Паскаль Киньяр - Альбуций
— Я не был знаком с тираном. Он бросился искать укрытия в первый попавшийся дом, а меня там не случилось. Что же оставлю я теперь моим детям?
ТИРАНОУБИЙСТВО
TYRANNICIDES
У некоего человека был брат-тиран. Он решил убить его, невзирая на мольбы отца, тщетно склонявшего сына к милосердию. Пробравшись в цитадель, он вонзил меч в горло своего брата. После этого он вытер меч о тогу тирана, замертво упавшего в курульное кресло.
Затем он спустился в город и пришел домой, где застал рыдающего отца. Войдя в свои покои, он увидел, что второй его брат овладевает его женою, повалив ее на ларь. Он убил его, не слушая молений отца, который пытался выгородить младшего сына, оправдывая его порыв красотою женщины и истомою жаркого дня. Убийца отер кровь с меча полою туники своей жены, задранной до самой шеи. Жена молча глядела, как он готовится убить и ее; в глазах ее застыл ужас. Наконец он пронзил ей горло и обтер меч полою шерстяной тоги отца. Отец выгнал его из дома. Сограждане всеобщим голосованием решили воздвигнуть ему статую с надписью: «Освободителю города». Он же пустился в морское плавание.
То были времена пиратских войн. Тираноубийца попал в плен к морским разбойникам. Они назначили сумму выкупа и заставили пленника написать отцу письмо с просьбой заплатить им. Отец прислал ответ, написанный на двойной буксовой табличке, где он прямо и недвусмысленно объявлял пиратам, что заплатит вдвойне, если они аккуратно отрежут своему пленнику обе руки и пришлют их ему в ларце. Пираты же, напротив, тотчас освободили молодого человека, щедро снабдив его золотом. Они предложили ему стать их товарищем. Но он отказался и вернулся в родной город, где его удостоили должных почестей.
Случилось так, что отец впал в нищету. Сын не пожелал содержать его. Тогда отец затеял против него судебный процесс.
— Пускай кормится призраком моих отсеченных рук! — сказал сын. И он велел принести двойную буксовую табличку, которую предводитель пиратов отдал ему, а он сберег. С таблички свисала сломанная печать. Он прочел судьям то, что там было написано: «Duplam dabo pecuniam» (Я выплачу за это двойную сумму). Когда же он дошел до слов «si manus praecideritis» (если вы отсечете ему руки), то даже судью одолели слезы, и он вскричал:
— Свет не видывал столь жестокосердного злодея!
Но отец утихомирил возмущенную толпу, окружившую здание суда, и сказал следующее:
— Duxi uxorem nimium fecundam (Я женился на слишком плодовитой женщине). Из ее чрева вышли на свет трое мужчин — тиран, прелюбодей и братоубийца. О судьи, зачем изливаем мы семя в лоно наших жен!
Сын же воскликнул:
— Ades, pietas. Si sancte vixi, si innocenter, effice ut iste manus meas qui odit desideret! (Внемли мне, добродетель! Если жизнь моя была безгрешной и праведной, сделай так, чтобы человек, возненавидевший мои руки, пожалел о них!)
С этими словами он бросился на отца, простерев руки и собираясь схватить его за горло.
ТИРАНОУБИЙЦА-ПРЕЛЮБОДЕЙ
TYRANNICIDA ADULTER TYRANNI
Некий горожанин тайком пробирается в цитадель тирана. Тихо отворяет дверь спальни. Деревянные ставни на окнах прикрыты. В полумраке он скидывает тунику, сбрасывает сандалии. Член его напряжен. Обнажившись, он подходит к постели и ложится на женщину. Эта женщина — супруга тирана. Слившись в объятии, они ищут наслаждения друг в друге.
Неожиданно входит сам тиран. Увидев любовников, он выхватывает из ножен меч и с грозным криком заносит над ними. Мужчина оборачивается, его живот скользит по животу женщины; он вырывает меч из руки тирана и одним ударом рассекает ему голову надвое. Кровь брызжет на голые тела. Любовник распахивает ставни и громко возвещает городу убийство тирана, собрав у стен цитадели почетных граждан и старейшин. Он требует себе награды, предусмотренной законом «Tyrannicidae praemium» («Убийца тирана должен быть вознагражден»). Магистраты и Отцы колеблются. Они выдвигают следующее возражение:
— Он не убил бы тирана, если бы тот не предоставил ему свою жену. Он не убил бы тирана, если бы тот не предоставил ему оружие.
— Я взял жену, не спрашивая мужа. Я взял оружие, не спрашивая руку, его державшую.
— Этот человек убил тирана, который имел право убить его.
— Судьба республики требовала, чтобы тиран был убит любым способом и любым человеком, пусть даже любовником его жены.
— Он не запасся ни панцирем, ни щитом, более того — он лежал обнаженный, и тело его было скользко от пота женщины, смешавшегося с благовониями и бальзамами, коими она умастила себя.
— Я проник в цитадель безоружным. Когда я вышел оттуда, тиран уже испустил дух.
— Honorabo subitum tyrannicidium, non honorabo fortuitum, non coactum (Я готов почитать того, кто убил тирана, застав его врасплох, но не того, кто убил случайно, поскольку ничего другого не оставалось).
— Меч не принадлежал мне, зато при мне была моя рука, и моя храбрость, и моя сила, и моя хитрость любовника. Quam sollicitus adulter fui ne non deprehenderer! (Обнимая чужую жену, я боялся лишь одного: не быть застигнутым врасплох!)
— Тираноубийство противоречит прелюбодеянию. Тиран выступил защитником добродетели. Рыбы летают. Носороги легки, как цикады. Стекло мягко и податливо, а губки разбиваются вдребезги. Твой член еще не обсох, а ты требуешь для себя статую.
ИСТЯЗУЕМАЯ ЖЕНЩИНА
TORTA A TYRANNO PRO MARITO1
Некую женщину со связанными руками доставляют в цитадель тирана. Ее косы разметались по плечам. Тиран спрашивает, какое смертоубийство затевал против него ее супруг. Она все отрицает. Тиран избивает ее, но она ни в чем не сознается. Он рвет ее за волосы. Женщина хранит молчание. Тиран призывает стражников, велит им раздеть патрицианку догола и принести орудия пытки, шкивы и дыбу. Женщину пытают все утро.
Но она упорно молчит. К ночи они бросают ее, окровавленную, со сбритыми волосами, у подножия крепости. Она спускается в город, прижав руки к истерзанному чреву, к лону, которое ее мучители сделали бесплодным. Подруги приводят женщину в дом, рабыни омывают ее, служанки умащают ее тело, врачи перевязывают изуродованные руки, повара кормят. Возвращается муж. Увидев искалеченное тело супруги, он целует ее руки, обливая их слезами.
Проходит пять лет. Муж требует развода по причине бесплодия своей жены. Патрицианка обращается в суд.
Она обвиняет мужа в неблагодарности.
— Ради тебя я отдала свое чрево не любовнику, а клещам палача, не твоим ласкам, а огню. Видел ли кто-нибудь, чтобы клещи порождали детей?!
— Мое имя канет в небытие. Чем оправдаюсь я перед своими предками? Они отвернутся от меня, сказав: «Имя, которое мы тебе дали, ты отбросил, как пустой стручок. Долгие годы оно победно звенело в устах римлян. Но бесплотное имя, лишенное живой крови, рук, лица, стоит не дороже пустой фисташковой скорлупки в роще на острове Эгина».
— Палачи подступили ко мне, на их лицах была написана свирепая решимость. Они схватили меня за плечи, за ноги. Но я не назвала место, где ты скрывался.
— Ты неплодна.
— Я неболтлива.
— Ты спасла отечество, но не спасла свою семью. Ты меня спасла. Но ты не продолжишь меня в наших детях.
— В правление тирана все матроны нашего города сетовали на свою плодовитость. Я сочла, что лучше спасти твою жизнь, чем наслаждаться семейным счастьем.
— Я сам убил тирана. Твое молчание позволило мне свершить это деяние. Но его поразила моя рука.
— А мое чрево было истерзано палачами. И это на мои груди сыпались их удары. И это мои плечи были изорваны раскаленными щипцами. И это мои пальцы были сожжены горящими углями. И это мои губы ни разу не раскрылись, чтобы заговорить.
— Но где же детский щебет, где теплые чумазые ручонки моих сыновей, где их веселые крики на улице?
— Твоя супруга, живая и любящая, прекраснее, чем наследник.
— Моя супруга постарела. Она уже ни на что не годна. Ее плохо заштопали.
— Когда меня поднимали на дыбу, тиран вопил: «Fac jam ne viro placeat matrix!» (Постарайся, чтобы ее муж никогда больше не захотел сделать ее матерью!)
— Твое терпение превзошло терпение Пенелопы. Но Пенелопа родила Телемаха.
— Ты принадлежишь мне больше, чем если бы я родила тебя. Ты убил тирана. Ты осыпан почестями. Берегись, как бы развод не погубил твое будущее. Благодаря мне ты можешь надеяться на высшие городские должности. А я так слаба и беспомощна, что почти уподобляюсь твоему ребенку. Я — твоя избирательная афиша.
Глава восемнадцатая
ИНОЗЕМНЫЙ КУПЕЦ И БЕССТЫДНАЯ ЖРИЦА
В 24 году, а точнее, весною 24 года, после прибытия посольства индийских раджей, Альбуций ехал по фламинской дороге, ведущей через Этрурию и Умбрию в Римини. Он вез с собою салатницу из черного дуба, лампы, натюрморты. Я начинаю безудержно фантазировать. Он любил натюрморты, особенно составленные из фруктовой кожуры и рыбьих костей и особенно написанные Перейком. Любил лампы, наполненные душистым оливковым маслом, с рожком, откуда торчал хлопковый фитиль. Попав в темноту, такая лампа не разгоняла темноту. Она давала лишь намек на свет — не для того, чтобы освещать, а чтобы не заплутаться во мраке. Чтобы не завопить от ужаса в ночном безлюдье. Альбуций Сил коллекционировал только красные лампы. Крохотный маслянистый огонек во тьме делал их еще краснее.
