Бенуа Дютертр - Любовник № 1, или Путешествие во Францию

На сцене вереница священников в белых стихарях поет куплеты на всех языках: на французском, английском, испанском, немецком, китайском. В толпе горят миллионы глаз, и молодежь всех стран подхватывала куплет: заирские бой-скауты, девушки из Вьетнама, одетые монашками, и просто молодежь — чистенькие обыватели, студенты, футболисты. На некоторых крестики, на других футболки с надписью «Че Гевара». Они размахивают свечами, горящими в ночи перед Нотр-Дам. Иногда пламя дрожит от ветра, но молодежь руками прикрывает тысячи свечей. В конце куплета женщина в длинном сиреневом платье подходит к микрофону, разносится ее голос:

Станешь ли ты жрецом Господа?

Она говорит звучным роковым голосом опытного лидера. Дэвид движется в толпе, а ее голос вопрошает, обращаясь к тысячам молодых христиан:

Will you become a priest of the Lord?

От ее слов дрожит стена, на которой подвешены акустические колонки, стена, возведенная около собора, как во время фестивалей поп-музыки. После чего хор вновь начинает свою молитву новой эпохи. Возвращается неизменный припев с умопомрачительной фразой:

Святый Дух, Святый Боже,Дай нам войти в любовь…

Дэвид усаживается на пристенок, чтобы лучше видеть паломников. Разбросанные по стратегическим точкам полицейские в зеленых футболках (молодые христиане обоего пола), стоят небольшими группами около машин Красного Креста, готовые прийти на помощь, если кому-то станет плохо. Они исполняют свой долг по оказанию первой помощи и поют, направляя движение толпы в нужную сторону. Но им не стоило беспокоиться, поскольку собравшиеся настроены миролюбиво, все как один молятся. Сзади на футболках службы общественной безопасности крупными буквами написано:

ВОЛОНТЕР

И ниже, помельче:

При поддержке супермаркетов «Ошан»

На сцену поднимается священник в белом стихаре. На него направлено пятьдесят прожекторов. Он, как стюардесса, объясняющая правила безопасности, машет руками, чтобы скандировали припев. В глубине эстрады, под средневековыми скульптурами портала, епископы в митрах напоминают трибунал инквизиции. Толпа, накачанная наркотиками, как на фестивале хиппи, ревностно подхватывает:

Дай нам войти в любовь…

Дэвид переходит на другую сторону паперти. Парни с мотоциклами, стоя под деревом, молятся вместе со всеми. Высокий блондин курит сигарету и поет. На белой майке с надписью, рекламирующей презервативы, висит деревянный крест. Рядом стоит брюнет с длинными волосами; из-под его куртки виднеется воротничок служителя культа. Видимо, это семинарист. Прислонившись к своей «ямахе», он наклоняется к третьему парню и что-то шепчет ему на ухо, нежно держа его за руку.

Толпа все поет. Отставив ногу, священник, как какой-нибудь фанат, отбивает ритм. Толпа раскачивается налево, затем направо. Несколько спокойных скинхедов поют вместе со всеми. В наступившей тишине снова раздается голос лидерши, она зачитывает несколько страниц о призвании свыше:

В лоне Церкви я буду любовью…

Блондин с сигаретой, улыбнувшись, говорит спутникам:

— Это из Святой Терезы.

Толпа, прочесываемая лучами прожекторов, подхватывает куплет. Затем по сигналу священника собравшиеся молодые люди одновременно встают, чтобы вдвое громче повторить куплет. Мать баюкает на руках четырехлетнего ребенка. Последователь хиппи с повязкой на голове экзальтированно распевает, размахивая бутылкой кока-колы. Осветители подсвечивают Нотр-Дам розовым, зеленым и голубым светом. Речитатив становится громче. Воодушевленный таким рвением, священник говорит о Деве Марии, после чего сообщает:

— Святой крест года сейчас будет передан будущему центру международных конгрессов, на набережную Бранли.

Дан сигнал к отправлению. Двенадцать молодых священников, спустившись со сцены по лестнице, входят в толпу, потрясая огромным деревянным крестом. Они сияют. Мир больше не существует. Париж больше не существует. Священники, миряне, молодежь пребывают в стране любви, в стране Святой Терезы, в стране умопомрачительной музыки и крупных магазинов «Ошан». Кортеж трогается, священник подходит к микрофону, чтобы жреческим, немного высокомерным голосом уточнить:

— Тем, кто не принимает участия в процессии, предлагается сесть на метро и вернуться домой. RER[13] и метро работают до часа ночи.

Лучи света сопровождают движение креста, который колышется над движущейся толпой, поющей последний куплет, подхваченный вслед за священниками:

Magnificat magnificat![14]

Французы в шортах поют «Магнификат». Мексиканские монахини собирают складные стулья и поют «Магнификат». Хрупкий студент из службы охраны общественного порядка пытается руководить движением и одновременно поет «Магнификат», но никто не выполняет его инструкций. Священник-организатор возвращается к микрофону, чтобы деловым тоном добавить:

— Уточняю: RER заканчивает работу в полночь, а метро в час ночи. Если кто-то из вас потеряется, вы можете встретиться около статуи Карла Великого.

Дэвид решил отдаться течению. Толпа хлынула на мост к левому берегу. Опираясь на свой мотоцикл, семинарист в кожаной куртке продолжал держать за руку своего друга. Но высокий блондин шел за паломниками, рядом с Дэвидом и группой улыбающихся филиппинских монахинь. Задрав вверх безбородое лицо, он пел «Магнификат» и улыбался, глядя на американца. Дэвид тоже улыбнулся ему, и блондин схватил его за руку и потащил в гущу народа. Он был счастлив. Во все горло пропев стихи из Библии, он сильно сжал пальцы своего товарища и, дружелюбно посмотрев на него, провозгласил:

— Жизнь прекрасна, Иисус хранит нас!

Они шли вместе со всеми следом за крестом священного года в сторону Дворца конгрессов. Дэвид, обычно стыдившийся физических контактов, не испытывал никакого стеснения, держа его за руку. Он проворно шел за своим новым товарищем, крестом и короткой стрижкой напоминавшим молодого христианина пятидесятых годов. Они оказались зажатыми среди скаутов и католиков, а потом толпа вынесла их на бульвар Сен-Жермен. Дэвид не знал этих литургических мотивов, но верил в красоту вековых обрядов. Поскольку француз продолжал петь, настойчиво глядя на него, он тоже запел, слегка фальшивя:

— Магнификат, Магнификат.

Но тут же осекся, боясь показаться смешным.

Но француз еще сильнее сжал его руку:

— Ну же, не бойся!

Они по-братски держались за руки под покровительственным взглядом китайского монаха в бифокальных очках. Продолжая двигаться в самой гуще толпы, они на ходу назвали свои имена:

— Меня зовут Арно. Мне двадцать лет, и я решил служить Господу. Я собираюсь поступить в семинарию. А ты?

— Я американец, приехал в Париж на несколько месяцев. Вообще-то меня скорее интересует французское искусство.

— Знаешь, Церковь делает много заказов художникам и скульпторам. Искусство — это другой способ вознестись к Господу.

Пока Арно произносил эти слова, его волосатые ноги, торчавшие из белых шорт, шли по тротуару за крестом священного года. Около станций метро толпа редела, но сотни паломников и монахов продолжали путь до палаточного лагеря, устроенного городскими властями на месте будущего центра конгрессов в связи с проведением Дней христианской молодежи. Прибившиеся к толпе бомжи стреляли сигареты; курящие христиане услужливо отдавали им свои пачки. Арно спросил Дэвида:

— У тебя есть подружка?

— Нет, нет…

— Может быть, у тебя есть друг?

— Тоже нет…

— Знаешь, меня это не смущает. Несмотря на заявления Папы, французская Церковь далеко продвинулась в этом вопросе.

На улицах Ист-Вилидж Дэвид видел много геев, но они его не интересовали. Но в Арно было что-то экзотическое: смесь старого мира и современная горячность. Дэвид допоздна сидел вместе со всеми в большой палатке, где лежал крест. Ничего не понимая, он слушал, как все молились. Когда священник предлагал тему для размышлений, Арно обнимал за плечи американца и склонял к нему голову, чтобы медитировать вместе с ним. Толстые девушки оборачивались и с завистью смотрели на них. После службы блондин немного смутился. Христиане расходились по палаткам, где были приготовлены спальные мешки. Арно извинился:

— Я должен вернуться в монастырь Сент-Бернадет, где я живу вместе с будущими семинаристами.

Он покраснел. Резко оборвав двухчасовое нежное общение, он протянул Дэвиду руку и сказал:

— Пока!

Американец пожал ему руку, немного огорчившись, что их встреча закончилась. Он уже выходил из палатки, когда услышал: