и потянулся за сигаретой. Наверно, приснился дурной сон… Но внутри у него гнездилось предчувствие какой-то беды, странное такое предощущение, тяжестью лежавшее на сердце.
Девушка рядом с ним встрепенулась.
— Q’est-ce que c’est, cheri?[7] — сонно спросила она.
— Rien, — сказал он. — Dors.[8]
Она молчала, и немного погодя мерный гул двигателей вновь нагнал на него сон. Он погасил сигарету и опять уснул.
