Чарльз Буковски - Хлеб с ветчиной

Мы возвращались к этому окну снова и снова. Но история не развивалась. Всегда одно и то же.

— Мэри, прошло уже много времени. Мы живем вместе. В конце концов, мы женаты!

— Большое дело!

— Всего один раз, Мэри, и я отстану от тебя. Я не буду приставать к тебе долгое время. Обещаю!

— Заткнись! Ты выводишь меня из себя!

Мужчина сдавался.

И мы с Плешивым отчаливали.

— Вот говно, — говорил я.

— Куча говна, — говорил Плешивый.

— Зачем ему тогда хуй? — удивлялся я.

— Да уж лучше вовсе не иметь, — утверждал Плешивый.

Мы перестали ходить к этому окну.

27

Вагнер не выносил нас. Однажды я стоял во дворе школы во время урока физкультуры, и он подошел ко мне.

— Что ты здесь делаешь, Чинаски?

— Ничего.

— Ничего?

Я проигнорировал.

— Почему ты не участвуешь ни в одной игре?

— Это дерьмо, а не игры. Детские забавы.

— Я зачисляю тебя в команду мусорщиков.

— За что? Что я такого сделал?

— Филонишь. Пятьдесят «неудов».

Ученики отрабатывали свои «неуды» в команде мусорщиков. Если у вас было больше десяти «неудов» и вы их не отработали, то к экзаменам вас не допускали. Но я не волновался, допустят меня или нет. Это была их проблема. Я мог бы и остаться в школе, рос бы себе дальше, развивался физически и тогда бы, точно, поимел всех девчонок.

— Пятьдесят «неудов»? И это все? Как насчет сотни?

— Отлично, сотня. Она твоя, — сказал Вагнер и с важным видом отвалил.

У Питера Мангейлора было 500 «неудов». Я был на втором месте и нагонял его…

Первая работа для мусорщиков появлялась во время тридцатиминутного обеденного перерыва. На следующий день я уже таскал мусорный бак вместе с Питером Мангелором. Дело плевое. У нас были палки с острыми наконечниками. Мы насаживали на них бумажный хлам и сбрасывали его в бак. Девчонки следили за нами, когда мы проходили мимо. Они знали — мы хулиганы. Питер напускал на себя скучающий вид, я тоже изображал похуиста.

— Ты знаешь Лили Фишман? — спросил меня между делом Пит.

— Спрашиваешь.

— Она не целка.

— С чего ты взял?

— Она сама мне сказала.

— Кто ее натянул?

— Отец.

— Хммм… Ну, это его право.

— Лили прослышала, что у меня большой член.

— Об этом вся школа знает.

— Так вот, она хочет попробовать. Она заявляет, что сможет выдержать.

— Да ты же раздраконишь ее в лохмотья.

— Конечно. Но она хочет.

Мы поставили мусорный бак и уставились на девчонок, которые сидели на скамейке. Пит направился к ним, а я остался у бака. Он подошел к одной из девчонок и зашептал что-то ей на ухо. Малолетка захихикала. Пит вернулся, мы подняли бак и пошли дальше.

— Все, — сообщил Пит, — сегодня в четыре часа я отдеру Лили во все щели.

— Да?

— Ты знаешь тот раздолбанный автомобиль за школой, с которого Поп снял двигатель?

— Естественно.

— Пока они не увезли эту рухлядь, я использую его под свою спальню. Я отымею ее на заднем сиденье.

— Некоторые наши парни уже переебали кучу девок.

— У меня встает, стоит мне только подумать о бабах.

— У меня тоже, но я еще никого не пробовал.

— Правда, есть одна проблема, — посетовал Пит.

— Что, не можешь кончить?

— Нет, не в этом дело. Нужно, чтобы кто-нибудь постоял на шухере, понимаешь? Надо бы последить за горизонтом.

— Ну, я могу

— Постоишь?

— Конечно. Но нам нужен еще один парень, чтобы мы могли отслеживать оба направления.

— Хорошо. У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Плешивый.

— Плешивый? Да он говно.

— Немного, но ему можно доверять.

— Ладно. Тогда до четырех.

— Мы подойдем.

В четыре часа мы встретились с Питом и Лили у остова автомобиля.

— Привет! — сказала Лили.

От одного ее вида набухали яйца. Пит курил и, как всегда, скучал.

— Привет, Лили, — поздоровался я.

— Здорово, Лили, детка, — выпендрился Плешивый.

На соседнем поле несколько ребят играли в футбол, но мы решили, что это кстати — будут отвлекать внимание. Лили нервно оглядывалась по сторонам и возбужденно дышала. Ее груди ходили ходуном.

— Ну, — сказал Пит, отбрасывая окурок, — давай познакомимся поближе, Лили.

Он открыл заднюю дверцу и отвесил поклон. Лили забралась внутрь, а за ней влез и Пит. Там он быстро скинул с себя ботинки, штаны и трусы. Лили взглянула на его кожаную мышцу.

— Ой, мама, — прошептала она. — Я не знаю…

— Давай, подруга, — подбадривал Пит, — один раз живем.

— Ну, хорошо, я рассчитываю…

Пит выглянул в окно.

— Эй, парни, вы следите за горизонтом?

— Да, Пит, — откликнулся я, — мы на стреме.

— Все спокойно. Пит, — подтвердил Плешивый.

Пит задрал на Лили юбку. Чулки у нее были только до колен, дальше белая плоть и панталоны. Великолепно.

Пит схватил Лили, поцеловал, потом отпрянул и заявил:

— Ты настоящая шлюха!

— Пит, не ругайся!

— Я сказал — шлюха блядская! — разгорячился Пит и влепил Лили пощечину.

Она захныкала:

— Нет, Пит, не надо…

— Заткнись, мандавошка! — прикрикнул Питер и принялся стягивать с нее исподнее.

Мучился он долго. Панталоны плотно облегали здоровенную жопу. Пит рассвирепел и рванул с неистовой яростью, материя затрещала, и панталоны стронулись с места. Он стянул их прямо через туфли и бросил на пол салона. Наконец-то Пит добрался до пизды. Он начал поглаживать ее рукой и при этом целовал Лили то в губы, то в шею, или мусолил огромные сиськи. Пит игрался с пиздой и целовал Лили бесконечно долго, но когда он отвалился на спинку сиденья, член его стоял лишь наполовину.

Лили осмотрела полуфабрикат.

— Ты что, гомик?

— Нет! Какой гомик, Лили? Просто я постоянно думаю, что эти козлы не смотрят за шухером, а подглядывают за нами. Мне не улыбается, чтобы нас здесь заловили.

— Горизонт чист, Пит, — поспешил заверить я. — Мы смотрим в оба.

— Точно, в оба! — поддакнул Плешивый.

— Я им не верю, — говнился Пит. — Они во все шары пялятся на твою пизденку!

— Да ты просто педик! Висит до колена, а не стоит! — отыгрывалась Лили.

— Нет, Лили, я боялся, что нас засекут!

— Ладно, я знаю, что надо делать, — сказала Лили.

Она взяла дряблый ствол Пита в ручку и прошлась языком от корневища до кроны. Пит встрепенулся. Затем язычок завертелся вокруг головки, и она стала быстро разбухать, превращаясь в монстра. И тут Лили заглотила его.

— Лили… Черт, — застонал Пит, — я люблю тебя… Лили, Лили, Лили… ох, оох, ооох, оооох…

— Генри! — завопил Плешивый. — СМОТРИ!

Я оглянулся. Прямо на нас через поле мчался Вагнер, а за ним две футбольные команды, которые вроде бы только что резались в футбол, плюс их болельщики. И пацаны, и девчонки!

— Пит! — заорал я. — Приближается Вагнер, а с ним штук 50 учеников!

— Ну, бля! — взвыл Пит.

— Ой, бля! — пропищала Лили.

Плешивый и я дали деру. Мы выскочили за ворота и, пробежав для верности еще с полквартала вдоль школьной ограды, остановились. У Пита и Лили шансов не было. Мы видели сквозь ограду, как к «спальне Пита» подскочил Вагнер и рьяно рванул дверцу на себя в надежде на шикарное зрелище. Потом автомобиль окружил подоспевшие ученики, и нам уже ничего не было видно…

После этого случая мы уже больше никогда не видели ни Пита, ни Лили. Черт его знает, что с ними сталось. Плешивый и я получили по 1000 «неудов» на брата. Это дало мне возможность перехватить лидерство у Мангейлора со счетом 1100:500. Нечего было и думать, что мне удастся отработать все «неуды». Я оставался в школе Джастин на всю жизнь. И, естественно, мои родители были проинформированы.

— Вперед, — скомандовал мой отец, и я шагнул в ванную. Закрыв за нами дверь, он снял с крючка ремень.

— Спускай штаны и трусы.

Я и глазом не моргнул. Тогда он сам расстегнул ремень на моих штанах, пуговицы на поясе и одним рывком сдернул штаны на пол. Затем стянул и трусы. Ремень припечатался к моей жопе. Опять тот же самый резкий звук и та же боль.

— Ты что, решил загнать в гроб свою мать?! — прокричал отец и снова ударил.

И снова хлопок и боль. Но слезы не шли. Глаза мои были непривычно сухи. Я обдумывал способ убийства своего отца. Через пару лет я бы смог просто забить его насмерть, но я хотел отделаться от него уже сейчас. Он — чужак. Просто взял и усыновил меня. Еще удар. Я по-прежнему чувствовал боль, но страх ушел. Ремень терзал мои ягодицы, но ванная комната не исчезала. Я все видел отчетливо. Наверное, отец почувствовал эти изменения во мне, потому что он стал хлестать меня все сильнее и сильнее. Но чем больше он усердствовал, тем меньше это беспокоило меня. Он был жалок и беспомощен в своей ярости. Что-то произошло, и ситуация изменилась в корне. Он остановился, повесил ремень на крючок и, тяжело дыша, пошел к двери. Я обернулся.